Я начал проваливаться в дрему. Мысли о бабах, их цацках, тракторе и холодильники в голове причудливо переплетались. Перед самым провал в глубокий сон почему-то вспомнился дядя Петя. У нас так преподавателя называли, Петра Александровича. Хороший мужик, в возрасте за шестьдесят. Мы у него лабораторию в порядок приводили, пропуски отрабатывали. Там много барахла скопилось за его сорок лет в универе. Растаскивали хлам по полкам, да в подвал. Тяжеленную штуку одну аж впятером несли, помню. На вопрос, зачем в век новых технологий такую хреновину у себя держать, дядя Петя сказал что мы еще щеглы, и это установка для сжижения газов. На каких-то трубках. Мы на втором курсе были, нам название ничего не сказало. Дядя Петя добавил, что мы щеглы желторотые, и про стирлинг не знать стыдно. Застыдил, я в общаге потом порылся — нашел этот самый Стирлинг. Это фамилия такая. Он паровики делал, хитрые такие, без воды. Схемы там тоже были…Стирлинг, Стирлинг, когда же ты родишься… Помог бы мне, в индустриализации. Хорошо, хоть схему вспомнил, с тем и заснул.

Снились бабы.

Время перевалило за полночь. На календаре был День защиты детей.

После посевной вздохнули спокойно. Жизнь стала размеренной, и относительно беззаботной. Ну то есть все работали от зари и до зари, но аврала не было. Также собирали лесные дары, ловили рыбу, Кукша охотился, дед руководил, мелкие стояли в дозоре.

Дозор наш бегал периодически ко мне, о безопасности мы не забывали. По озеру периодически шли лодки, но достаточно далеко от берега. Не страшно. Но учения возобновили. Самими забавными поначалу были учения на эвакуацию. Первый раз тренировались после завтрака еще в мае. Прибежали мальцы, увидели лодку. Мы с Буревоем оценили степень угрозы как низкую, дождались пока она лодка скроется в дали, и объявили тревогу, подняли флаг. Сами сели наблюдать за поведением местных. Кукша с Веселиной сразу побежали в кусты, на огневую позицию. Грамотно выбрали, но все равно видно, белеют их головы и шмотки на фоне леса. Бабы заметались, дети, воспринимавшие наши старания скорее как игру, добавляли суматохи. Дед подлил масла в огонь криком «Берем самое ценное!». В итоге поселок через два часа закончил сборы, и сгрудился на входе в лес. То, что это учения, мы им не сказали. Картина была та еще.

Самым ценным оказалось все, что не было приколочено. Отряд из трех баб и восьми детей стоял в граблями и лопатами наперевес, на манер теток из «Свадьбы в Малиновке». Вокруг них и на них было все самое ценное. Какие-то корзинки, ведра (металлическое, как самое дорогое, несла Зоряна), кадушку приволокли, тряпки. Мы повели отряд на место схрона. Не дошли. По дороге бабы стали выбрасывать все, что тяжело было нести. Процентов девяносто от набранного. Остановились на промежуточной базе. К нам подошли Кукша и Веселина. Они шли по следу из утвари, оставленному по всей дороге. После нас осталась широкая, понятная всем в этом времени дорога из ведер, грабель, тряпок, ложек (!). Стрелки наши часть подобрали, часть оставили. На промежуточной базе объявили, что это учения. Дед прочитал лекцию на тему вреда жадности. В ответ посыпались упреки в том, что ценное тут все, у что конкретно тащить, а главное, как, никто не сказал. Дед от бабьего гнева отгавкался, сказал что все будет. Мол, так и было задумано. Хитрован старый.

Итогом стало создание «тревожных чемоданчиков». Чемоданчики делали с дедом в виде корзин, которые должны одеваться на спину, на манер моего рюкзака. В них предполагалось складывать то, что мы посчитали ценным, а также инструмент. Дед вдалбливал в головы невесток принцип «не используешь — положи в корзину». Типа, поработал ножом, положи его в корзину, вот место для него. И так со всем стеклом, пластиковой тарой, редко используемыми ресурсами — кожей, лекарственными травами, жестяными банками консервными и так далее. Часть матери примотали вместо подкладки к спине. Надо — сделай новую, положи, забери старую. У рюкзака было три ремешка, два на плечи, один поясной, чтобы спину не отбить. Крышку сделали, кармашки, для мелочевки. Такой вот памятник народному творчеству получился — плетенный рюкзак. На каждого жителя предполагалось по одному, даже на детей.

