Как это ни странно, но быть молодым тоже нелегко. Самое простое письмо проверить и то с оговорками поручают. Как же — молод, напутает еще, не сумеет разобраться, где черное, где белое. Ну и ладно, пусть не доверяют. Пройдут годы, будет и седина благородная, и геморрой, и опыт, как у Герасима Кузьмича — заместителя главного редактора. Да, у него и опыт, и стаж, и пост немалый, всех берется поучать, только сам ничего делать не умеет. Начнет передовую диктовать в 9 утра, а закончит в 10 вечера, и то вчерне. Машинистки смеются:

— Герасим быстро диктует: скажет «Принеманский», а через пять минут — «район». Потом еще пять минут подумает и попросит: забейте Принеманский, оставьте только район.

Анатолий подкладывает ладонь под щеку и бормочет засыпая: «Лучше сдохнуть, чем через двадцать лет стать Герасимом!»

Заведующий отделом информации в газете «Заря Немана» Юрий Новак категорически заявил Анатолию, что ему нет ни малейшего дела до письма пенсионерки, что у отдела информации и так забот полон рот, а для того чтобы у репортера Ткаченко А. П. на сей счет не оставалось сомнений, именно ему он и поручает дать в номер подборку информаций «Вчера в Западной области». На утренней планерке Соколов полюбопытствовал, о чем намерен поведать миру отдел информации.

В Западной области, как и во всей стране, ежедневно происходили большие события: строились новые дома, предприятия, школы, перевыполнялись планы на фабриках и заводах, ученые разрабатывали большие проблемы, писатели сочиняли романы и поэмы… Казалось, так просто собрать несколько информаций, чтобы написать об одном дне области. Но будни, даже героические будни, остаются буднями. Их участникам так же трудно выделить новое, необычное в своем повседневном труде, как и человеку ответить на праздный вопрос старого знакомого, с которым не виделся много лет:

— Как живешь, что нового?

Односложный ответ «Ничего, так себе» не может стать основой для информационной заметки. С телефонной трубки стекал пот, Толя повторял один и тот же самому осточертевший вопрос:

— …Какие интересные события у вас сегодня ожидаются?

Чаще всего в ответ раздавалось:

— Что у нас может быть интересного?!

Порадовали лишь товарищи из геологического управления. Они сказали, что есть новости, но сообщать их по телефону отказались. Предчувствуя рождение новой информации, Толя поспешил к троллейбусной остановке. До управления было несколько кварталов, а времени — совсем ничего. Юрий Новак дважды сердито предупреждал:

— Старик, не копайся, а то Соколов с нас шкуру спустит. И скажет, что так и было.

В троллейбусе репортер попытался вспомнить слова песни о геологах. Мотив вертелся на языке, а вспомнилась лишь одна строчка: «…Солнцу и ветру брат». Геолог солнцу и ветру брат. И вдруг Толя почувствовал тоску, какую-то щемящую зависть. Люди братаются с солнцем и ветром, а он, молодой парень, сидит в редакции, звонит по телефону… Отец любит говорить о романтике журналистской профессии, о том, что нет более благородного дела, что Ленин, заполняя анкету, с гордостью писал, что его профессия — журналист. Все это, наверное, так. В школьные годы он тоже мечтал, что станет журналистом, объездит весь свет. Но какая романтика в его репортерских буднях? Прометей, прикованный к телефону: «Скажите, какие у вас новости?» Самому надо делать новости. Пусть другие о них пишут, а он пойдет в степь, в горы, в тайгу, в тундру… Тогда к нему в один прекрасный день придет такой же молодой парень и, краснея, спросит:

— Анатолий Павлович, расскажите, что нового было в экспедиции?

И он расскажет подробно, не жалея времени. Расскажет, ибо на своем горбу испытал, как трудно дается каждая строчка молодому журналисту.

В геологическом управлении ждали представителя газеты, чтобы сообщить важную новость: в Западной области есть нефть! Начальник экспедиции, обнаруживший нефтяной пласт, человек в годах, не называл репортера «молодым человеком», не просил его быть внимательным и ничего не перепутать, — он с увлечением рассказывал о месяцах поисков, о надеждах и разочарованиях, о буровых и первом нефтяном фонтане. Анатолий почти ничего не записывал. Он с восторгом смотрел на геолога, вбирал в себя каждое его слово, будто забыл, зачем пришел.

