…В дверь номера постучались. Куковеров вздрогнул, прикрыл карту газетой, поднялся из-за стола и отпер дверь. На пороге стояла Дашутка. Вид у нее был встревоженный, из-под косынки выбились прядки волос, на щеках пылал румянец.

— Марк Михайлович! — проговорила она знобистым полушепотом. — Уезжать вам срочно нужно! Я не поняла толком, то ли пришел ответ на какой-то запрос, то ли уведомление, но самолично слышала, как Жуков сейчас разговаривал с Мезенью по телефону. Интересовались вами… Участковый новый приедет в Чигру…

— Что за чушь! — уставился на нее Куковеров остекленелым взглядом. — При чем тут участковый?.. Какое еще уведомление? Кто именно интересовался?

— Разыскивают вас, что ли. Ей-богу, не вру, — смотрела она на него расширившимися зрачками. — Самолет завтра только к вечеру будет, так что лучше уехать вам нынче на моторке. Есть у меня один верный человек, Микеша. Он охотник, знает все места окрест, как свои пять пальцев. Вечор свезет по большой воде в верховья Чигры, к Макарьевским выселкам, а там через озера и наволоки доберетесь до Сояны. Оттуда спокойно улететь можно самолетом или подняться катером вверх по Кулою до Пинеги.

— Ну прямо мистификация какая-то, — нервически хохотнул он. — События развиваются чуть ли не в детективном жанре. Нет, определенно кто-то решил мне напакостить и подмочить авторитет. Может, и вправду умотать с этим Микешей… Заодно и развеяться; маленькое путешествие меня даже развлечет. Столько наслышан об этих Макарьевских выселках от деда Кита, что самому давно охота побывать там.

— Ну так я мигом слетаю, предупрежу, чтоб ждал Микеша ровно в десять вечера с лодкой на берегу за амбаром.

— Что ж, придется, как видно, отбыть по-английски, ни с кем не прощаясь. «Историю» я оставил Коптякову, аванс получен, а остального после решения собрания мне уже не выбить. Пусть зачтут как дар от меня колхозу. Я не мелочен, да и нервы все же дороже денег. Решено, ровно в десять буду на берегу. Этот Микеша человек надежный, не подведет?

— Уж плохого я бы вам не присоветовала. Доставит в целости и сохранности, — заверила его Дашутка и опрометью выскочила из номера.

Оставшись один, Куковеров предался раздумьям: кто и зачем его может разыскивать? Ну получил он не так давно три тысячи от одного из северных колхозов на Летнем берегу в Приморском районе, так криминала в этом никакого нет. Работу сдал по договору, тамошний председатель остался доволен. Не придерется ни один прокурор… Конечно, неприятно будет, если установят, что он больше года нигде не работает в штате… Но ведь есть копии договоров, что ездил по Орловщине и Брянщине, писал «истории» колхозов. В тунеядстве не упрекнешь. Человек творческий! А сопоставлять написанные «истории» никому и в голову не придет.

…Деревня уже спала, когда Куковеров, кутаясь в плащ, быстро прошел по улицам и свернул узким проулком в сторону амбара.

Вечерний воздух был тяжело неподвижен и густо напоен сыростью. Небо бледно синело вдали, где околица выходила пологим скатом к реке.

«Цезарь бежал под покровом ночи, без свиты и охраны!» — вспомнились строки из прочтенного когда-то романа. «Что ж, прощайте, доверчивые чигряне, и вы, ушлый патриот колхоза гражданин Коптяков. В своих мемуарах я вас не забуду, когда предамся воспоминаниям на старости лет, как отвергнутый всеми Джакомо Казанова».

…Где-то неподалеку тронули тишину звуки музыки, они доносились все явственней, и вскоре в туманном воздухе обозначились три силуэта. Кто-то пел тягучим тенором:

— Товарищ Куковеров! — тихо позвал его кто-то. Низкорослая фигура отделилась от стены амбара и направилась к нему. — Идите сюда! Осторожней спускайтесь по доске в лодку. Пора отчаливать. Скоро начнется отлив, а нам надо проскочить пороги у Истоминского ручья.

— Вы и есть Микеша? — оглядел Куковеров с нескрываемым любопытством нахохлившегося парня в надвинутой по самые уши мохнатой кепке неопределенного цвета.