В дальнейшем учения проходили не так весело, как в первый раз, но на порядок эффективней. По моим часам, если все были в деревне, то собирались мы за сорок минут. Причем дольше всех я — палатку складывал. Потом плюнул на это дело, оборудовал себе спальное место прям в своем сарае, палатку спрятал в рюкзак из будущего. Это мой тревожный чемоданчик.

На третий раз эвакуация прошла как по маслу. Короткая колонна стояла у входа в лес, с вещами, детьми, рюкзаками, с инструментом наперевес. Прям приятно посмотреть. Чтобы не натаптывать тропу, отправляли народ несколькими маршрутами. За три часа все, включая стрелков оказывались в ухоронке. Они, стрелки наши, здорово научились искать и занимать позиции, мы наблюдали за их парными учениями. Но всплыли другие проблемы. Маскировка и обувь. Кукша с Веселиной гарцевали босые, что их задерживало в пути. Одежда местная была сплошь бело-серая, выделялась на фоне леса. А если они прятались так, что их не было видно — то не могли стрелять, особенно Кукша. Плюс Веселина в юбке бегала, тоже не фонтан. Занялся вопросом униформы.

Объяснял Зоряне, как самой опытной швее, идею с камуфляжем, военной формой, привычной мне. Не поняла. Надо рисовать. Нарисовал как смог, понятней, но драгоценный лист бумаги перевел. Шили тут руками, поэтому форма для Веселины, ей нужнее, получилась только к середине июня. Я же со своей стороны сделал ей пряжки для ремней, дед — сбрую, по типу тех, которые в ВОВ носили, на плечи чтобы одевать. Далее красили вываркой из какой-то травы, коры и крапивы одежку в камуфляжные цвета. Ну, как смогли. Очень даже ничего получилось. Занялись обувью. Делали паллиатив — клеили под прессом тоненькие полоски дерева, типа шпона, пропитывали их смолой. Из двадцати слоев получалась заготовка под подошву. Местные удивились, когда предложил сделать их зеркальными, на правую и левую ногу. Тут всю обувь делали одинаковую что туда, что туда. Достал из загашника свои туфли из будущего, дал походить деду. Дед походил часа два, размер как раз его был, вместо носков портянку натянул — и как на него шили. Вернулся Буревой задумчивый, сказал делать по-моему. Он опыт ходьбы в сапогах местных имел, не так удобно было как в моих туфлях. Взяли Веселину, обвели ей ноги угольком на заготовке, и выпилили подошву. Каблуков местные тоже не знали, и не сильно понимали, зачем они. Но делали, как сказал Буревой, по моему образцу. На остальную часть обувки, та что не подошва, использовали крашенную ткань. Шнурки еще покрасили. Неплохо получилось. Бандану я попросил сделать, коса у нее до пояса, цепляется в лесу.

Все было готово, осталось самое главное — уговорить Веселину во все это влезть. Вот на что девочка спокойная, а тут прям паника какая. И каких-то парней вспомнила, и что портки эти она не оденет, и пацаном бегать не станет. И косу тоже не спрячет, вот. Носите это сами. Уговаривали всем селом. Я сыпал примерами из будущего, Бурда-моден и кукла Барби, все дела. Дед кричал что парней тута на три дня пути кроме нас никого, а если она к родичам лезть собирается, пусть лучше сразу в лес уходит, он такого сраму не потерпит. Бабы скулили на момент того, что если она не оденет, то нам всем сразу тут кирдык придет, их дед застращал. Я опять со своими воспоминаниями о прошлом-будущем влез. Ни в какую. Пообещали, что оденет ненадолго, и если плохо ей будет, то носить заставлять не будем. Веселина паниковать прекратила.

Нацепили на нее наряд, подогнали ремни, пока в качестве примерки. Одевали бабы в доме, мы ждали на улице. Вышла Веселин. Валькирия! Мелкая, но высокая, одежда по ней как раз. С арбалетом наперевес, бандану завязала, в новых берцах, да на каблуке небольшом, приталенная утянутая ремнем куртка, встала, покраснела опять вся. Кинулась в дом, от туда ее выперли бабы. Охали да ахали, рассказывали какая она красивая. Та не верила. Повели к воде. Не помогло, в нее плохо видно. Побежал за зеркалом — было у меня небольшое, вместе с зубной пастой, щеткой, и бритвой. В походном несессере, который в поездках таскал. Я тут сознательно не брился, под местного косил, поэтому раньше и не доставал. Принес зеркало. В него залипло все население деревни. Гладили его, нежно передавали из рук в руки, и так до бесконечности, особенно бабы.