Мужики вырубались прямо за столом. Разговоры не шли. Мы их языка не понимали, они вторые сутки на ногах, ни спросить, ни рассказать. Ярослав еще пытался что-то там переводить, да сам вырубился. Он все Веселину ждал, но она стеснялась такого количества незнакомых людей, и не пришла. Ромео наш грустил, и, как и бывает в таких случаях, наклюкался и вырубился. Торир его будить не стал. Они с дедом переговаривались. На смеси слов из обоих языков, да жестами. Выяснили, что у них есть общие знакомые. Вроде как дед знал того парня, который видел дядьку племянника жены внучатой свекрови соседа Торира. Я как-то так это понял. Потом оказалось, что один раз по молодости они в одном походе участвовали, в разных дружинах.
Мужиков засыпающих оставили спать прямо в сушилке. Стол подняли на попа, им места хватило. Чуть протопили, чтобы гости не замерзли, да и сами отправились почевать. День был тяжелый и длинный. Очень длинный.
Следующие две недели прошла в заботах и делах. Свои мы забросили, помогали новоявленным союзникам собраться в дорогу. Остающиеся раненые были огорчены своей долей, хотели домой. Но сами понимали свое положение. Как сказал Ярослав, изначально они собирались отбивать первый натиск данов на корабле, чтобы погибнуть в бою, и отправиться к Одину, и не быть обузой остальным. А тут вон как повернулось. Торир же как-то проболтался, что тоже попытался бы оставить кого-нибудь из нас в такой ситуации у себя, как заложников. Тоже верно, слегка пообижавшись подумал я, для закрепления союза мысль дельная. А тут еще и возникла проблема с трофеями.
По утру мы сожгли лодку с данами, вывели ее подальше, облили скипидаром и дегтем, да и подожгли. Вернувшись, начали разбираться с добычей. Я выбрал себе по паре кусков серебра, янтаря, воска, обсудили с нашими форму украшений и рисунки на них, да и объявил, что свое мы забрали. Деревенские меня поддержали, в нашей жизни нам такая добыча не нужна. Вот корова там, или коза — это дело. А побрякушек да шмоток мы себе сами сделаем.
Народ от такого креатива охренел. Даже делегация пришла к Ториру, мол сражались вместе, а он, гад такой, у союзников добычу забрал! Мол, не принесет это удачи, да и обидеть тех, с кем плечом к плечу сражались не по-людски. Позвали меня, я им все объяснил. Охренели еще больше. Как так, ничего не надо!?
А потом у приезжих начался культурный шок. Шок был, переходящий в легкую панику, с примесью религиозного фанатизма. Началось все со Смеяны, которая привела лосей в сарай, кормить. Васька хоть и пугался новых людей, но виду не подал, гордо и независимо вел свое семейство к дому. Машка жалась к нему, Ванька к мамке, но любопытно озирался вокруг. Дети, они даже у зверей дети. Картину наблюдало много народу, мелкая вела лосей через всю деревню. Те спокойно слушались ее, хотя та не доходила им и до морды. Мужики смотрели с удивлением.
Потом проблема сортира. За день эти товарищи загадили полдеревни, да обмочили все углы. Я Торира призвал к порядку, мол негоже гадить, там где живешь. Тот резонно спросил, где тогда гадить? Мы почесали репу, взяли досок, да и построили в лесу, поверх выгребной ямы сортир на пять посадочных мест. К холодам они уедут, отапливать его не надо. Вернулись, привели всех, через переводчика объяснили что тут, и зачем. Но нас, по ходу, не услышали. Народ смотрел на обрезные доски, ценность не малую, которую пустили на сортир! А когда Буревой сообщил, что мол не бойтесь, это временно, мы потом их на дрова пустим, после вашего уезда, мужики стали подозревать, что дело пахнет колдунством. Иначе откуда мы это все берем, да так лихо распоряжаемся? Это мне тоже Ярослав рассказал. Зато гадить стали только в яму, чтобы мы значит колдунство против них не повернули.
