Мы хорошо понимали, что журнал с этой книгой принесёт нам убыток, но мы надеялись возместить его путём продажи моих новых учебников. Помимо уже выпущенных четырёх частей учебника, я ещё раньше начал готовить эсперанто-русский и русско-эсперантский словари с тем, чтоб все шесть частей дали полный материал для изучения нашего языка. Объединив их в одну книгу, я решил дать ей название "Тута лингво Эспэранто" /весь язык Эсперанто/. С такими видами на будущее мы вступали в 1916-й год.

  Человечество будто взбесилось. Почти все государства мира втянулись в отвратительную взаиморезню. Оба воюющих лагеря желали биться до полной и окончательной победы. А победа не приближалась. Почти все профессиональные военные были уже похоронены. Бог войны требовал новых и новых жертв. На линию битвы непрерывно направлялись новые категории "пушечного мяса", даже учащиеся высших учебных заведений. Соответственно этому редели полки нашей мирной армии. Наши общества иногда сокращались наполовину, некоторые вообще прекратили работу. К последним относились почти все польские и литовские общества.

  Однако у нас были общества, которые не только не уступили своих позиций из-за нужды и трусости, но сумели занять новые, как в Астрахани, Москве, Петрограде, Саратове и т.д. Эти общества поддерживались нашим книжным магазином, который тогда служил как бы барометром нашего движения в России. Магазин пунктуально чертил графики своих доходов и эти графики показывают, что сразу после объявления войны наше движение круто свалилось вниз. В этом положении оно оставалось в течение нескольких первых месяцев войны, а затем кривая линия стала подниматься. Причиной тому были два фактора: непрерывное обесценение рубля и появление наших новых учебников.

  В марте 1916 г. вышло 2-е издание моего основного курса тиражом в 30000 экз. и появились два словаря: эсперанто-русский и русско-эсперантский. Вместе они образовали полный учебник нашего языка для русских, которому я дал название "Тута лингво Эспэранто" /1-я часть - "Основной курс языка Эсперанто" - выдержала 9 изданий, а полный учебник вышел в 1928 г. пятым авторским изданием./. Соответственно затратам на печатание книги я установил на неё цену в размере 1 рубль 60 коп. Кроме того, отдельно были сброшюрованы каждая из шести частей. Номинальная стоимость всех отпечатанных книг в сумме составила около 12000 рублей. Если бы нам удалось быстро продать весь тираж, мы получили бы деньги, вполне обеспечивающие существование магазина, журнала и института.

  Чтобы способствовать этому, мы истратили более тысячи рублей на объявления в разных изданиях. Объявления печатались на первых страницах изданий и мы нарочно придавали им такие формы и размеры, чтобы их непременно нужно было печатать перед всеми другими объявлениями. Благодаря этому читатели периодических изданий обязательно видели и поневоле читали наши объявления. Это было прекрасной пропагандой нашего языка. После каждого такого объявления мы обычно получали столько заказов, что их сумма втрое или даже впятеро превосходила стоимость объявлений. Наши большие и маленькие объявления были столь многочисленны,что Эсперанто сделался частой темой домашних бесед и публика постепенно приходила к убеждению, что Эсперанто является уже действительно общим международным языком, изучение которого даст практические результаты.

  В наше учебное заведение часто приходили люди, желавшие с помощью Эсперанто то снестись со своими родственниками, оставшимися во враждебных странах, то найти пропавших воинов. Объявления также подбадривали наших единомышленников, не призванных на фронт. Они продолжали посещение субботних встреч и оживляли их. Некоторые из них (например, Басов Р.А.) даже устроили в марте довольно большой открытый концерт в зале вегетарианской столовой, пригласив на него известных артистов Москвы.

  Но довольно часто наши встречи опечаливались сообщениями об убитых активных единомышленниках. На поле боя погибли студент Фенин и только что окончивший университет наш способный сотрудник журнала Ярмолович, умер от чахотки помощник профессора А.И.Пудовкин, умер интернированный Густав Клейст. Их смерть вселила в наше движение ощущение большой потери. При жизни они очень оживляли наши субботние встречи и общество их сильно оплакивало.

  Каждая новая жертва войны всё больше и больше возмущала нас и весь народ, настраивала против её зачинщиков. Люди видели главную причину войны и поражений в тупости и продажности правителей. Народный гнев бурлил и искал выхода. Только близорукие не видели приближающуюся катастрофу. Как японско-русская война породила революцию 1905 года, точно также и германская война готовила новую русскую революцию. Во второй половине 1916 г. царское правительство как бы вовсе утратило благоразумие. Главным его советником сделался проходимец Распутин, который, действуя под маской "святого старца", полностью дискредитировал царский режим. Его поведение возмущало даже самых близких друзей и сторонников царского двора. 17 (30) декабря 1916 г. три высокопоставленные персоны, желая отстранить этого проходимца и спасти трон, заговорщически убили его. Но это лишь подлило масла в революционный огонь. В течение трёх дней после убийства газеты были заполнены подробностями жизни этого "святого" и его влияния при дворе. На четвёртый день царский режим нашёл, что "такие подробности относятся к категории военных секретов", о которых не должен знать никто, кроме правительства, и запретил упоминать в прессе имя Распутина и что-нибудь писать об убийстве. Ещё один толчок к росту народного гнева. В таком положении оказался весь русский народ, и мы в том числе, в канун нового, 1917 года.

  В период с 1 августа 1915 г. по 1 января 1917 г. курсы посетило только 23 человека и никто не пожелал держать экзамен: все варились в политическом и военном котлах.

  В 1-м номере нашего журнала за 1917 г., завершая новогодний обзор всемирного эсперантского движения, я писал: "В прошлом году из-за войны мы не добились больших завоеваний; однако мы удержали и укрепили ранее достигнутое. Война лишила нас многих сотрудников, но одновременно открыла нам новые горизонты, где мы можем привлечь бесчисленных сторонников нашего языка." Эти новые горизонты я видел в смешении наций: в разные страны прибыли иностранцы, которые срочно нуждались в средстве общения. Поэтому мысль об Эсперанто поневоле привязывалась к всякому, кто неожиданно впервые ощутил себя глухонемым. Кроме того, наши единомышленники, будучи мобилизованными, взятыми в плен и будучи беглецами, конечно не упустили и не упустят случая, чтоб проповедовать наш язык. В результате появился большой спрос на учебники Эсперанто на всех языках. Продолжая мысль, я писал: "Если мы энергично используем это благоприятное обстоятельство, то через несколько лет наше поле станет неузнаваемым." Мой оптимизм несомненно оправдался бы, если бы на нашем пути не встало событие, полностью опрокинувшее все наши соображения и выводы. Как война в 1914 г. на несколько месяцев почти остановила наше движение, так то же самое совершила в нашей стране разразившаяся революция.

  В январе и феврале газеты ежедневно сообщали о трениях между царским правительством и народными представителями. Народ через Государственную Думу, земства и городских представителей требовал от царя новую конституцию, но царь упрямился. Перед хлебными лавками выстраивались большие очереди. Это очень возбуждало людей. 8 марта (по новому стилю) нехватка хлеба произошла во многих окраинных районах Петербурга, где жили по преимуществу фабричные рабочие. Вечером того дня с криками "Хлеба! Хлеба!" по улицам стали ходить толпы народа, состоящие главным образом из женщин. На следующее утро движение усилилось, массы людей проникли уже в центр. Между ними и полицией в нескольких местах произошли кровопролитные столкновения. 10-го марта началась общая революция. День 12-го марта был апогеем революции. К революции примкнули почти все полки, находившиеся в то время в Петербурге. Они решили судьбу революции. С того момента революция приняла уже организованные формы. 13-го марта был днём полной победы. Все царские министры уже были арестованы. В эти дни царь находился вне Петербурга - в Витебске, в Ставке действующей армии, - и никак не мог вернуться в Петербург. Там /точнее - во Пскове/ он вынужден был подписать своё отречение от трона.