Было уже темно, когда Глушецкого вызвал командир бригады. К нему он пошел вместе с Новиковым.

Полковник встретил их не очень дружелюбно. Не поздоровавшись и не приглашая садиться, он довольно резко проговорил:

— Ну, так называемые разведчики, вижу, что привести пленного вам не по силам. Может, мой умишко окажется сообразительнее вашего. Когда-то во время гражданской войны и я был разведчиком. Слушайте, что скажу.

Он развернул карту и показал пальцем на красную пометку.

— Вот Безымянная высота. Между ней и кладбищем стык двух частей противника. Стык хорошо охраняется несколькими пулеметными гнездами. Перед этим пулеметным гнездом метрах в пятнадцати сидят в яме два ракетчика. А перед ними минное поле и проволочное заграждение. Я облюбовал этих ракетчиков. И вот почему. Здесь кругом растут кусты держидерева. Немцы допустили ошибку, что не вырубили их. Мы воспользуемся их ошибкой. Ваши соображения? — полковник вопросительно посмотрел на Новикова и Глушецкого.

Несколько секунд Глушецкий и Новиков молчали, затем Глушецкий сказал:

— Мне кажется, что здесь надо действовать трем-четырем разведчикам.

— Почему так мало? — сдвинул густые брови полковник.

В голове у Глушецкого уже созрел план действия.

— Разрешите, товарищ полковник, рассказать подробнее?

— Говори.

— После полуночи три-четыре разведчика и сапер поползут несколько левее или правее ракетчиков. Сапер сделает проход в минном поле и в проволочном заграждении. Затем они залягут в кустах и будут лежать несколько часов. За полчаса до рассвета, когда фашистов станет одолевать сон, разведчики набросятся на них, свяжут и поволокут.

— А пулеметы? Немцы услышат и посекут их из пулеметов, — заметил Новиков.

— Разведчиков должны поддержать артиллеристы. К пулеметным гнездам заранее пристреляться.

Полковник с довольным видом погладил бороду.

— Та-ак, — протянул он. — Вижу, совещание в штабе корпуса провентилировало вам мозги. Я мыслил таким же образом. Даже артиллеристам сказал, чтобы пристрелялись. Давайте обдумаем, кому поручить.

— Я сам пойду, — заявил Глушецкий.

Несколько мгновений полковник раздумывал, покусывая ус, потом сказал:

— Вы не пойдете. Не поручить ли это дело вашему главстаршине Семененко?

— Можно ему, — согласился Глушецкий. — С ним пойдут Кондратюк, Гучков, Логунов.

— Сейчас же посылайте их в наблюдение. Пусть наблюдают всю ночь и день. Завтра вечером вернутся, отдохнут — и в полночь пойдут за «языком». Через полчаса к вам придет сапер. Вы же завтра ночью будете со мной на наблюдательном пункте. Оттуда будем руководить артогнем. Семененко пусть возьмет с собой ракетницу для вызова огня. Сигнал — зеленая ракета. А сейчас можете идти.

В полночь разведчики ушли на передовую.

Вернулись на рассвете. Глушецкий был доволен результатами наблюдения. Объект для разведки, облюбованный полковником, понравился и ему, и теперь он был уверен, что на этот раз «язык» будет взят. Позавтракав, Глушецкий завалился спать и спал крепко до полудня. Проснувшись, он увидел Крошку. Лейтенант сидел расстроенный и вертел в руках письмо. Увидев, что командир проснулся, он сказал:

— Письмо получил довольно странное.

— От кого? — полюбопытствовал Глушецкий.

— От Розы. Переписываюсь с ней. Уже два письма получил от нее. И утром третье принесли, но непонятное в нем содержание. Пишет: «Здравствуй, Шурик». А я Анатолий. В письме все про любовь вспоминает, про страстные поцелуи. А я ни разу не поцеловал ее. Почему Шурик?..

И он недоуменно пожал плечами. Глушецкий рассмеялся:

— Адреса перепутала! Писала одному, послала другому. Бывает. Ох, лихая, видать, девка!

— Да разве же так можно? — Крошка переменился в лице. — Чувство к одному человеку должно быть.

— Попадаются и любвеобильные Розы… У роз всегда шипы бывают.

— Вы думаете?

Глушецкий перестал смеяться и уже серьезно, даже с некоторой досадой, сказал:

— Наивный ты человек, Анатолий. Только раз поговорил и по уши влюбился, не зная, что за человек. Разве так можно?

