— Джексон. — Мягкий голос Ханны прорвался сквозь его ярость. Он, стиснув зубы, посмотрел на неё, и увидел, что она побледнела, и у неё задрожал подбородок.
И все, что она рассказывала ему о своём детстве, о насилии, с которым ей пришлось столкнуться, всплыло в его памяти. Он посмотрел на сонную Эмили, ангельски невинную. А потом, переведя взгляд на отморозка перед ним, Джексон подумал о его с Луис отце, и твердо знал, что не мог этого сделать. Он не мог поднять руку на Ханну или Эмили, как бы разгневан он не был. Никогда.
— Держись подальше от моей семьи, — сказал Джексон тихим, с нотками угрозы голосом, прежде чем отпустить его и отступить.
Мужчина схватился за горло, пытаясь дышать глубже, и посмотрел на Джексона с такой ненавистью, что Джексон нутром чуял, это ещё не конец.
— Пойдём, — сказал он, обращаясь к Ханне, заставляя себя успокоиться. Он должен быть сдержанным. Он должен быть её опорой. Джексон схватил её за руку и, взяв коляску, провёл их к входу. Швейцар открыл для них двери, и они были поглощены роскошным мраморным вестибюлем. Он повернулся, чтобы посмотреть в окно, пока они ждали лифт. Его глаза сканировали толпы людей, но тот мужчина ушёл.
Ханна не сказала ни слова. Она не могла смотреть на Джексона. Она последовала за ним в квартиру и просто стояла у входа, смутно осознавая, что Джексон вытащил Эмили из коляски, и ушёл из комнаты. Она стояла там, все ещё не сняв пальто, слушая звуки, к которым привыкла.
Когда Джексон вернулся, его лицо осунулось, а глаза наполнились болью. — Она не проснулась, — сказал он, его голос был напряжённым. Он бросил свои ключи и пальто на кожаное кресло у входа. Ханна не могла заставить себя заговорить.
Джексон подошёл к ней. — Я, э-э, мне очень жаль, если я напугал тебя.
Ханна покачала головой, глядя на него снизу вверх. Он не напугал её. Он заставил её почувствовать себя в безопасности. Он боролся за неё. Во многих отношениях они родом из того же места.
— Он сказал, что он её отец.
Джексон, сжав губы в тонкую линию, медленно кивнул.
Почему она позволила себе надеяться? Почему она думала, что на этот раз, все будет по-другому? Все было как и в те времена, когда её забирали из хорошего дома. Кто-то приходил, сообщая, что Ханне пришло время уходить. Всегда было слишком рано. В хороших домах это всегда было слишком рано. А теперь все это произойдёт с Эмили. Никто не любил Ханну достаточно, чтобы удочерить её, но они любили Эмили. Этого должно быть достаточно. Этого не может быть. Ханна покачала головой, она не могла смотреть на Джексона, не могла обнять его, шок от всего произошедшего парализовал её.
Её глаза затуманились, когда она почувствовала, как Джексон прижался к ней, его сильные руки обняли её. Она почувствовала в его словах боль, которую невозможно было высказать. Она не хотела поворачиваться к нему лицом. Она вздрогнула, пряча рыдания, которые грозились вырваться, когда он прижался губами к её шее. Это был конец. Она потерпела неудачу. Она не могла спасти Эмили. Их семья будет разорвана в клочья. Они не могли конкурировать с её отцом.
— Никто не сможет забрать её у нас. — Она могла услышать неприкрытые эмоции в его голосе, когда он прошептал ей это на ухо. Она повернулась в его руках и посмотрела на него снизу вверх. На его скулах играли желваки, а тёмные глаза блестели. Ханна покачала головой, когда его тёплые, сильные руки обхватили её лицо.
— Ты не понимаешь. Её отец победит... ты просто дядя... существует процесс. Мы потеряем её в пользу её отца.
— Я клянусь тебе прямо сейчас, никто не заберёт Эм у нас. Я обещаю тебе…
— Ты не можешь это пообещать, никто не может. Я знала, что это случится. Я подвела её, — сказала Ханна, сжимая ткань его рубашки.
— Нет, не подвела, — прошептал он ей в волосы. - Мы ещё не потеряли её.
Ханна почувствовала поцелуи, проникающие прямо в сердце. После сегодняшнего, больше нет никакого смысла притворяться замужней парой. Её руки пробежались вверх по его гладкой хлопковой рубашке, чувствуя, как его упругие мышцы перекатываются под ней. Она усилила хватку. Он бережно обхватил её лицо руками, целуя её с желанием и жаждой, которую она понимала, и ответила поцелуем на поцелуй.
