Когда отряд из семерых уставших пришельцев проходил через покосившиеся ворота, со стороны озера послышался странный, протяжный звон. Несколько прохожих и торговцев с тревогой взглянули в том направлении, а затем недоверчиво воззрились на входящих. Однако при виде шести человек, несших увечного, и сопровождавшей их девушки (коня, на всякий случай, оставили за городом), беспокойство сменилось недоумением. Как могли эти люди, пусть и вооруженные, представлять угрозу для города — а ведь, наверное, о ней мог оповещать этот звенящий звук? — так конунг перевел для себя эти красноречивые взгляды.
— Эй, послушай! — обратился он к одному из торговцев. — Где-нибудь здесь можно найти кров для ночлега?
— Меня зовут Тибица, — сказал широколицый торговец. — За серебряную монету я дам тебе ключ от избы, в которой можно поселиться.
Князь отыскал в поясе монету и отдал его Тибице, получив взамен большой, ржавый ключ незамысловатой формы.
— Не нужно ли вам чего-нибудь еще? — полюбопытствовал торговец немного смягчаясь. — Издалека ли приехали?
— Корабль у нас разбился… — уклончиво отвечал Бор. — А что это за звон слышали мы, когда входили?
— Так то подала голос наша чудом обретенная медная богиня Дьес Эмэгэт! Своей звенящей речью она предупреждает нас об опасностях, возвещает свою волю.
— Она где-то на берегу, эта чудесная богиня?
— Да, она в своем капище на скале, за городской стеной, неподалеку от пристани.
— Отчего же зовется она чудом обретенной?
— Она прибыла к нам из дальних стран, это было давно, наверное, сотни две лет тому назад… Ее пляска ужасает, голос — завораживает…
— Ты не знаешь, кто может полечить раздробленную руку моему человеку?
— У капища есть искусный врачеватель, пойдите туда, может, он поможет вам.
— Хорошо, спасибо тебе за совет.
Развернувшись, они вышли за пределы города, увидав на берегу покатую скалу, на которую прежде не обратили внимания. На верх ее вела сбитая в старину из прочных бревен и толстых досок деревянная лестница. На вершине виднелся деревянный сруб, сквозь широкие проемы в котором что-то ярко блестело на солнце.
Озерный конунг и Гунн взошли по скрипучей лестнице наверх. Здесь уже можно было увидеть, что в срубе под навесом висит блестящий ярко-желтый конус, высотой с маленького ребенка. В верхней его части выделялось ясное, грубо сделанное изображение женского лица. Вдруг когда пришедшие остановились перед срубом, синие искры побежали по бокам богини. Конус качнулся — раз, другой — и раздался сильный звенящий удар, второй, третий… «Дон-н! Дон-н! Дон-н-н!» — подпрыгивала богиня, искрясь.
Вначале ошеломленные гости вскоре опомнились, и, прикрывая уши, Гунн прокричал:
— Она похожа на колокольчики, которые иногда привозят торговцы с юга! Но только такого большого, громкоголосого я никогда еще не видел!
Внезапно, как и начал, колокол богини успокоился, затих, но звон еще стоял в ушах дингардцев. Вдруг из-за сруба перед ними появился волхв в лохматой шубе кудесника.
— Чужим не дозволено приближаться к богине Дьес Эмэгэт! Как видно, вы вызвали ее гнев, пришлые, и она возвестила об этом! — сказал он скрипучим голосом. — Конечно, вас немного и вы не можете угрожать ей, но если не уйдете, будете отданы ей в жертву. И станете служить вот так. — Он жестом поманил их за собой, спустившись впереди дингардцев по нескольким ступеням в выбитое в глубине скалы святилище.
Здесь при свете масляной плошки видны были каменные скамьи вдоль стен, на самой дальней лежали черепа, некоторые из них были превращены в чаши для жертвенных возлияний, по краю украшенные золотом. Палец кудесника указал туда.
— Откуда здесь золото? — спокойно удивился князь.
— А ты разве не знал, предводитель чужаков, что в древности тут были золотые рудники Поозерья? — спросил кудесник, делая знак возвратиться наверх из холодного склепа. — Один из древних конунгов Озерного Края велел сделать себе корону из золота, которая затем была наделена волшебной силой прозрения сути… — При этих словах Бор почувствовал, что венец у него за пазухой просто светится сквозь одежду.
