— Черт побери, до сих пор пристань в их руках.
Он приказал рулевому отвернуть левее и подозвал лейтенанта Воронова:
— К каботажке невозможно пристать, расстреляют в упор. Будем высаживаться левее.
— Левее так левее, только быстрей.
Неожиданно катер дрогнул и замедлил ход. Через переговорную трубку механик доложил, что вышел из строя один мотор.
— Давай другому полную нагрузку, — крикнул ему Новосельцев, всматриваясь в берег.
Кто-то на палубе застонал. Помкомвзвода подбежал к Воронову и сказал:
— Четверо ранены.
— Перевязать и оставить на корабле.
Катер подошел к берегу и, не подходя к нему метров пять, развернулся бортом. Никакого причала тут не было. На берегу виднелась бесформенная груда камней.
— За борт! — скомандовал Новосельцев.
Десантникам пришлось прыгать в воду.
Вслед за Вороновым прыгнул и Уральцев. Глубина тут была небольшая, при прыжке Уральцев не удержался на ногах и упал, окунувшись с головой. Автомат выпал из рук. Пришлось еще несколько раз нырять, чтобы нашарить его. Найдя, приподнялся, оглянулся и заспешил к берегу. Многие десантники уже были там, а катер отошел. Над головой свистели пули. Но они пролетали высоко, и можно было идти, не пригибаясь.
На берегу десантники залегли в камнях. Уральцев подполз к Воронову и вопросительно посмотрел на него. Тот был спокоен.
— Поблизости немцев нет, — сказал он, снимая сапог и выливая из него воду. — Помкомвзвода, всем привести себя в порядок, проверить оружие. Пять минут на это. Товарищ майор, вылейте из сапог воду, выжмите портянки. Потом будет недосуг.
Вскоре помкомвзвода доложил, что все в порядке, раненых нет, но не хватает семнадцати человек.
— Столько потеряли, не вступая в бой, — огорчился Воронов и повернулся к Уральцеву: — Мое мнение, товарищ майор, такое: не искать здесь начальство для того, чтобы получить приказание, а действовать самостоятельно. Как вы думаете?
— Согласен с вами.
— А как действовать? Лежать тут, конечно, не будем, а двинемся вперед. К рассвету надо продвинуться как можно дальше, на рассвете сориентируемся, может, с кем-то из наших в контакт вступим.
Он подозвал помкомвзвода и командиров отделений.
— Двигаем вперед, ребята. Перебежками, от дома к дому. Во главе взвода — отделение Воробьева. Замыкает — отделение Зябликова. С ним пойдет помкомвзвода Сорокин. Я и майор будем находиться посредине, с отделением Петрова. Все ясно? Двинули.
Воронов встал и указал рукой Воробьеву направление, куда двигаться. Один за другим десантники начали перебегать к ближайшему дому, до которого было метров тридцать.
— Теперь мы, — сказал Воронов и, не пригибаясь, побежал.
Уральцев не отставал.
Весь взвод сосредоточился под стеной разрушенного двухэтажного дома.
Ожесточенная стрельба из автоматов и пулеметов шла где-то значительно левее. Уральцев сообразил, что там отбивается 255-я бригада, которую гитлеровцы прижали за мысом Любви. В ту сторону летели мины и снаряды. Видимо, гитлеровцы сосредоточили там большие силы. Впрочем, вправо, за каботажной пристанью, бой шел не менее ожесточенный. Десятки снарядов одновременно рвались в бухте, где сновали десантные корабли.
— Теперь мой план такой, товарищ майор, — сказал Воронов после того, как осмотрел улицу и ближайшие дома. — Закон десантника — вперед и вперед. Вот мы и проскочим несколько кварталов, а потом повернем налево и с тылу начнем бить немцев, которые жмут к берегу нашу бригаду. Одобряете?
— Так и будем действовать, — согласился Уральцев.
Он уже понимал, что сейчас он не просто корреспондент, а старший офицер, с которым лейтенант поневоле будет советоваться, считать его по крайней мере своим замполитом. Обстановка сложилась так, что ему до утра, по всей вероятности, не удастся встретиться с другими офицерами и солдатами, ведущими тут бой. Записывать некогда, да и не на чем, блокнот размок. Но он не жалел, что высадился со взводом Воронова. И сам лейтенант, и его матросы понравились Уральцеву. С этими ребятами не страшно вступать в бой.