— Сделай так, чтобы это исчезло, Джексон, сделай так, чтобы боль исчезла. — Он застонал и посмотрел на неё сверху вниз, сдерживаемое желание запечатлелось на его лице. Он потянулся, чтобы обхватить её попку, поднимая её так, чтобы она оседлала его. Она, не разрывая поцелуя, обвила ноги вокруг его талии. Их одежда быстро исчезала, пока между ними не осталось ничего, они неистово любили друг друга, дикие и наполненные болью, которая теперь стала в два раза больше.
Ханна потянулась, притянув его голову к себе ближе. — Сейчас, — прошептала она, её слова были прерваны, когда он захватил её рот в неистовом поцелуе, и вошёл в неё с трудом сдерживая страсть.
Она почувствовала его твёрдую длину. Он полностью вошёл в неё, заполняя пустоту, одиночество. Все, что осталось ей – капитуляция – блаженная капитуляция, которую предлагал Джексон. Через секунды после того, как её мир взорвался, она почувствовала, как он присоединился к ней.
Джексон проснулся от распространившегося запаха кофе и лимонных и клюквенных кексов. Он слегка улыбнулся. Несмотря на все, что случилось прошлой ночью, мысль о Ханне до сих пор заставляла его улыбаться. Она провела большую часть ночи расхаживая туда-сюда и держа Эмили на руках, и один раз, когда она не спала, лежа рядом с ним, он занялся с ней любовью медленно и сладко, пока они оба не забыли обо всей боли и не сдались в плен любви, о чём ни один из них не признался бы вслух.
Ханна, сегодня утром, не пела ту песню о пяти утках. До сих пор он не понимал, как сильно ему нравилась эта песня. Он надел джинсы и пошёл босиком на кухню, благодаря Бога за Ханну. Они пройдут через это вместе, они будут бороться за Эмили.
Джексон остановился. Её сумки были аккуратно сложены в коридоре. Сумка с остролистом и ягодами была набита книгами.
— Ханна? — Крикнул он, входя на кухню. Она стояла спиной к нему. Когда она медленно повернулась, он понял по следам на её лице, что она плакала. Она подняла руку, и эти милые зелёные глаза наполнились слезами.
— Я ухожу.
— Почему? — Он чувствовал, как гнев и страх накрыли его.
— Николас только что звонил. Как долго ты знал об отце Эмили
Ханна пыталась говорить сквозь слёзы.
Она подняла трубку после первого звонка, когда увидела, что это их адвокат, и когда Николас упомянул его разговор о биологическом отце Эмили с Джексоном, она почувствовала разъедающее чувство от его предательства.
Ханна дрожащими руками вытерла слёзы, ненавидя стоять здесь, вот так, в комнате, которая двадцать четыре часа тому назад была заполнена лепетом малышки и улыбающимся Джексоном. Она смотрела на его напряжённое лицо, ненавидя то, что даже сейчас он был самым прекрасным мужчиной, которого она когда-либо знала.
Он поник — Мне очень жаль, дорогая. Я не хотел, чтобы ты паниковала…
— Ты солгал мне. Как давно ты знал об этом?
Он, на мгновение, отвёл взгляд. — С ночи нашей свадьбы.
Ханна закрыла лицо руками. Это была полная неразбериха. Он солгал. Отец Эмили вернулся. И она была ...
— Я пытался защитить тебя.
— Эмили уедет, — прошептала она, её голос дрожал. Он подошёл к ней и взял её за плечи, она почувствовала власть его рук, и это напомнило ей о прошлой ночи. Нежность, страсть ...
— Нет, — сказал он медленно. — Перестань думать, что мы проиграли. Результаты на отцовство ещё не известны.
Ханна покачала головой, не воспринимая его слова. — Если он её отец, он получит опеку. Независимо от того, насколько хорош Николас Райт, мы не сможем удочерить её.
— Ты знаешь, что я никогда не позволю им забрать её. Подумай об этом рационально. Он наркоман, ему нужны деньги, а не ребёнок, Эмили наша, и мы никогда не потеряем её. Я боец, и ты тоже. — Он притянул её к себе. Она недолго сопротивлялась, не желая разделить свою боль, не желая принять утешение. Но она не могла сопротивляться убежищу, которое он предлагал, и она уткнулась лицом в его грудь, рыдая за Эмили, за них, за себя. Её мечты о королевстве принадлежат её книгам, её фантазиям. Он разрушил её стены, и она соблазнилась его добротой, его прикосновениями, его уязвимостью. И теперь она собиралась потерять все.