— Да ведь любовь с разумом не считается.

Он вытянул ноги и в задумчивости посмотрел на сапоги, подаренные Розой. За два месяца они пообтрепались основательно.

— Бывает любовь с первого взгляда, — сказал он упрямо.

— В романах.

После обеда Глушецкого вызвал начальник политотдела подполковник Яснов. Политотдел находился невдалеке, в небольшой балке, заросшей кустами держидерева. Три блиндажа, хорошо замаскированных, глубоко уходили в землю.

Подполковник Яснов за эти месяцы утратил румянец на щеках, лицо его осунулось и побурело, белесые брови и ресницы выцвели, на висках густо светились седые волосы. Лишь глаза остались прежними — радостно-удивленными.

Подполковник пригласил Глушецкого присесть, заговорил о деле.

— Вы, товарищ Глушецкий, ждете, когда политотдел пришлет вам заместителя по политчасти?

— Жду, — признался Глушецкий.

— Советую не ждать. В ближайшие дни, по крайней мере, не получите. А к тому времени, по-видимому, в ротах вообще не будет заместителей по политчасти. По штату не будет положено. Теперь командиры рот должны не только командовать, но и проводить среди личного состава политическую работу, руководить партийной и комсомольской организациями.

Глушецкий смотрел на подполковника не без растерянности: вот уж не ожидал, что ему придется еще и политработу вести в роте.

— Вижу, испугал вас. Не робейте, — сказал подполковник, с улыбкой глядя на Глушецкого.

— Тяжеловато будет с непривычки, товарищ подполковник, — вздохнул Глушецкий.

— Я и не говорю, что легко. Но ведь надо. Не так ли?

Вернувшись в роту, он вызвал Гриднева.

— Пока нет замполита, нам придется вместе проводить политическую работу в роте. Давайте составим план, — сказал он ему.

— Давайте, — охотно согласился Гриднев. — Разрешите только сходить за моими планами.

Он выбежал и быстро вернулся с тетрадью, свернутой в трубочку. Его маленькие светло-карие глаза светились такой веселостью и все смуглое лицо выражало такую радость, что Глушецкий с некоторым удивлением сказал:

— Вы выглядите именинником, Артем Архипович.

— А я и есть именинник, товарищ командир, — весело проговорил Гриднев, привычным жестом подправляя пышные усы. — От сына письмо получил.

— У вас есть сын? — спросил Глушецкий. — Почему вы раньше об этом не говорили?

— А зачем? У каждого человека в моем возрасте есть сыновья или дочери. Сын был как сын, ничем не выделялся. Учился в военном училище, потом пошел на фронт. Мне писал редко. Да и, откровенно говоря, вздорный был парень. Недолюбливал я его.

— Вы говорите — был. Как это понимать?

— О, теперь, думаю, он не такой! — с убеждением сказал Гриднев и самодовольно улыбнулся. — Теперь он командир танкового батальона, за бои под Сталинградом удостоен звания Героя Советского Союза. Сегодня порадовал меня в письме таким сообщением. Герой! Золотую Звезду, товарищ командир, выстрадать надо. Теперь я могу гордиться…

— Поздравляю, Артем Архипович. — Глушецкий от души пожал его руку. — Теперь понимаю причину вашего радостного настроения.

— Есть и вторая причина, — улыбнулся в усы Гриднев. — Стал я по вашему совету лечить ноги грязью из Суджукской лагуны. Отлично помогает. Боли прошли. Еще ванн десять сделаю — и опять буду в строю. Еще повоюю! Я словно помолодел, товарищ командир. На душе легче стало от сознания, что еще могу быть полезным Родине. А то было захандрил совсем. Очень плохо, когда мысли в небе, а ноги на печи. У нас в МТС, помню, работал механик Свиридов. Машины знал так, что мог с закрытыми глазами разобрать и собрать любую. Без него МТС как без рук. И вдруг, как на грех, заболел — и отнялась у него правая нога. Лежит он дома, скучает, а в МТС горячая пора, к весне готовимся. Мысли у человека в мастерской, а ноги к постели прикованы. Маета, а не жизнь! Не утерпел он, смастерил коляску и заявился в мастерскую. Так в коляске и разъезжал от трактора к трактору с утра до поздней ночи. Вот и я в таком положении чуть не оказался.