— Хорошо ведь как, — сказала Танюшка.

— Это ты о чем? — выйдя из задумчивости, спросил Никита.

— А все хорошо, — засмеялась она. — Жить хорошо, ночь тихая, спокой кругом какой… У меня с сердца точно камень свалился теперь. И спать вроде нисколечко не хочется, так бы и брела по бережку до самого утра.

Она сдернула с головы платок, и тяжелая русая коса скользнула вдоль спины.

— Нравится тебе жить у нас? — спросил Никита. — Или отработаешь два года — и назад к себе, в Пертоминск, к мамаше под крылышко?

— Да кто ж его знает, как сложится. Может, и останусь… Вдруг влюблюсь в кого да выйду замуж здесь, — сказала она, но тут же смутилась и покраснела, сорвала мимоходом травинку, стала покусывать.

— Кто уж на примете, приглянулся? — стараясь придать голосу шутливый тон, бросил Никита.

— Да и если, кто ж про то сказывает…

— Эх, только б с сенокосом управиться поспели, дождя не послало, а то запарит сено, что в копешки за рекой сметано, — говорил Никита, а у самого кровь бунчала в висках: «Неужто сама… Неужто дурак я? А вот возьму сейчас за руку… Возьму да и поцелую».

— Не должно запарить, — ответила Танюшка. — Дни стоят погожи, безветерь…

— Может, и не пошлет дождя, может, и пронесет, — обронил он сдавленным голосом и коснулся ее руки. Ладонь была горячая, влажная, податливая.

— Ну, пора мне, — тихо сказала она и, попрощавшись, направилась к избе.

Со стороны реки послышался долгий пароходный гудок, сиплым басовитым звуком качнул устоявшуюся тишину. Потом еще три коротких раз за разом. В устье входил двухмачтовый плашкоут. Палуба его была плотно забита грузом в мешках, не прикрытых сверху брезентом.

«Не иначе как комбикорма привезли, — решил Жуков, пристально глядя в сторону устья. — Ну, сейчас начнется горячка. Вот всегда так: либо угодят в сенокосную пору, либо когда заосенит да шторма спочнутся».

Плашкоут развернулся правым бортом к морю, загрохотала цепь в носовом клюзе. Отдали якорь, ухнувший с тяжелым всплеском в реку. Вскоре спустили на талях катерок, в него сошли двое. Застрекотал мотор, весело побежал пенистый бурунчик. Правили к пологому берегу, где была небольшая пристань и стоял зачаленный на тросах понтон, изоржавевший от времени, с мятыми боками.

Жуков направился к пристани, поздоровался с моряками.

— Где председатель? — спросил краснолицый толстяк с нашивками старшего помощника капитана. — Надо поторопиться с разгрузкой комбикормов, через четыре часа вода западет, тогда понтон к берегу не подтащить.

— Нет чтоб прийти вам недельки три-четыре пораньше, а то приспели в саму сенокосну пору, — сказал Жуков. — Народа-то в деревне теперь — одни старики да старухи.

— Таких, как ты, орлов с пяток — и трактора не понадобится, — шутливо ткнул его пальцем в грудь моряк. — Главное — свалить мешки на берег, нас не задерживать.

— На берег нельзя, — ответил Жуков. — Дождь застанет — враз раскиснет.

Подошел Коптяков, поздоровался с Жуковым и тут же начал препираться с моряками, возмущаясь, что привезли комбикорма в неурочное время, даже радиограмму заранее не послали, не предупредили.

— Это замечание не по адресу, наше дело принять груз и доставить на место, — отвечал с невозмутимым спокойствием помощник капитана. — Двадцать четыре часа вам на разгрузку, а не уложитесь — простой судна будет за счет колхоза, уплатите штраф пароходству.

— Черт знает какие у вас порядки, — кипятился Коптяков, размахивая руками. — Я жаловаться буду товарищу Черезседельникову! Призовем вас к ответу через газету! У нас здесь сейчас находится корреспондент. Специально пошлю за ним. Пусть увидит, можно ли разгружать судно в отлив. Пусть расчихвостит вас в фельетоне… — Он окликнул паренька и велел сбегать в гостиницу, позвать Куковерова.

— Эко напугали! — снисходительно посмотрел на него моряк. — Фельетон фельетоном, а вы лучше не теряйте времени зря, катер у вас есть, буксируйте понтон к правому берегу, а я вернусь на плашкоут. Что толку препираться зря.

