— Я никуда не пойду! Авось лето будет дождливым, и жизнь станет прежней, — не сдавался молодой вождь, — неведомо куда свое племя не поведу. Вот мой весь сказ. Есть ли такие места, где всего в достатке, али их нет, неведомо. А тут все само вернется.

Зольц поправил на шее ожерелье из львиных клыков, погремел ими, что означало — «решение им принято окончательно и обсуждению не подлежит». Со скучающим видом он направился к кустам, откуда вышли несколько человек с длинными пиками, большими луками за спиной и увесистыми палицами, притороченными к кожаному поясу. Охранники встали с двух сторон вождя, и процессия неспешно двинулась в сторону становища зольцев.

Уольц разгладил усы, потеребил двумя руками взлохмаченную голову, поправил пальцами бороду, вздохнул.

— Ну ладно, пущай Зольц остается. Я, пожалуй, уйду с тобой, — сказал он, — не верится, чтобы тут вскорости что-то изменилось к доброму. Но вместе нам идти нельзя, не сможем мы прокормить соплеменников в пути, слишком нас много.

— Твоя правда, — ответил Нольц, — пойдем разными путями, хотя так опаснее.

— Когда выступим?

Вождь нольцев поднял прутик и обоюдоострым кремневым ножом сделал на нем три надреза.

Собеседники знали из рассказов старожилов, что в былые времена ольцы вели кочевой образ жизни. Потому им было известно о существовании одного моря по левую руку, если смотреть туда, куда летят птицы весной, впереди очень высокие горы, а правее тоже море. Вожди тут же договорились, Нольц со своим многочисленным племенем двинется в сторону левой руки. Путь его пойдет через лисье урочище и далее мимо черных скал до берега моря. Уольц выразил намерение идти по правую руку мимо черных скал и бездонной гиблой трясины, выйти к своему морю. Ни у того, ни у другого не возникло желания двинуться напрямую через горы.

Жили ольцы недалеко друг от друга, но встречались редко. Если такое случалось, дружеские улыбки помогали решать самые сложные вопросы, согревали лучше всякой шкуры и горячего костра. Теперь их пути расходились. Ни тех, ни других не радовало, что в скором времени все предыдущее бытие пойдет прахом, дороги жизни, по которым шли рука об руку, разойдутся раз и навсегда.

Казалось бы, готовиться к длительному переселению пещерным людям дело не сложное. Жилье, крупные плоские камни, в углублении которых кипятили воду и варили мясо, с собой не возьмешь, а шкура, одежда, оружие, да домашняя утварь всегда под рукой. Но когда Нольц объявил о выступлении в поход с восходом солнца через три дня, в племени началась суматоха.

Матери с детьми на руках готовили из шкур животных ремни-помочи для переноски малышей за спиной. Бездетные женщины точили каменные ножи для резки мяса и разделки туш животных, заостряли костяные проколы, иглы, наматывали клубки нитей из сухожилий и тонких сыромятных шнуров, шили кожаные сумки для переноски продуктов и воды, ремонтировали охотникам короткие летние штаны. Пожилые мужчины готовили из оленьих жил переметы и сети для ловли рыбы, силки из тонких сухожилий для ловли птиц. Огнезажигатели в группах складывали в водонепроницаемые сумки куски кремня и железного колчедана, готовили трута необходимые при получении огня от искры.

Мужчины и юноши усердно помогали каменщикам запасаться впрок заготовками наконечников для пик и стрел, боевых топоров и кинжалов. Много помощников трудилось с лучниками. Они ходили по рощам, кустарникам, отыскивали подходящий материал для луков и стрел.

— Сколько нужно наделать стрел? — спросил у вождя старший лучник по прозвищу Луч.

— Сколько сможем унести, — ответил Нольц.

По приказу вождя луками вооружались все мужчины и юноши, умеющие ими пользоваться. Детям поручалось нести запасные стрелы. Охотники и охранники вооружились, кроме луков, пиками с обоюдоострыми каменными наконечниками, имели в группах по три каменных топора с удлиненными рукоятками.