— Микеша, Микеша, — кивнул тот, осклабив крупный рот до коралловых десен. — Проходите, устраивайтесь на передней банке. Там лежит под брезентом старый кожушок, так вы накиньте, а то на реке может часом прохватить. Добираться нам долгенько придется.

— Спасибо, любезный, спасибо за трогательную заботу, — проговорил Куковеров, поеживаясь от ночной сырости…

Микеша несколько секунд колдовал над мотором, потом резко рванул заводной шнур. За кормой тотчас взъярилась, заклокотала вода у винта. Лодка с мягким толчком устремилась от вязкого берега к середине реки. Поплыли мимо избы с запотелыми окнами, задернутыми занавесками, тяжело уткнувшиеся разлатыми носами в глинистый откос карбасы. На чьем-то огороде заполошно залаяла собака…

Микеша надвинул еще глубже козырек кепки, прибавил оборотов, и лодка побежала шибче. Мелкие брызги от форштевня радужно и весело взблескивали над бортами, секли лицо.

Минут через десять миновали излучину реки. Чигра осталась далеко позади расплывчатым туманным пятном среди тундры.

— Ну как вам понравилось у нас? — спросил Микеша, тяготясь молчанием своего непростого спутника.

— Милая деревенька, и народ замечательный, — ответил, прервав раздумья, Куковеров. — Только живете немного скучновато…

— Дак нет, не скучно у нас, — улыбнулся с виноватым видом Микеша и покачал головой. — А только нужно понять… Житуха у нас важнецкая, особливо если любишь охоту и рыбалку. Вот достигнем тайболы, дак поглядите, сколь тут кругом всякого зверья. Медведи, дак те и вовсе не пугаются человека. Потешные они, когда рыбу ловят. Погодите, насмотритесь еще разных прелестей… Заберемся в самые дремучие места, а там — где волоком, где под мотором — выйдем к Сояне, притоку Кулоя. Судоходная, большая река, рыбная… Нынче заночуем в моей охотничьей избушке. Можно будет, ежели желаете, в баньке с веничком попариться. — Он немного помолчал и добавил: — Дашутка сказывала: вы страсть какой любитель до путешествий, потому и напросились со мной…

— Да уж, — ответил с насмешливой снисходительностью Куковеров. — Спасибо, что уважил. Меня хоть хлебом не корми, только дай побродить по дремучим лесам. Я, брат, с детства мечтал стать географом и путешественником, зачитывался взахлеб Жюль Верном… Да вот судьба-злодейка распорядилась иначе… Кидала она меня в один конец, в другой и десятый, била о подводные рифы…

— Жюль Верна у нас в библиотеке нет, а вот Франса, Теккерея и Доде я проштудировал. И еще Золя. Докладывал тут как-то давеча про них на читательской конференции. Дашутка поручила. Собранные сочинения во всех томах одолел. Теперь вот везу Диккенса с Голсуорси…

— Миленькая у нас компания собралась, — хмыкнул Куковеров.

— Писучие были прежде классики, — заметил уважительно Микеша и покачал головой. — Это ж надо — тридцатку полную томов отмахать… И как только мозги за разум не забегали? Я вот сидел кумекал и прикинул, между прочим: ежели просто от руки переписать этого Диккенса — года три-четыре надо, не меньше. А у вас, товарищ Куковеров, личные авторские книжки имеются? Аль пробавляетесь только передовицами в газетах?

— А ты малый не промах, — ответил с мутной улыбкой Куковеров. — Дашутка говорила мне, что простой охотник… Видишь ли, братец, как тебе доходчивей объяснить… Я пишу на злобу дня. В отличие от Диккенса, задачи несколько иного рода. Да и материальные обстоятельства, надо заметить, не те. Он творил, можно сказать, для вечности, а лично я стараюсь ради того, чтоб люди видели, как им хорошо живется на белом свете… Но могло бы быть еще лучше… Должен же кто-то пропагандировать передовые идеи, повышать духовное сознание масс. Человеку нужно дать понять, отчетливо почувствовать, что он счастлив. Дикарь не мог это осознать, пока не пришли миссионеры, не открыв ему глаза на суть вещей…