— Пойду подгоню трактор да захвачу троса подлиннее, — сказал Жуков Коптякову. — Как застанет малая вода — будем волочить груз на санях. Хоть сколько перетащим, а все не ждать без дела.

Коптяков кивнул, продолжая стоять с насупленным видом, скрестив руки на груди.

Из-за здания старого склада вынырнула фигура Куковерова.

— А вот и товарищ корреспондент! — громко сказал председатель. В двух словах он объяснил Куковерову суть дела.

— Это же чистое шкуродерство, — воскликнул тот. — Я разберусь, зайду по приезде в Архангельск к начальству пароходства. Куковеров, — протянул он руку помощнику капитана.

— Патрикеев, — отрекомендовался тот.

— Очень приятно, товарищ Патрикеев. Нехорошо получается, обижаете колхозников. Они пупки, можно сказать, надрывают, борются за высокие показатели на сенокосе, а вы… Мало того что радиограмму не послали, так еще пришли перед отливом и угрожаете штрафом. Чем писать фельетон, я бы с радостью сделал заметку об экипаже вашего доблестного дредноута в «Водный транспорт». Что вам стоит задержаться здесь на несколько часов? Сошлитесь после на мелкую поломку, неполадку в лебедках…

— Ну, знаете, это несерьезно, — покривил губы старпом.

— Тогда придется переговорить лично с капитаном. Не хотите по-доброму — буду действовать иным образом… Чем можно добраться на сей дредноут? — спросил он у Коптякова.

— А мы сейчас идем обратно, — заметил Патрикеев. — Попутно прихватим и вас. — Они спустились к берегу и сели в дюральку.

— На слова-то корреспондент дошлый, ишь как лихо захвостнул, — сказал один из стоявших неподалеку стариков. — Может, и уломаете капитана, скосит тот нам маленько время на кроткую воду.

— Как же, спеши радоваться, — махнул рукой сосед. — Курьи титьки с их возьмешь да свины рожки. Не первый год спорим с ими.

На понтон уже заводили концы. Маленький буксировочный катерок гулко постукивал дизелем, поджимаясь левым ботом. К берегу спускался народ. На двух старых кобылах волокли развалистые сани с выдававшимися по бокам креслинами.

Капитан плашкоута первым делом потребовал у Куковерова удостоверение, долго вертел в руках, придирчиво разглядывал, поинтересовался, почему просрочено. И вообще — какое дело внештатному корреспонденту газеты «Трибуна земледельца» до морских уставов? В разговоре с ним Куковеров как-то разом осекся. Не рад уже был, что ввязался в это дело. Сухо объяснил, что некогда все продлить, мотается то в одну командировку, то в другую…

Наконец тот вернул удостоверение и сухо отрезал:

— Говорить нам с вами не о чем, отправляйтесь на берег.

…Уже шла вовсю разгрузка, повизгивали лебедки; на понтоне укладывали мешки три парня и четверо стариков.

На угор выкатил старый трактор, из кабины вылез Жуков, подошел к Коптякову.

— Из области, что ли, корреспондента прислали?

— Как же, пришлют… Сам в творческую командировку приехал, — обронил, глядя на реку, Коптяков. — Орловский он. Очень сознательный и грамотный товарищ. Сейчас познакомлю.

— Дак я уже кое-что о нем прослышал. Сказывают, пьет он, однако, любит застолья…

— Дак чего не сделаешь ради знакомства. Может, и употребил для контакта, как говорится. Да вон он с понтона по сходням идет.

— История-то у нас не шибко… — заметил скептически Жуков.

— А это еще как посмотреть. Пусть хоть какую напишет. Для нужного дела сгодится. Пусть отразит контраст между вчерашним и сегодняшним днем… Сам понимаешь, идеологическая работа сейчас важнее всего. На такое дело мне денег не жалко. Пусть читает про нас народ…

Подошел Куковеров. Вид у него был несколько смущенный, чуть подергивалось от тика левое веко.

— Спорить с этим капитаном бесполезно, бюрократ чертов. Формалист! Ему хоть кол на голове теши — не хочет ничего знать, кроме инструкций. Записал фамилию, продерну в фельетоне. Всыплю по первое число. Я им покажу штрафы, покажу, как подрывать колхозный бюджет! — горячился он.