— А давно ли стоит город? — перевел он разговор в безопасное направление.
— Его заложили древние жители Харвада. Но потом сюда пришли другие люди, они добывали золото, однако после великой битвы на юге и они пропали… Правда, рудники, говорят, истощились к тому времени… Теперь же здесь живет праведный народ, поклоняющийся Дьес Эмэгэт! А вам, чужаки, лучше уйти поскорее.
— Мы взяли жилище и хотели бы, чтобы немного подлечился наш человек, у которого раздроблено плечо, — сказал князь, невзначай кладя руку на меч.
— Я велю нашему врачевателю заняться им — это там, внизу, у основания святой скалы. Вы можете переночевать не выходя никуда из жилища, и уйдете завтра, — ответил кудесник.
Сверху Бор увидал пристань и с некоторым удивлением отметил, что амбары складов подле нее, запертые на пудовые замки, были единственными новыми и исправными на вид строениями в городе — но ни ладей, ни людей поблизости от них не приметил.
Спустившись вниз, они свели Айсата в избушку, притулившуюся к скале. Там сидел нечесаный, лохматый врачеватель кудесников. Он пощупал пальцами раздробленные кости следопыта, наложил лубок, пробормотав какие-то слова, и, покачав головой, отправил их восвояси. Вряд ли можно было надеяться, что рука когда-нибудь сможет действовать как прежде.
Идя обратно к городским воротам, Бор обратил внимание на утоптанную торную дорогу. Судя по ее состоянию, ей пользовались достаточно часто.
— Послушай, Тибица, что это за дорога идет на северо-запад? — не преминул спросить князь, проходя мимо прилавка торговца.
— Это дорога в горы Тундар, — ответил тот.
— Я смотрю, туда частенько ездят?
— Да ездят… — Чувствовалось, что Тибица чем-то обеспокоился и больше говорить об этом не хочет. Бор не настаивал.
Дом оказался покосившимся срубом полуврытым в землю, возле самой городской стены, со слепыми волоковыми окошками, — словом, жилье, подходящее для северных краев, где зимой бесчинствуют буйные дети Войпеля. Внутри была пыль, прель, запустение, на земляном полу стояла вдоль стены единственная скамья, на которую положили Айсата.
— Надо в город за припасами сходить, ведь завтра нас вынуждают уходить. Вы двое оставайтесь с Айсатом, — велел князь двум дружинникам, — а мы вместе с Гунном, Турном (так звали одного из воинов) и Нюбюи походим по Войкару, прикупим чего-нибудь в дорогу, да и разузнаем про дальнейший путь.
В Войкаре царила мрачная атмосфера подавленности и угрюмой покорности судьбе. С одной стороны, город не пришел в запустение от малолюдности, как Изкар; с другой — он не был ухожен, подобно остальным многолюдным городкам. На каждом из жителей лежала печать безразличия к окружающей жизни, неприспособленности к основательному быту: все делалось спустя рукава, лишь бы как.
На торгу Бор, подозрения которого возбудил изобиловавший намеками разговор с кудесником богини Дьес Эмэгэт, обратил внимание на человека в летней малице. Идя, казалось, бесцельно, тот все время следовал за ними. Поэтому на обратном пути конунг пропустил товарищей вперед, а сам спрятался за большой кадкой для рыбы. Осторожный преследователь, крутя головой, проходил мимо нескольких рыбных бочек, когда мощная рука неожиданно высунулась из-за одной из них, сграбастала его за шиворот и молниеносно утянула в укромный закуток.
— Ты что подглядываешь? — грозно спросил князь онемевшего от ужаса человека.
— Я… я… Мне велели следить за богатырем… чужаком… у него должна быть ценная вещь, называемая Венец прозрения… Мне приказали похитить ее, если удастся…
«Значит, про корону Грома они знают. Кто это — „они“? Впрочем, ясно», — подумал Бор, не отпуская схваченного.
— Что ты можешь рассказать мне такого, что перевесило бы тяжесть этого ножа в моей руке? — спросил он затрясшегося от страха человека, показывая ему сапожное лезвие.