Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Толпа стихла, задние тянут шеи, чтобы лучше разглядеть старика Смушкевича и его сына-героя.

— Я думаю так, Яшенька, — словно между прочим замечает портной, когда они пришли на центральную городскую площадь, — здесь пусть и ставят.

— Что ставят? — недоуменно переспросил Яков Владимирович.

— Ну, как его, не памятник, а этот, из бронзы отлитый…

— Бюст, — охотно подсказывает сразу несколько голосов.

— Знаешь, Яшенька, как я узнал, что Советское правительство решило поставить в Рокишкисе твой бюст? Не знаешь? Так я тебе расскажу.

Отец говорит нарочно громко, чтобы слышали даже те, кто стоит сзади. Генералу неловко слушать, как похваляется отец, но останавливать его жалко — впервые старый портной оказался в центре внимания земляков. Отец вспоминает, как его с Семеном вызывал в минувшем году начальник местной «жвальгибы».

Всей толпой, во главе со старым портным и его сыном ввалились в дом, который еще недавно занимала «жвальгиба». Пришли смотреть печку. Ну что же, печь как печь. Стоит на месте. Наверху упитанный амур отдувается, видно, жарко ему стало.

4

Мать Якова Владимировича верила в сны. Басева Бентиевна была уверена, что, если человек, заснув на новом месте, увидит что-либо во сне, то это обязательно повторится и наяву.

— Ну, что тебе приснилось, Яшенька? — спросила мать утром после первой ночи, проведенной Яковом Владимировичем под родительским кровом.

Яков Владимирович в ту ночь, устав после дороги, а еще больше от впечатлений, спал крепко и, кажется, не видел никаких снов. Ему не хотелось огорчать мать, и он ответил:

— Прекрасный сон видел, мамочка. Москва мне снилась.

— Чем она тебя приворожила, эта Москва? — недовольно поджала губы мать. — Москва, опять Москва! Двадцать лет прожил в России и только один день в Рокишкисе. И то ночью видишь Москву.

— Мы вместе с тобой были в столице, мама. Привез я тебя на Красную площадь, к Мавзолею Ленина.

— Ха, меня еще не видели на Красной площади! — всплеснула руками Басева Бентиевна и, немного помолчав, добавила: — А почему бы и нет. Я положила бы к гробу Ленина букет цветов из нашего Рокишкиса. В благодарность за то, что не оставил тебя в трудное время, помог стать человеком.

— Ой, мама, в жизни мне никогда не посчастливилось увидеть Владимира Ильича… Но ты словно подглядывала мой сон. Действительно ты шла по Красной площади, и в руках у тебя был букет цветов.

— Спасибо, сынок.

— За что, мама, — растерялся Яков Владимирович. — Это же произошло во сне.

— Выдумщик, я знаю, что такое и во сне не приснится. И все равно спасибо.

5

— За наших матерей! — Яков Владимирович поднял бокал вина, искрящегося в многоцветье елочных огней, окинул взором шумный зал, будто мог увидеть среди заполнивших Дом летчика людей родное лицо Басевы Бентиевны, и повторил, — за наших старых добрых матерей!

Сидевшие за одним столом со Смушкевичем мужчины и женщины встали.

— Мы перед ними всегда в неоплатном долгу, — поддержал тост нарком авиационной промышленности Алексей Иванович Шахурин.

Угадав настроение мужа, Бася Соломоновна убежденно сказала:

— В этом году мы обязательно привезем маму в Москву.

В ту новогоднюю ночь Яков Владимирович был настроен сентиментально. Он вспоминал недавнюю поездку в Рокишкис, встречу с родителями после двадцатилетней разлуки, первого своего командира Яна Фабрициуса…

Товарищи по новогоднему застолью — нарком Шахурин с супругой и летчик, известный своим пристрастием к дальним перелетам, Александр Евгеньевич Голованов слушали с интересом. Воспоминания о годах молодости отвлекали от тяжелых мыслей, которые не давали последнее время покоя людям, связанным с армией. Провозглашая новогодние тосты за успехи, за счастье, доброе здоровье — они думали о том, что в воздухе пахнет порохом, что войны не миновать.

— Пусть новый 1941 год будет годом мирного труда! — провозгласил тост летчик Голованов. — И пусть мой экипаж совершит беспосадочный полет вокруг земного шара!

