К вечеру, когда стылый сырой холод накатил с озера на городок рыбаков и лесных добытчиков, в деревянной пиршественной палате было тепло. Усадив озерного конунга за широкий стол вместе с дружиной и пришедшими на пир беличьегородцами, Сюзь наполнил рога пьяным пивом и спросил дингардского предводителя:
— Ну, витязь, какая такая судьба увела тебя далеце от родимого дома?
— Отыскиваем мы могущественные талисманы, утерянные в старину! — отвечал Бор, поднимая рог за здравие беличьегородцев. — Для борьбы с колдовством, что расползается по Поозерью, точно навозная жижа. Все охватила засуха, почти в каждом городе на людей нападает еще и порча: в Шурышкаре — коварство, в Изкаре — попустительство ведьмовству, в Вежа-Каре — жертвы неповинных людей во славу смертебогов…
— Ну, про ожуоласов-то темные слухи и раньше ходили, что недобрые они соседи, хотя и не такое, конецьно, цто они сотвориць собралися… Ну, кто у темного места живет, сам темный станет… — Сюзь поскреб затылок. — А про талисманы древние и мы, однако, слыхивали. Скажу вот цто: с полудня на восход от наших мест есть большое такое поле с курганами, а дальше — валы древние, никто уж и не скажет, когда и против кого они были насыпаны… Мы зовем их Рароговы, далеко тянутся они, почти до самых гор Харвад на востоке. Есть предание о том, что в былые времена, когда еще не было Хоровода Сейдов на Йемсалу, огненный змей Рарог выжег леса и проложил их, вспахав землю когтями… А на курганном поле том была в старину битва с древними народами… Эх, запамятовал! Как там было, скажи-ка нам Кырныш? Это внук мой, охотник он.
— Сейчас, сейчас! — опрокинул в рот остатки недопитого рога темноволосый молодой беличьегородец в расшитой охотничьей безрукавке. Вытерев усы, он поднялся и, откашлявшись, начал нараспев говорить лесное сказание: — … Это были всадники из далекой степной страны Этелькуза, лежащей на полдень и восход, темноволосые, вооруженные кривыми мечами. Они хотели овладеть Озерным Краем и поработить его жителей, и выжечь его бескрайние леса для своих пастбищ… Но навстречу им встали все племена — каждое выставило свою дружину; возглавили войско конунг Даларн и мудрый волхв Дану…
Чужаки увидели, что леса суровы, а люди Аб Дор крепче камня. Они попытались обмануть вождей, а затем — напугать их. У них было зеркало, изготовленное мастерами с далекого востока. Оно искажало истину и призывало силы из Страны вечной тьмы. Однако поозерное войско находилось под защитой волшебного знамени богини Прии, у Даларна на челе сверкала корона Грома, подобно молнии озаряющая суть вещей, а в руке Дану был поднят посох Юмбела, обладающий великой мощью…
Началась битва! Сражение было кровопролитным, в нем пали и Даларн, и вождь людей Этелькузы. Первого из них похоронили в кургане на поле брани вместе с любимым его конем. А вершину кургана насыпали из шлака походной кузни, чтобы навсегда она осталась бесплодна и обозначала горе осиротевших воинов. А второго взяли с собой его отступившие люди и похоронили где-то далеко на востоке…
Остался Дану один и решил положить после этого крепкую заставу на главном удобном пути с юга — через волок Иктыль. И там он находился, когда с полудня пришли люди в железных панцирях, сражавшиеся строем. Дану решил сам остановить их, и некому было противостоять уже самонадеянности волхва, он обратил посох Юмбела, призывая темные силы свартен, дабы устрашением и ужасом разогнать пришельцев.
Но, к несчастью его, у предводителя их был меч, выкованный для битв в полутени. Говорят, волшебница на одном из далеких полуденных островов создала его и хранился он там как святыня, пока не пробил час и не взял его в руки этот человек в пернатом шлеме. Воспользовавшись мечом, он обратил свартен в бегство, и они, убегая, поразили Дану. Посох же был унесен его бежавшими помощниками. А пришельцы основали каменный город Изкар, который стоит и ныне… И еще говорят, — не все свартен, вызванные тогда, ушли из нашего мира…
— Так значит, этот меч, которым я победил ведьм в Изкаре, принадлежал вначале его основателям? И им они успешно сразились с мощью посоха Юмбела? — удивился Бор. — Но отчего посох обратился к тьме, и как им удалось победить — говорит ли об этом предание?
— Говорят, посох был создан раньше светлого знамени Прии, и оттого не различал он одну и другую стороны волшебства, но, беря темную сторону, терял половину силы… — ответил Кырныш.
— Хорошее предание! — сказал Бор. — И половину его я уже слышал, но здесь оно сохранилось полнее. Интересно, почему? Быть может, следуя его нити, мы сумеем отыскать талисманы…
Утром, когда князь объявил своим людям, что они пойдут вверх по Рыбне, к Иктылю, подошел Сюзь.
— Беспокоюсь я: уже неделю, не меньше, как должны были появицця торговые корабли церез волок, да все нету их. Узнай, витязь, цто могло их задержать? Я тебе в проводники Кырныша даю — он и охотник, и сказания знает. Сам с тобою давеце просился.
— Ладно, разузнаю, — отвечал князь. — А за Кырныша спасибо, приглянулся он мне.
Затем на ладью пришла Нюбюи, с узлом на палке.
— Прошу тебя, Бор, возьми меня с собой! Сирота я, оттого и пошла с рыбаками как стряпуха. А теперь, спасшись от жертвенной участи, выйдя живою из стылого мира, я и вовсе буду никому не мила. Мне нечего здесь оставлять, братишку я пристрою к дальней родне, а потому прошу — возьми меня. Буду вам готовить, помогать ставить парус… — своими синими глазами упрашивала она князя.
— Хорошо, я должен только спросить свою дружину, — поспешно отворачиваясь, чтобы не утонуть в этих глазах-озерах, отвечал конунг. — Эй, други, послушайте! — обратился он к своим гребцам. — Возьмем ли мы на корабль ради стряпни девушку Нюбюи, спасенную нами и не имеющую родных?
— Если угодна она твоему сердцу, озерный конунг Бор, то мы согласны на это, хотя тяжело, может быть, будет сберечь ее во время схватки с врагом.
— Я сама стану рядом с вами и буду помогать! — отвечала отважная девушка.
— Хорошо, так тому и быть! — решил князь.
Оттолкнувшись от берега, корабль двинулся вверх по течению.
Река Рыбна оправдывала название. Язь, сиг и даже форель серебристыми молниями мелькали в ее прозрачной воде, и ловить их было не очень трудно. Недаром беличьегородцы славились как прирожденные рыбаки, хотя городок вырос вокруг мехового торжища. Чем дальше они двигались, тем больше берез стояло по берегам, оттесняя хвойные деревья, и чаще встречались выступающие на склонах каменные глыбы и скалы. Так прошел весь день.
Однако наутро обмелевшая река закончилась гораздо раньше, чем ожидалось. За излучиной, где Рыбну напаивали сильные родники, по дну каменистого русла струился пересыхающий ручей.
— В былые-то годы, по верховьям до самого волока можно было взойти, а нынче — гляди-ка! — воскликнул Кырныш, почесывая затылок.
— Стало быть, нам к волоку пешком идти, — сказал Бор, вылезая из ладьи. — Пятеро со мной, остальные здесь, ждите у корабля. Далеко до волока, Кырныш?
— Отсюда — верст десять, наверное, будет.
Само название Иктыль значило «Древний речной волок». Долго они шли по подсохшему руслу вдоль ручья, до того места, где начинался проложенный еще в древние времена желоб, пересекавший невысокий водораздел.
Бор обратил внимание, что скалы и камни, окружающие волок, в некоторых местах точно оплавлены молнией, некогда ударявшей в них. Не одна гроза должна была свирепо бушевать над этим местом в ту пору, чтобы оставить столько отметин небесного огня…
— Мне кажется, именно здесь происходила та колдовская битва, о которой упоминает легенда… — сказал он Кырнышу. — Но хорошо бы найти место заставы волхва Дану, и тогда, быть может, отыщутся следы посоха Юмбела…
Между глыб, образовывавших нечто вроде котловинки, стояла покосившаяся изба с пристроенной конюшней. Однако людей поблизости видно не было.
— Где же волоковщики? — удивлялся Кырныш. — Тут всегда не меньше десятка молодцев стояло с тяглыми конями. И изба давно не чинена.