— Петров, со своим отделением бегом по тротуару, прижимайтесь к стенам, — распорядился Воронов. — Квартал пробежите, займите оборону и дайте нам сигнал.
Пригибаясь, один за другим, матросы пересекли улицу и побежали дальше. Не дожидаясь сигнала от Петрова, лейтенант приглушенно скомандовал: «За мной!» — и бросился вслед за Петровым.
На углу квартала остановились. Воронов несколько минут молча смотрел на дорогу и ближайшие дома.
— Неужели немцы удрали? — в недоумении произнес он.
— Не похоже, — сказал Уральцев.
— Но здесь-то их нет.
— До поры до времени.
— Делаем перебежку через дорогу, к тому дому, — распорядился Воронов.
По ту сторону дороги виднелся большой одноэтажный дом с высоким фундаментом. Он был цел, только окна выбиты.
Отделение Петрова пробежало полдороги, когда из двух окон дома раздались пулеметные очереди. Все матросы, в том числе и Петров, были сражены.
Воронов отпрянул назад.
— Этого надо было ожидать, — спокойно проговорил он и уже со злостью сказал: — Я не прощу им смерть моих ребят. Воробьев, возьми двух и обойди дом справа, через дорогу переползайте. Сорокин, действуй с двумя ребятами слева. Мы будем отвлекать огонь на себя.
Когда Воробьев и Сорокин с матросами уползли, Воронов приказал остальным рассредоточиться в развалинах и стрелять по окнам короткими очередями.
— Первый выстрел произведу я.
Уральцев лег рядом с ним. Не поворачивая головы, лейтенант сказал:
— У Петрова дома несчастье — умерла жена, двое детей остались без присмотра. Командир батальона обещал ему отпуск после освобождения города. Надо ж такому случиться… Как освободим город, напишу в сельсовет, чтобы детей пристроили. А может, моя жена возьмет их на воспитание. У нас детей нет. Напишу ей… Ага, гад!
Он выстрелил в проем окна, где, как ему показалось, появилась фигура человека. Тотчас же начали стрелять все матросы. Из дома раздались ответные выстрелы.
Перестрелка длилась минут десять. Неожиданно в доме один за другим раздались взрывы гранат. Воронов тотчас же вскочил, крикнул: «За мной!» — и бросился к дому.
Атака оказалась столь стремительной, что Уральцев еле успел за атакующими. В доме завязалась рукопашная схватка. Она длилась недолго.
— Подведем итоги, — запыхавшимся голосом сказал Воронов, садясь на стул: — Можно курить, ребята.
Минуту спустя помкомвзвода доложил:
— Убито восемь немцев. Наши потери — убито три, ранено четверо. Трофеи — два ручных пулемета, шесть автоматов, много гранат.
— Сколько же ребят осталось в строю?
— Восемнадцать.
— Пол-взвода как не бывало, — вздохнул Воронов и повернулся к Уральцеву: — Что будем делать, товарищ майор? Закрепимся до рассвета в этом доме или двинем дальше?
— Мы высадились не для того, чтобы отсиживаться.
— Я вас понял.
Воронов встал, подошел к раненым матросам, которым санинструктор делал перевязки, и некоторое время молча смотрел на них, потом каким-то изменившимся голосом заговорил:
— Что же делать будем с вами, ребятушки? Можете идти с нами?
— Я смогу, — сказал один матрос. — Ранен в правое плечо.
Могу стрелять и левой.
— А я не смогу, — сказал другой. — В обе ноги пули попали.
Оставьте тут…
— Оставлять негоже. Понесем.
Он потер подбородок, раздумывая, как нести раненых. Носилок нет. На плащ-палатках? Нести надо троих. Чтобы нести их, следует выделить двенадцать человек — по четыре на плащ-палатку. Что же остается от взвода?
Размышления лейтенанта прервал приглушенный крик:
— Немцы!
Крикнул матрос, поставленный наблюдать у окна.
Воронов выглянул в окно и увидел большую группу гитлеровцев, не менее взвода, врассыпную бежавшую к дому.
— Рассредоточиться по окнам, — распорядился Воронов. — Помкомвзвода, возьми несколько человек и обороняй дом с тыла. Ребята, подпускай ближе — и гранатами, гранатами. Трофейные бросайте, их не жалко.