— Вот, пожалуй, и все, что я могу вам сообщить. Если нет больше вопросов, то желаю успеха.

Ткаченко вопросов не задавал, ему и так казалось, что материала хватит на большой очерк, а не на крохотную заметку в подборке «Вчера в Западной области».

— Анатолий? Наконец-то! — недовольно крикнул из своего кабинета шеф. — Где это тебя нелегкая носила! Собкоры не прислали ни строчки, чем хочешь, тем и затыкай полосу…

Оставшись с глазу на глаз с белым листом бумаги, Толя оробел. Он лихорадочно стал листать блокнот, но тот хранил свою белизну. Репортер все еще видел лицо геолога, слышал его голос, но как это опишешь? «Солнцу и ветру брат» — четко написал он на верху страницы и подчеркнул двумя линиями. Это заголовок. А дальше, что же дальше… Главное — в недрах Западной области обнаружена нефть. Об этом и надо написать лаконичным языком фактов. А где факты? Он даже не знает, как это точно называется — нефтяной бассейн или нефтяной пласт. Геолог, кажется говорил, что обнаружен пласт. Бурят на глубину в 2000 метров. Какой он употребил термин? Ага, «глубокое залегание». Звучит здорово! Глубокое залегание нефти. Но хорошо это или плохо? А может быть, все-таки лучше начинать с самого начальника экспедиции, с людей, а потом уж рассказать о нефти? Да, конечно, это отец мог бы писать подвалы, рассуждать о людях, о их романтическом и таком нужном труде. Удел Анатолия — 30 строк. Что бы он ни выдумал, все равно вычеркнут, а первая строчка останется железной. «Вчера в Принеманск вернулась экспедиция геологоразведчиков. Они привезли радостную весть…» Как это не похоже на то, что говорил начальник экспедиции.

Дверь в кабинет приоткрыла Регина Маркевич:

— Толик, проверил жалобу?

— Нет еще, материал в номер сдаю.

Заведующая отдела писем разволновалась, — какой может быть материал в номер, когда там живой человек ждет. Бюрократы неизвестно куда заслали справку, а чиновники из редакции не удосужатся проверить заявление!

На шум вышел из своего кабинета Юрий Новак и принял огонь на себя. Заведующая отделом писем пригрозила перенести дальнейшую дискуссию на редколлегию, попутно поставить вопрос на партийном собрании о том, как некоторые коммунисты воспитывают молодежь, прививают ей наплевательское отношение к письмам, в то время как партия требует… Новак не дал досказать Маркевич, чего требует партия, решительно попросив ее не мешать работать отделу, ибо номер ждать не станет.

Едва закрылась дверь за Маркевич, как Юрий навалился на своего подшефного, разъяснив ему, что в редакции нельзя играть в бирюльки, а надо оперативно сдавать информацию, а к вечеру разобраться с этим чертовым письмом.

Возможно, упоминание о бирюльках, а возможно, тон заведующего вывели Анатолия из равновесия, он почувствовал, что теряет самообладание и сейчас сорвется. Стараясь подбирать слова наиболее мягкие, он ответил:

— По малолетству мне, конечно, не дано определить разницу между детским садом и сумасшедшим домом, но сегодня редакция мне больше кажется похожей на второе.

— Какое еще второе?

— Я имел в виду сумасшедший дом. Впрочем, возможно, я ошибаюсь. Очень может быть, что это и не сумасшедший дом, а богадельня, где находят пристанище разочарованные старые люди.

— Хватит, не умничай! Показывай, что написал. М-да, не много. «Солнцу и ветру брат» вычеркнем. Это не название. Назовем ясно и определенно: «Есть нефть!» Значит, сегодня вернулась экспедиция. Отлично. С этого и начнем, пожалуй. Вот так. А дальше просто: «В беседе с корреспондентом „Зари Немана“ начальник экспедиции…» Как его фамилия?

Не прошло и получаса, как информация строк на пятьдесят была готова. В секретариате не выправили ни одного слова и отправили в набор. Соколов вызвал автора и спросил: