Этим днем нольцы начали неторопливое движение в обычное время. Но едва дозорные поднялись по склону балки, оглядели впереди степь, тут же подали сигнал тревоги. В сторону колонны, опустив голову к земле, мчался громадный бык. Вождь подал команду разбежаться в разные стороны, освободить зверю дорогу. Предпринять что-либо другое не было времени.

Бык не заставил себя ждать. С кровавой пеной на губах и выпученными, будто безжизненными глазами, зверь быстро приближался к лощине. С торчащими в боку толстыми палками, из-под которых обильно сочилась кровь, он пробежал мимо оторопевших переселенцев, но внезапно споткнулся, вскочил, на косогоре вновь упал и уже не поднялся.

Вождь приказал никому из лощины не выходить, разделать тушу погибшего животного.

— Острыми палками ранить животное могли только люди, — сделал он вывод, внимательно поглядел по сторонам, — они где-то близко и обязательно придут за своей добычей.

— Мы найдем их, перебьем в лощине, — загорелся воинственным азартом Данц.

— Охрану я уже выставил, — доложил Димор.

— Что предпринять, посмотрим, — сказал Нольц, — сейчас в группах разведем костры, вспомним вкус мяса крупной добычи. Когда придется еще раз поесть вдоволь, не предугадаешь.

— Бык бежал к нам за помощью, а мы его убили, — заметила Улка со слезами на глазах.

— Он умер раньше, чем мы подошли к нему, — ответил Се-лон.

Вождь повел колонну по лощине с надеждой уйти от столкновения с неизвестными людьми. Лишь боковые дозорные периодически поднимались по косогору для осмотра окрестностей. Вокруг, однако, царили тишина и спокойствие.

Насторожило внимание переселенцев еще одно обстоятельство. На выходе из балки был обнаружен бивень мамонта в человеческий рост. Но не этот факт привел нольцев в изумление. Бивень был разрезан вдоль по всей длине, обе половины ровно зачищены. Колонна вновь остановилась. Комментировать событие вождь не стал. Даже Луч не обрадовался находке.

В неглубокой лощине возле костра сидел на камне болезненного вида вожак клана кочевников Оу, жевал поджаренную шкуру лошади. Своими крупными зубами как клещами отрывал большие куски, при этом взлохмаченные длинные волосы на голове энергично вздрагивали. Полтора десятка других мужчин, женщин, детей с жадностью смотрели на трапезу повелителя. Никто не проронил ни звука, не выразил каким-либо иным образом недовольство, знали, это приведет его в ярость, тогда пощады никому не будет. Утробным рычанием, жестами, короткими горловыми звуками вожак выражал свое недовольство, суть которого можно было бы выразить словами: «Упустили недотепы раненого быка, понадеялись, упадет вскоре, поленились догнать и добить. К тому же оставили в соседней балке распиленный бивень мамонта нужный для изготовления копьеметалки, а вдобавок врут, будто испугались каких-то не то русоволосых людей, не то крупных обезьян».

Оу не стал разбираться в причинах происшествия, просто лишил трусов, их жен и детей права жевать даже лошадиную шкуру.

«Если и завтра клановцы останутся голодными, придется съесть кого-нибудь из них», — злобился вожак.

Упрятанные под мощными надбровными валиками глаза будто из засады высматривали, кого наказать палками по голове, а потом отдать на съедение остальным. Он встал, повел широким носом вправо-влево, отменным нюхом уловил запах дыма и жареного мяса со стороны соседней балки. На его обезьяноподобном лице с выступающими массивными скулами, широким ртом, несколько удлиненными ушами появилась сладострастная гримаса улыбки. Подданные с такими же скошенными лбами, сильно развитыми челюстями, тоже уловили запах, уподобились вожаку. Низкий присест приматов с сильно согнутыми коленями, всклокоченные засаленные волосы по телу, вызванный запахом еды возбужденный скулеж вместо человеческого разговора никак не вязался с понятием «люди». Это были звероподобные неандертальцы, степные кочевники, повстречаться с которыми у вождя нольцев не было ни малейшего желания.

Оу долго глядел туда, откуда шли вкусные запахи, почесывал то в одном, то в другом местах свою землянистого оттенка кожу, затем поднял вверх два пальца, издал гортанный звук, похожий на рычание. К нему тут же подбежали двое более расторопных подданных. Вожак кивнул в направлении соседней балки. Это означало, что оттуда надо принести еду.

Местность впереди ровная, покрыта серебристым ковылем. Несколько в стороне неширокая промоина косо подходила к лощине, откуда звероподобные уловили приятный запах. Для рожденных быть охотниками приблизиться незаметно к цели по высокой траве — задача несложная. Бдительным охранникам переселенцев в голову не могло придти, что такое возможно.

Два мальчика, Кол и его дружок, ковырялись в крохотном обрывчике на стыке балки и промоины, отыскивали разноцветные камешки, смотреть по сторонам времени не было. Искатели начали пересчитывать добычу. Сын Селона оглянулся на непонятные звуки за спиной и тут же лишился чувств. Напарник успел вскрикнуть, прежде чем ему зажали рот.

Переселенцы в это время отдыхали после завтрака. Тяжкий зной разгара лета давал о себе знать. Охранники от безделья глядели на облака, на круживших в небе орлов. Улка прогуливала своего любимца по балке, видела ребят за работой, отвлекла внимание на окрестный вид, почудилось, будто кто-то вскрикнул. Девушка обернулась на звук, сборщиков камней на месте не оказалось, но успела увидеть двух голых мужчин, убегающих по промоине с ношей на плечах. Она испуганно закричала, вздыбился Муст, вскочили охранники, забили тревогу.

Первым из балки выскочил Селон со своей смертоносной острогой, бросился в погоню. Вслед за ним устремилась дружина Данца.

На радостях при виде принесенных на съедение двух русоволосых детей Оу удовлетворенно заурчал, голодными глазами уставился на нежно-розовые тела. Не понравились ему, однако, тонкие губы, узкие носы, высокие прямые лбы, светлая кожа жертв. Не были они похожими на привлекательных сородичей с массивными надбровными валиками и выступающими скулами. Съесть пленных даже расхотелось при виде такого уродства, но голод подавил эмоции.

Вожак положил Кола на лошадиную шкуру, вынул из-за кожаного пояса обоюдоострый каменный нож, живо представил, с каким наслаждением станет поедать живую плоть. Он умел одним ударом ножа располосовать тело так, что сердце продолжало биться и кровь оставалась теплой.

Оу встал на одно колено, придержал ладонью горло мальчика, зажал нож в другой руке. В этот момент он услышал топот ног, повернул на звук массивное тело, попытался вскочить, но не успел. Тяжелая острога Селона пронзила его насквозь, перебросила через Кола и оставила лежать в пламени костра.

Остальные звероподобные, ожидавшие подачек от вожака, бросились врассыпную, дружинники открыли по ним стрельбу из луков. Выбежали из балки лишь двое мужчин, один со стрелой в животе, другому повезло. Поддерживая раненого, не пострадавший Оя помог сородичу добраться до густых зарослей ковыля, укрыться в них.

В балке нольцы добили звероподобных, Данц занес свою короткую пику над уже взрослой девушкой, увидел ее охваченные ужасом глаза. Дрогнула и опустилась рука, жестом приказал подняться. Пленница в порванной набедренной повязке оказалась такой же «красоткой», какими были другие клановцы. Однако менее вытянутое лицо, мягко скругленные скулы и невысокие надбровные валики делали ее более привлекательной, чем другие приматы женского рода.

Дружинники в это время осматривали перебитых звероподобных, удивлялись несуразному виду. Крепко сбитые, хорошо развитые тела явно не соответствовали лицам-мордам.

Данц приказал положить трупы в костер, набросать побольше сушняку.

— Теперь мы будем поступать с ними так всякий раз, — сказал он.

Победители подобрали пики с грубо обработанными костяными наконечниками, острые палки. Сломанное дреколье бросили в огонь. Командир дружины доложил вождю о результатах нападения на звероподобных.

— На людей-то они похожи? — спросил Нольц.