— Значит, решили махнуть вокруг «шарика»? — весело сказал Шахурин. — Заманчивая идея. Впервые в мире вокруг земного шара…

Зал заполнили звуки вальса. Высокий офицер подошел к столу, склонил голову:

— Разрешите, товарищ генерал, пригласить Басю Соломоновну…

Пошли танцевать Шахурин с женой. Поднялся из-за стола Голованов.

— Погодите, Александр Евгеньевич, поскучайте со мной, — попросил Смушкевич и, приблизив лицо к уху летчика, спросил: — Письмо Сталину написали? Время не терпит. Бои в Испании, Финская кампания… Нам надо немедленно решать вопрос о создании самостоятельной бомбардировочной авиации. В этом вопросе ваш голос для Иосифа Виссарионовича может иметь решающее значение. К предложениям Шахурина и моим он привык. Вас же…

— Какой у меня авторитет. Летчик, и все.

— Мы должны иметь свою авиацию дальнего действия. Должны. И предложение об этом внесете вы, Александр Евгеньевич, и не откладывайте, как принято говорить, в долгий ящик. Времени у нас осталось мало, очень мало…

— Никогда я не писал письма в такие высокие инстанции, — словно оправдываясь, произнес Голованов.

— Теперь же напишите. Предложите для начала создать полк дальнебомбардировочной авиации. Мы вас поддержим, — пообещал Яков Владимирович.

Затихли звуки музыки. К столу вернулись раскрасневшиеся, оживленные танцоры.

— Все секретничаете! — сказала Бася Соломоновна. — Сам не танцуешь, так хотя бы не мешал Александру Евгеньевичу. Когда и потанцевать, как не в эту ночь. Весь год у вас впереди — насекретничаетесь, успеете.

— Точно, Баинька, — согласился Яков Владимирович и незаметно под столом пожал руку Голованову. — Действуйте, Александр Евгеньевич, действуйте.

После встречи Нового года Смушкевич не успокоился. Еще раз или два напоминал Голованову о письме. Наконец письмо было написано. Сталин поддержал предложение летчика. Вскоре был создан первый в нашей стране полк дальнебомбардировочной авиации. Командиром его назначили Александра Евгеньевича Голованова. Этот полк положил начало авиации дальнего действия, о которой мечтал Смушкевич. И командующим авиацией дальнего действия во время войны стал летчик Голованов.

Таков был финал последней в жизни Смушкевича новогодней встречи, встречи пришедшего в тревоге тысяча девятьсот сорок первого года.

Снова в Рокишкисе

1

— Завтра, Гера, едем в Рокишкис. На открытие памятника Смушкевичу. Смотри не проспи.

В машине, кроме редакционного шофера и деда, сидел еще незнакомый мужчина со смуглым лицом, густыми, словно снегом запорошенными, волосами.

— Знакомьтесь, товарищ Антонио, — представил внука незнакомцу Ткаченко, — Герман страстный поклонник Смушкевича.

Незнакомец похлопал мальчика по плечу и с сильным акцентом сказал:

— Герман. Это, как Титова, космонавта. Наверное, тоже будешь космонавтом?

— У нас в школе кружок космонавтов есть, — похвастался Герман.

Ткаченко объяснил внуку:

— Товарищ Антонио — летчик испанской республиканской авиации. Теперь живет в Советском Союзе. Воевал вместе со Смушкевичем.

— Генерал Дуглас — мой учитель. Он был человек с крыльями! — воскликнул испанец. — Крылатый человек.

— У нас его называли в свое время «крылатым комиссаром». Крылья человека — его идейность, убежденность, — ответил Ткаченко, — сила Якова Владимировича была именно в этом.

Антонио, говоря о любви испанского народа к «курносым» Смушкевича, вспомнил, как в палату, где лежал раненый советский летчик, зашел богатый испанец. Он сказал, что видел, как отважно «курносый» вел воздушный бой против фашистов. В благодарность он решил подарить летчику целый пароход с апельсинами и мандаринами. Пусть советский ас тоже станет богатым человеком. Летчик подарок принял, поблагодарил, а пароход отправил в Советский Союз, чтобы цитрусовыми полакомились дети испанских революционеров, которых радушно приютили советские люди.

98
{"b":"569415","o":1}