Досками особенно интересовался Кнут. Хотел их на ремонт корабля пустить. Мы показали ему залежи досок на складе, он жестами показал, что такие только на сортир. Пиленые доски влагу сильно берут. Тогда мы показали ему лесопилку, плотницкую мастерскую, с паровым приводом. Тот проникся, особенно когда мы пропитку показали для досок, чтобы те не гнили в воде. Такую и мурманы использовали, но наша была чище. Пришлось показать ему запасы дегтя, смолы, спирта. Кнут впал в экстаз, особенно от смолы. Чистая, как тот янтарь, она лежала штабелями, как отходы производства. Корабел даже пошел капать на мозги Ториру, мол надо у нас смолу взять, а с Ладоги взятую оставить. Пока торговые переговоры оставили на потом.
Мурманы готовили лодку данов в поход, хотели ее по быстрому вытащить, просмолить. Их лодку, на которой они сюда приплыли, тоже надо вынуть из воды на зиму. А народу-то нет! Раненые еще в силу не вошли, вот считай вместе с нами шестнадцать взрослых. Вытащить лодку такими силами нельзя. Они так думали. Мы с Буревоем подошли как раз тогда, когда они спорили у заводи об этом. Торир слушал, иногда тоже держал речь, обсуждение вспыхивало с новой силой.
— Ярослав, что тут у вас за митинг? — переводчик уже привык от меня новые словечки слышать, не удивлялся.
— Да думаем, как лодку к походу готовить. Она-то чужая, надо достать, да проверить, дойдет ли? Да и нашу тоже на берег надо, а как достать? Народу мало. Бросать не хочется, не переживет зиму наша-то красавица, — переводчик был расстроен.
— Ну дык трактором ее и вытянуть, чего тут думать! — дед влез в наш диалог.
— А потянет? — с сомнением возразил я.
— Блоки надо, веревку подлиннее, да ворот для нее. Да и сами поможем.
— Трактор железный как? — дед собрал остатки нашего убийственного орудия с поля боя, — Восстановить сможем?
— Не, — с досадой мазнул рукой дед, — его в переплавку. Там погнуло все, да так, что молот топить замаешься. Цилиндры — всмятку, поршень один вообще не нашел, колеса можно еще задние использовать, а передние — в хлам.
К нашему диалогу прислушивались и Торир, и Ярослав. Вождь мурманов вопросительно посмотрел на переводчика, тот только беспомощно развел руками. Непонятно ему было в нашей речи решительно все.
— Ярослав, переведи. Мы сейчас трактор пригоним, да ворот возьмем, с блоками. Надо место на берегу подготовить, куда лодки вынимать.
Торир сомнением посмотрел, но распорядился. Дед повел мужиков за бревнами, а я пошел к трактору. Наш модернизированный первенец выдавал на крюке две-три лошади, авось хватит. Пока я приводил трактор в рабочее состояние, мурманы под руководством деда подготовили место для лодок. Подсоединили блоки, на низкой передаче начал потихоньку тянуть. Вроде пошло. Понял по возбужденным крикам со спины. Через минут двадцать дед прокричал мне, что хватит, я оставил трактор, пошел посмотреть на результат.
Мурманы бились в экстазе, близкому к религиозному. Даже Торир что-то там на груди у себя мял, оберег наверно. Дед с деловым видом подставлял слеги к бортам, да прибивал их железными самодельными гвоздями. Взял мешок с ними, и ходил стучал, вызывая все большее исступление у гостей.
— Чего орут? Вроде все нормально…
— Да как тут не орать! — переводчик тоже паниковал, — лодка считай сама залезла, да еще Буревой с мешком гвоздей! Это ж сколько кузнецов надо!
Выяснили, гвозди тут ковали. Мы-то машинку приспособили. Тянешь проволоку из мягкого железа, потом ее в машинку, паровик через шестеренки выбивает острие, потом шлепает сверху — шляпка готова. Вот и наделали мешок, про запас. Я повел мужиков к складу, выдал им паклю, смолу, деготь, вдруг понадобится? Те на склад, как на пещеру Алладина смотрели, выгнал их с материалами, от греха подальше.
Но самый большой шок они испытали, когда мы решили рыбы наловить. Наши запасы стремительно таяли под натиском голодных мурманских глоток. Подсмолили баркас, спустили его на воду, набрали дров, растопили паровик, и вышли задним ходом на озеро. Под очумевшие взгляды присутствующих. Далеко не ходили, нас толпа здоровая, отобьемся. Нашли косяк рыбы, да и привезли полтонны за раз. Осенняя рыба большая, жирная, вкусная. Мы себе заготовили, да и мужиков покормили. Вернулись, затянули трактором опять баркас на свое место.