— Кто в восторге, а кто протестует.
— Ну, а ты что скажешь?
— Я? Мне все равно. Хочу уехать куда-нибудь в другой город.
— Вот оно что. Хочешь бежать с поля боя?
— Почему? — обиделся Анатолий.
— В редакции сейчас бой старого с новым, а ты, значит, в кусты. Так ведь выходит. Однако, спасибо, что проводил. Вот здесь я и живу. Заболтались мы с тобой. Завтра на работу.
3
Трум-трум-ту-ру-рум… Прозвучал знакомый марш, и футболисты выбежали на поле. На стадионе, кажется, собрался весь Принеманск. Пришли даже те, кто никогда не интересовался футболом. Спортивный жребий свел в игре на кубок СССР принеманскую команду «Волна» со знаменитым московским клубом, неоднократным чемпионом страны и обладателем хрустального приза. Такие мастера — редкие гости в Принеманске. Грех не посмотреть их игру. Билеты доставались с боем. Анатолий взял с собой Сергуньку. Все места в этом ряду занимали работники редакции.
Регина Казимировна Маркевич попросила Светаева показать знаменитого нападающего, о котором в «Комсомолке» был фельетон «Звездная болезнь».
— Десятый номер на майке, видите? Это он, — Светаев стал подробно рассказывать, что собой представляет «десятка». В разговор включились болельщики, сидевшие в нижнем и верхнем рядах.
— Десятка — лучший нападающий в Европе, — охотно объяснял сидевший над Маркевич грузный мужчина лет пятидесяти. — Может тягаться и с Эйсебио, и с самим Пеле.
— Ну, насчет Пеле, — стал возражать Анатолий, — это вы лишку.
— Чего лишку? — вступил в спор парень в пестрой тюбетейке на кудрявых волосах, — прочитайте, что о нем английская пресса писала.
Готовый вспыхнуть спор неожиданно оборвался. Раздался свисток, и местная команда стремительно бросилась на половину поля гостей. Очевидно, тренер принеманцев дал своим питомцам задание с первых же минут ошеломить именитых гостей бешеным натиском на ворота. Ребята старались, не щадя ног и сил. Первые пятнадцать минут игра шла преимущественно у ворот москвичей. Знаменитому нападающему даже не пришлось дотронуться до мяча.
— Приварят, — хлопнул по плечу Анатолия сосед справа, — помяни мое слово — приварят…
Анатолий весь ушел в созерцание футбольной баталии.
Маркевич, которая явно начинала скучать, спросила:
— Они по какой системе играют: плюс два — плюс четыре?
— Какая разница? В кубковых матчах слабых команд не бывает, — невпопад ответил Светаев.
Мяч, отбитый защитниками москвичей, наконец попал к их скучающей в одиночестве звезде. «Десятка» рванулась вперед. За ним вдогонку пустились три принеманских футболиста. Поздно! Он на штрафной площадке, один на один с вратарем. Удар! Мяч, словно огромная рыба, затрепетал в сетке. На стадионе воцарилась такая тишина, что стал слышен рокот пролетавшего самолета.
— Мазилы, — оправившись от неожиданного потрясения, начал возмущаться парень в тюбетейке, — коровы на льду, им не в футбол играть, а свиней пасти.
— Где же вы видели, чтобы коровы свиней пасли?
— В детстве их надо было убивать, из рогатки…
Парень еще не кончил ругаться, как мяч, посланный чуть не с центра поля кем-то из принеманцев, влетел в левый от вратаря москвичей угол ворот.
Экспансивный сосед подбросил вверх тюбетейку и закричал Маркевич, словно глухой:
— В девятку! В самую девятку влепил! А что я тебе говорил? Вот так врезал!
До конца первого тайма стадион не мог успокоиться — аплодировали, кричали, буйствовали. Вместе с другими неистовствовал и Анатолий, подражая ему, кричал Сергунька. Кроме футбола, для них, казалось, ничего не существовало на свете. Маркевич удивленно смотрела на молодого Ткаченко. Только вчера он ходил, словно в воду опущенный, и все женщины отдела писем ему сочувствовали — парень от любви чахнет. Собирается даже уезжать из города, где у него родители, столько друзей. Но сегодня, глядя на Анатолия, никому бы не пришло в голову его жалеть.