Молнией промелькнул определенный вождем срок подготовки к походу. В назначенный день племя нольцев было в готовности сняться с веками обжитого места. Словно на прощание первые лучи весеннего солнца окрасили в мягкие розовые тона округу, затих ветер, замолкли голоса птиц. А люди, не замечая земных красот и притихшей природы, беспокойно метались от землянки к землянке. Потом беготня разом прекратилась, соплеменники сгрудились перед входом в жилище вождя. Едва огромный диск дневного светила оторвался от горизонта, к подданным вышел Нольц. За его спиной разместился лук из тонких оленьих рогов, на ремне через плечо висел колчан полный стрел, в руках держал пику с отполированным до блеска древком из черного эбена. Позади вождя стояли его жена Люа, дочь Ниа и трое сыновей: Селон, Димор с женами Отой и Летой, младший сын Данц. Вся семья была одета в короткие штаны и легкие накидки из пятнистой шкуры леопарда, на ногах поршни из сыромятной кожи. Мужчины имели такое же вооружение, что и отец. Их головы прикрывали кожаные шлемы, перехваченные тонкими ремешками через лоб, русые волосы локонами падали на плечи, у женщин они опускались до пояса.

Вождь встал на колени и поцеловал землю. Соплеменники подобным образом попрощались с родными склонами Ольцы. Когда люди неспешно поднялись, на коленях остался стоять лишь заклинатель, прорицатель и врачеватель Лек. Он простер руки к солнцу, начал просить небесное светило о помощи племени в преодолении трудностей переселения, умерших сородичей простить, что покинули их. Прибежал посыльный от Уольца с сообщением, его сородичи готовы к выступлению. Вожди договорились идти через лесостепь вместе, а разойтись после ее прохождения.

— Так будет безопаснее, — убеждал Уольц.

С тяжелым сердцем Нольц отдал распоряжение на построение походной колонны. Впереди с десятью лучниками стоял старший группы охотников Селон, с тыльной стороны и обоих флангов в полной боевой готовности расположилась группа охранников Димора. Объединенная команда остальных мужчин составляла резерв под командованием Данца. Сам Нольц с женщинами и детьми разместился в центре.

Вождь взмахом руки подал сигнал начать движение, и нольцы бодрым шагом запылили босыми ногами прочь от родного становища. Кожаная обувь на сыромятных шнурках висела у мужчин на шее, женщины несли ее за спиной. Люди то и дело оборачивались, бросали прощальный взгляд на покинутые места. Постепенно редкие кусты образовали как бы единую стену, и пещеры исчезли из виду.

Солнце начало припекать спину, прежде чем нольцы увидели широкую поляну и бегающих людей племени уольцев. Там вскоре послышались отдельные резкие голоса и суета начала затихать. Потом переселенцы дружно улеглись с распростертыми руками на землю, как бы пытаясь обнять родную стоянку. Последним вышел из землянки высокий юноша. Это был старший сын вождя Бор. Он проворно взобрался на столб, снял забытую в спешке волчью шкуру — символ власти вождя племени. В благодарность отец потормошил на его голове светлые волосы.

Не дожидаясь, когда уольцы смогут выступить в поход, Нольц повел племя в сторону едва различимого на горизонте темного леса.

Уольц заранее не продумал порядок построения колонны, потому лишь в ходе движения начал выстраивать ее так, как это сделали соседи. Но и после этого люди не перестали перемещаться с места на место, останавливались, смотрели на покинутые теплые землянки, где были нипочем ни дождь, ни ветер, ни лютый зверь.

К середине дня переселенцы начали свыкаться с мыслью, что в их жизни случилось невозвратное, растревоженные сердца постепенно успокаивались, взоры чаще и чаще обращались на окрестный вид. Нольцы в тех местах не охотились, потому многое виделось впервые. Они с восторгом разглядывали кусты вечнозеленой душистой азалии с распускающимися бутонами цветов, крупные манговые деревья, небольшие финиковые пальмы. На одной из них сидела стая длинноруких светло-коричневых гиббонов. Обезьяны рядком расселись на ветках, начали петь. На высокой ноте они звонко и мелодично выводили свое «гу-гу-гу», переходили на «аф-аф-аф», останавливали пение, прислушивались, вытягивали вперед мордочки, как бы вопрошали: «Ну как?». Затем вновь возобновляли прерванную мелодию.