— Был уже молодец, вроде тебя — и с этим кольцом на пальце, — шипела-шептала старуха. — Сгнил на острове, да? Не спасло его кольцо Инмара… И тебя не спасет… Иди сюда, касатик… Слапп, слапп, типп… — бормотала она хускарлские заклятья-слова.

Бор почувствовал, что ноги его стали точно чужие, и помимо воли ступают вперед.

— Кло — «Коготь», — так меня мои сестры зовут, Вом — «Утроба», и Даие — «Смерть». А у меня и вправду коготок есть! — захихикала она, выпрастывая из-под платья другую руку, на которой сверкал длинный, острый металлический коготь, изогнутый как серп.

— Клейве-клатт, колоть-латать — чем себя мне занимать… — оставался один шаг. Коготь поднялся, невозможно было оторвать взгляда от его сверкающего, как золотая игла, кончика.

Но тут Бор титаническим усилием воли разорвал сверкающую, слепящую паутину, окутавшую, отуманившую сознание, наплетенную волшебной прялкой.

— Ты так?! — взревел он. Меч вылетел из ножен и ударил по блестящему когтю, срезав его начисто. Затем он обрушился на колдовскую прялку и разнес ее в куски.

— Стой, милок! — Глаза обезоруженной ведьмы блеснули еще ярче. — Не уйти тебе от рока! — Она молниеносно загородилась прозрачной паутиной, от которой со звоном отскочил меч.

— Лабб, Лапка! Биккье, собачка, куси, куси! — позвала она.

Из неприметного прохода в стене просочилось в комнату странное, кошмарное существо, ростом с годовалого теленка, с тяжелой головой и вывороченными мощными лапами, украшенными длинными когтями. И разинув зубастую пасть, это создание с невероятной быстротой набросилось на конунга.

Он не растерялся, махнул острым мечом, и одна из лап была отхвачена почти напрочь. С шипением, напоминающим звук пара, вырывающегося из плотно закрытого котла, зверь отпрянул. Конунг махнул еще раз, но меч был неожиданно выбит у него из руки неуловимо быстрым и чудовищным по силе ударом уцелевшей лапы. И не успел поразиться Бор невероятной живучести зверя, как пришлось спасаться от яростных бросков окровавленного чудовища. Меч закатился в угол. Он хотел схватить топор Гунна, но тот валялся у самого порога. Оставалось умереть с честью.

Внезапно краем глаза он заметил висящий на стене ржавый меч, судя по его виду, оставшийся тут еще со времени прежних «хозяев» замка — хускарлов. Совершив невероятный прыжок, он молнией сорвал со стены заржавленное оружие, оказавшееся тупым, зазубренным и очень тяжелым. Гибкий зверь метнулся, наклонив голову к горлу князя, и тот инстинктивно ударил острием, хотя собрался использовать тупое оружие как палицу. Меч точно сквозь масло прошел через конвульсивно содрогающееся тело чудовища. С ужасным воплем-стоном это невероятно мускулистое туловище рухнуло наземь в предсмертных корчах. Вырвав меч, Бор ринулся к укрытой за блестящей паутиной колдунье и с размаху ударил точно копьем: меч прошел паутину, будто ее и не было, и пронзил колдунью.

— A-а! Будь ты проклят! — завопила она, и тотчас ее плоть стала распадаться, и обнажившиеся кости скелета, к ужасу Бора, посыпались наземь. Видно, заклятие времени лежало на ведьме, быть может, еще со времен правления хускарлов, но ржавый меч разбил его.

Бору послышались жуткие крики и вой в проходе, из темноты которого вынырнула страшная «собачка» ведьмы. Тяжелая каменная дверь, скользившая в желобе, оставалась явно со времен более ранних, чем безыскусное зодчество хускарлских «мастеров». Бор налег на плиту, и со скрежетом она задвинулась до конца, не оставив даже щели. Внезапно он почувствовал, как с противоположной стороны на нее давит чудовищная сила, еще секунда — и даже ему не удержать эту дверь. Неминуемая, грозная опасность чувствовалась там, за камнем, и казалось вот-вот она ворвется в распахнувшийся проход.

Но тут глаз его зацепился за маленькую ямку в середине двери, с полустершимся обратным изображением руны «Турс» в глубине. Помимо воли его рука, на которой был перстень, поднялась и вложила печатку, на которой был знак той же руны, в эту выемку. Раздался отвратительный протяжный скрежет, точно пришли в движение огромные, веками несмазанные засовы, и содрогнувшаяся под давлением извне плита замерла, словно от века была лишь частью древнего монолитного фундамента.

— Через этот проход в углу ведьмы приходили сюда! — воскликнул князь. — Но откуда?

Потрепав Гунна по щекам, он привел его в чувства. Приподнявшись, тот выпучил глаза при виде туши невиданного зверя. Последнее, что он помнил, была старуха, и удивился, узнав что от нее остались одни кости.

— Что это у тебя? — вдруг обратил внимание Гунн на ржавый, окровавленный меч, который конунг еще держал в руках, сунув свой клинок в ножны.

— Этот меч, тупой и ржавый, я сорвал со стены, когда оказался обезоружен, — ответил Бор. — Но мне казалось, я резал бритвой, а не мечом: он точно холстину рассек неодолимую колдовскую защиту ведьмы…

— Когда я был совсем юным воином, как-то у костра я слыхивал предание о ржавом мече… — сказал бывалый боец. — Он был негоден в обычной схватке, так как предназначался для битв с колдовством, и выглядел как и надлежало оружию потустороннего мира смерти, распада и тлена. Я думаю, ты держишь его в руках.

Они вышли наружу. Царила тишина и ночь. Обойдя кругом развалины, Бор не нашел более ничего и никого, и они стали спускаться с холма.

Каст был изумлен появлением конунга среди ночи, и к тому же со ржавым древним мечом под мышкой.

— Я убил ведьму Кло и ее свартен — «биккье» и запечатал кольцом потайной ход, которым они являлись в развалины, — сказал Бор.

— Это хорошо, значит они не смогут уже незамеченными попадать туда. Где нет тайны — нет и власти. Но существует легенда о том, что первостроителями Изкара был проложен подземный ход, по которому можно было попадать из святилища Инмара в сторожевую башню на Лысой горе…

— Ах вот оно что! Так вот как ведьмы могли проникать в город незамеченными! Тогда быстрее в святилище! — Конунг вспомнил как днем в храме почудился ему давящий взгляд. — Ночью оно охраняется?

— Нет, туда побаиваются ходить в ночные часы, хотя это объясняют благовидным преданием о ночном отдыхе божества… Но что это за меч у тебя? — с любопытством он глядел на тяжелый ржавый клинок.

— Я взял его в древней башне, и с его помощью убил ведьму. Гунн сказал мне, что он предназначен для борьбы в схватке с колдовством.

— Я слышал, что такой меч имел то ли вождь хускарлов, то ли был взят им из сокровищницы города…

— Двое идут с нами, — приказал Бор своим людям, остававшимся у Каста. — Возьмите факелы, будете светить.

Ночными улицами они торопливо зашагали к центру города, где пустынная площадь окружала полуразрушенное святилище. Факелы разорвали тьму, царившую внутри, и храм не казался Бору столь ветхим, как при дневном свете.

— Где же может быть потайной ход? — ругался он сквозь зубы, оглядывая пыльные углы, в которых ничто не могло бы скрыться.

— Может быть, он за жертвенником? — предположил Гунн. Они вдвоем заглянули в тень, отбрасываемую назад статуей прекрасного юноши в трепещущем свете факелов. И действительно, тотчас увидали таившуюся там широкую расщелину между камней, откуда на них пахнуло сыростью и тленом. В ту же секунду послышался скрежет, плита раздвинулась и проход стал шире. Нечто полупрозрачное, светящееся голубоватым сиянием, вышло оттуда и нежным женским голосом прошептало:

— Я Дайе, «Смерть»… Подчинись мне… Отдайся мне… — Ледяные пальцы ее касались тела и, казалось, замораживали его, вынимали из него душу. Бор почувствовал, как ледяная рука тянет ржавый меч у него из-за пояса.

— Э, нет! — Его рык взорвал тишину ловушки. Вцепившись толстыми пальцами в гарду ржавого клинка, он выхватил его и попытался обернуть против туманной фигуры. Но встреченное им сопротивление было невероятно, и лишь чудовищным усилием мышц одолел он его и вогнал древний меч в плечо полупризрака. Вопль неистово прозвучал под сводами храма; казалось, полыхнуло пламя, и струя крови хлынула на землю из туманного создания, расплываясь на плитах пола лужицей зловонной жидкости. Навь, или ведьма, кто бы это ни был, — исчезла в темноте прохода.