Литмир - Электронная Библиотека

— Серега, когда уголь будут в дома завозить? — спросил молодой плотник, вихрастый рыжеволосый Тишка. — Дни стоят погожи, безветерь, пылить не будет. Экскаватор-то на ходу?

— По мне, так хоть завтра, была б команда от председателя…

— Дак, может, Коптяков и не почешется, ежели ему не напомнить. Летошний год стали завозить в октябре, ветра пораты, так вся улица была от пыли черна, запорошило углем дворы начисто.

— Погоди, Тишка, дай с сенокосом управиться. У Коптякова сейчас други заботы в голове, — заметил Михаил Сорока, стряхивая с рукава своего новенького пиджака пепел.

— А одно другому не мешает. Выделил бы трактор, да отдали распоряжение на склад, мы б сами завезли. Чего тянуть, с сенокоса для этого дела сымать людей не надо.

— Ну дак пойди к председателю да скажи, так, мол, и так, чего ушами хлопаешь, ждешь, когда застанет ветрена погода. Может, он тебя и послухает, может, ему только твоего совета и недоставало.

— Эх, только бы дождей не послало, с сенокосом управиться успели, — вздохнул, глянув на небо, старый плотник Андрей Степанович.

— Дак не должно, не натянет. Погодушка-то — ведро, — живо отозвался Тишка. — Вон дымок над банькой бабы Мани как по отвесу торчком в небо идет. Сама моется али постоялица ее, Танюшка… Ох уж и попарился б я с ей.

— Не тебе долить таку девку, хиляк, — усмехнулся Сорока. — Танюха девка строгая, к ей особый подход нужон. Мне б годков десять скинуть — может, и сам бы за ей приударил. В молоды года я куда понатуристей был, ни одна хлесткая женщина моего обхождения не выдерживала. За сколькими волочился, со сколькими миловался, а вышло так, что бунчлива женка попалась.

— Не угадал, выходит. На всех баб зарился, а теперь чего ж жалиться.

— Так-то оно так, — усмехнулся Сорока. — А вон уже дед Кит с дедом Анкиндином и якорь готовый из кузни несут. Славно отковали деды, — заметил он, отводя разговор. — Когда новый карбас спускать на воду будете?

— Дак осмолить для надежности еще разок надо, — ответил Кит.

— Что же вы, деды, в воскресенье-то трудитесь? — обронил Тишка. — По писанию священному, грех ведь великий.

— Дак то писание Никонианское не по нас писано, парень. И сказать тебе к слову — сегодня по старому стилю вовсе не воскресенье, — ответил дед Анкиндин. — Прежде старики такому мозгляку зеленому, как ты, ухи надрали бы за насмешку. Подсоби лучше, чем зубы скалить.

— Это мы запросто можем. Давай, Серега, донесем им якорек, что ли, — подхватился Тишка.

— Сидите уж, ладно, — махнул рукой дед Кит. — Сами справимся. А вы вот что, мужики, чем время зря терять да лясы точить, смотались бы лучше на берег, к тоне Колотихи. Штормом давеча кита выбросило на отмель. Сколь мяса зря пропадает. Его хоть соли, хоть вяль… Важнецкое мясо и долго не портится. Мы, я помню, опосля войны одного небольшого загарпунили, дак, почитай, три месяца кормилась вся деревня.

— Так то ж убоина была, а этот — сам издох, — проговорил с ленцой в голосе Михаил Сорока.

— Не издох, зря клепишь, а ослеп он от нефти, — сказал дед Кит. — Выбросило, дак был живехонек. Он, поди, еще и сейчас не окочурился. Легкими ведь дышит…

— Нет, китовое мясо не по мне, — расслабленно протянул Сергей Сядунов. — Мы уж как-нибудь без него обойдемся, пока есть семужка. А председатель мог бы расстараться: враз перевыполнит план по береговому лову. Вот ему и доложите.

— Уехал он в распадки, где промыслят архангельские мужики по договору печуру, — вставил Тимоша. — Сегодня уж, поди, до вечера не вернется в Чигру.

— Эх, и ледащий же нынче пошел народ… Вечор с Анкиндином вдвоем поедем на Колотиху, — сказал дед Кит.

Старики подняли якорь и понесли вдоль улицы к берегу, где стояла небольшая карбасная мастерская.

16

Никита Жуков, председатель Чигрянского сельсовета, шел от аэропорта к деревне наторенной дорожкой, сдвинув кепку на затылок, широко озираясь по сторонам, пристально поглядывая на берег реки, словно ощупывал хозяйским взглядом — не изменилось ли что здесь за тот месяц, пока находился он в Архангельске на курсах совработников. Остановившись, раздвинув ноги в порыжелых от пыли ботинках, он закурил и прислушался к доносившимся со стороны кузницы мерным звонам. Чуть уловимым горьковатым запахом дыма тянуло от близстоящих изб, неярко, умеренно блестела гладь реки, все кругом было спокойно и миротворно.

На мостках вдова Марфа Седельникова, пышнотелая, не старая еще бабонька, полоскала белье. Жуков пошел вдоль крутика, поравнялся с ней, и на воду упала его длинная, чуть вздрагивающая на ряби тень. Марфа подняла раскрасневшееся лицо и обернулась, щуря глаза от солнца.

— С возвращеньицем! — улыбнулась приветливо она. — Загулял ты, видать, Никита Афанасьевич, в городе. Ишь, и лицом малость осунулся. Измочалила небось городская укрепа?

— Дак не скажи. А по деревне успел соскучиться, — ответил Никита и поставил на траву портфель. — Ну как тут у вас, все бригады сенокосчиков разъехались на пожни?

— Почитай, три недели, как последних проводили. В деревне, слышь, корреспондент объявился. Бают, историю про нас пишет. Все избы обхаживает. Уж и не знают хозяюшки, чем ли кормить, чем ли поить… Да ты спускайся, притулись под бережком, покури.

Марфа была женщина словоохотливая, имей только время да терпение слушать ее бойкую речь.

— И откуль это счастье на нашу голову откололось, — продолжала она, поправляя выбившиеся из-под косынки волосы. — За три тыщи, бают, подрядился мужик. Деловитый — слов нет!

Жуков спустился к мосткам и присел на бревнышко.

— Давеча Павла сказывала — пришел к ним в избу, расспрашивал про всяко. И уж до чего прожорлив к вину — два пузыря за вечер с дедком опростали, а сам все строчит напропалую, хоть и хмельной. Блокнотец-то ить выскочил из-под руки, на пол свалился, так он, значит, на скатерти невпопад. Рьяной — страсть. Насилу Павла после застирала те каракули… Все наскрозь про нашу жизнь запечатлел достословно. Цельны дни по деревне с Епифаном шастают. А меня обминули, трясовица их забери. Я б тоже немало могла чего насказать. Да, а Марей-то, слышь, тоже наперегонки с им засел сочинять. Ну прямо-таки на потеху соревнуются. Тот хоть за деньги, понятно, а этот чего старается? Аль ущучить в чем норовит? — Она яростно захлопала вальком по белью, и сверкающие на солнце брызги полетели на Жукова. Теперь ему стало понятно, зачем дед Гридя и Марей отбили ему срочную телеграмму.

— Из района прислан корреспондент, что ли? — поинтересовался он.

— Нет, не нашенский, это уж точно. И говор у него другой. Может, из самой Москвы, — многозначительно сузила глаза Марфа, напрягая белесые брови. — А про что вызнает — сам у него и спроси. Может, ему указка дадена разведать, как и про что у нас тут мыслят…

— Ну это уж ты зря так, — махнул рукой Жуков. — Пустые твои догадки.

— Пустые не пустые, а только неспроста его председатель привечает. Да, может, то и к добру, что меня корреспондент обминул. Слово ить не воробей… А то б я, грешным делом, в «историю» попала. Спокойнее спать будет…

И тотчас она перевела разговор на другое, зачастила о том, что на этой неделе выбросило под берег штормом ослепшего кита, бабы и ребятишки ходили за два километра смотреть. Лежит эдакая туша, раздергивают чайки и песцы, сколько сала пропадает зря.

— В район сообщили? — спросил Жуков.

— Дак председатель только вчера вернулся с распадков, где камень-печура. Не докладывали без него, еще заругает.

«Опять Коптяков занялся добычей печуры на точильные камни», — поморщился Жуков. Он поднялся и направился к своему дому, размышляя дорогой, что за историю колхоза затеял председатель и зачем она ему нужна.

В сельсовете Жуков работал второй год, до этого был трактористом, заочно окончил сельскохозяйственный техникум. С новой должностью освоиться оказалось не так-то просто. Одно дело быть облеченным властью, а другое — уметь пользоваться ею с толком. Он рьяно принялся за работу, два раза вызывал Коптякова на исполком, требовал ускорить затянувшееся строительство яслей, выкорчевать кустарник на заросших пожнях, ставил на вид, что ржавеют водопроводные трубы под открытым небом, пришли в негодность пятьдесят тонн цемента под дырявым навесом… Коптяков снисходительно выслушал, но и только. Все осталось по-прежнему. Да и что ему Жуков? Ну, председатель сельсовета, формально — власть, а по сути, он, Коптяков, хозяин положения в деревне. У него и техника, и счет в банке, и покосы… А у Жукова всей техники — велосипед, да только на нем дальше околицы Чигры не уедешь.

68
{"b":"568766","o":1}