Во время перерыва Светаев хлопнул Анатолия по плечу:
— Видал?
— Кого?
— Гляди, в центральной ложе.
С краю в центральной ложе сидели Олег Игоревич и Женя.
— А-а, — безразлично протянул Анатолий, — сегодня все пришли на матч.
Но Светаева не обманул безразличный тон приятеля, он решил подсыпать соли на его рану. Громко, чтобы слышали другие работники отдела писем, сказал:
— Все-таки у него нет самолюбия.
— У кого? — спросила Маркевич.
— У нашего главного. Чего водит в такие людные места эту… Велика честь пользоваться чужими объедками.
Кровь прилила к лицу Анатолия, задрожали губы:
— Ты! Ты что сказал? — Анатолий схватил Светаева за грудь. — Да как ты смеешь так говорить о ней?! Подлец!
— Мальчики, мальчики! — встала между приятелями Маркевич. — Опомнитесь. Не забывайте, где вы находитесь.
Анатолий схватил Сергуньку за руку и стал пробиваться к выходу.
— Подумаешь, Печорин, дурак — шуток не понимает, — обидчиво сказал Светаев.
4
Павел Петрович, набросив на плечи куртку, сидел у письменного стола и, листая блокнот, записывал на отдельном листке дела, которые предстоит проделать завтра…
«Послать повторный запрос в областное управление связи»…
«Выступить перед воинами гарнизона»…
«Выяснить, устроили ли»…
В комнату вошла Тамара Васильевна:
— Ты чего закутался. Такой теплый вечер. Пошли бы по нашей тропе.
— Знобит что-то, Тамара.
— В такую теплынь? Где это ты мог простудиться?
— Сквозняки.
Зазвонил телефон. Трубку снял Анатолий. Позвал отца:
— Тебя, какая-то дамочка.
Незнакомая женщина, сильно волнуясь, попросила Павла Петровича немедленно приехать на улицу Соловьиную. Там какой-то гад, а еще инженер, открыл краны с горячей водой, а сам ушел. Вода затопляет квартиры.
— Звоните в скорую техническую помощь, — посоветовал Ткаченко и пообещал завтра зайти, чтобы увидеть все своими глазами.
— Нахалка, — возмутился Анатолий, — вечером звонить по такому поводу.
— Почему нахалка? — не согласился старший Ткаченко. — Кому приятно, когда ему на голову вода льется. Представляешь, сколько она ждала квартиру. Отказывала себе во всем, чтобы скопить деньги на новую мебель. И вот все это портится из-за какого-то рассеянного гражданина.
— Все это так. Но причем ты?
— Читала мои статьи. Поверила в их автора. Решила, что он справедливый человек. Вот и звонит. Мы с тобой, сынок, журналисты. Значит, наше время принадлежит людям, как время врачей, следователей, пожарных…
В дверь постучали. Анатолий иронически заметил:
— Народ нас знает, народ нас любит. Наверное, за тобой. Кто-нибудь из твоих подопечных снова напился, буйствует.
На этот раз он не угадал. Почтальон принес телеграмму из Москвы. Анатолия Ткаченко приглашали приехать в ЦК ВЛКСМ для переговоров о работе.
На недоуменные вопросы отца с матерью Анатолию пришлось объяснить, что это ответ на его просьбу. Он просил ЦК комсомола перевести его на газетную работу в любую область страны. В силу сложившихся обстоятельств он не хочет больше оставаться в Принеманске.
— Ну и глупо, — не выдержала Тамара Васильевна, — пошлют на край света.
— Не горюй, мама. На краю света, если газета выходит, значит, и люди живут.
— Рано тебе.
— Рано! — передразнил жену Павел Петрович. — Не в этом дело, мы в его годы с тобой половину Советского Союза объездили…
Тамара Васильевна, вытерев слезу, улыбнулась:
— Не представляю, Павочка, как ты будешь узнавать, когда там, в Ярославле, или где-нибудь в Якутске Толик домой возвращается.
— По телефону, по телефону, — буркнул Павел Петрович. — Журналист должен ездить, видеть мир, профессия наша беспокойная…
Анатолий, стараясь разрядить обстановку, сильно фальшивя, запел: «Орлята учатся летать, орлята учатся летать».
5
После отъезда сына Павел Петрович пришел в редакцию, запер на ключ дверь в кабинете Криницкого и сказал:
