Глаза Ханны наполнились слезами, её горло горело. Она пыталась пошевелиться, но это причинило боль.

— Я все ещё не могу пошевелить пальцами, — сказала она, держа руки перед собой. Он осторожно протянул руку и обхватил их ладонями. Его прикосновение достигло той её части, которой она всегда интересовалась, той части, которая была закрыта на протяжении многих лет, части, которая, как сказал терапевт, откроется для неё тогда, когда в её жизни, если она позволит этому случиться, появится правильный человек. Она смотрела на их переплетённые пальцы, чувствуя тепло и силу, которые исходили от его рук. Из всех людей в мире, как это может быть он? Тот человек, которого она была готова впустить?

Не хотелось думать о том, почему он не подходил ей, как бы она ни пыталась отрицать это, её чувства, её влечение, ей было все равно, почему он не был ей парой. Никто и никогда не подходил ей так сильно. За двадцать восемь лет, она никогда не чувствовала себя по-настоящему в безопасности. До сегодняшнего вечера, когда он нашёл её в пурге и так бережно её нёс - как будто она имела значение, как будто она была важна.

Джексон прижал её пальцы к своему лицу. Она закрыла глаза, и содрогнулась отчасти от боли, а отчасти из-за удовольствия ощущая тепло от его немного колючей небритой щеки. Она посмотрела на него, и её пронзили тепло и огонь в его глазах. Когда он, взяв её руки, поцеловал каждую ладонь, удерживая их возле губ, она почувствовала, что её колени медленно начинают подкашиваться. Она хотела опереться на него, уступить непреодолимому желанию, быть в его объятиях, и ощутить его прикосновения.

— Знаешь, как быстро люди могут потеряться в такую непогоду? — Пробормотал он ей в ладони, его горячее дыхание было таким приятным для её холодной кожи. Ей было трудно сосредоточиться, её мысли отвлекались на его губы и ощущение от них.

— Очевидно. И я знала, что делаю, — сказала она, стук её зубов понемногу ослабевал. Она попыталась сосредоточиться на разговоре, а не на ощущениях, вызванных его губами. — Я смотрела эпизод сериала Маленький домик в прериях, где их занесло снегом, и они привязывали верёвку от дома к сараю. — Взгляд, которым он её наградил, заставил её засмеяться. Почти.

— Ханна, только не говори мне, что ты получаешь советы о том, как правильно себя вести в пургу из глупого телешоу.

Она нахмурилась, изображая обиду.

— Это неглупое шоу. Так вышло, что это моё самое любимое шоу.

— Ты могла умереть. Чарли просто собака. — Это звучало так, как будто слова были вырваны из его сердца. Ханна почувствовала, как каждая часть её тела растаяла и каждая частица смеха, которой он дразнил её секунды тому назад, исчезла.

Она покачала головой.

— Я знаю, кто он. Я знаю, что он значит.

Её голос звучал странно даже для неё самой. Может быть, все дело было в холоде или, возможно, в эмоциях, что застряли в горле, когда она говорила. Она не хотела, чтобы он чувствовал себя одиноким, не хотела, чтобы думал, что никто не может его понять. Она знала, почему он сейчас боится принять свою племянницу. Она была неправа. Он не был эгоистом, он боялся. Джексон был человеком, который все отдавал людям, которых он любил. Он отдавал им всего себя, а разочарование от того, что он оказался брошенным, было более болезненным, чем он мог вынести.

Его глаза потемнели, а голос напоминал грубоватый шёпот.

— Что ты имеешь в виду?

Она с трудом сглотнула. Она не могла отступить, не могла быть трусихой всю свою жизнь. Она хотела прыгнуть в безопасность его рук и остаться там, начать оттуда. Стать женщиной, которой она всегда мечтала быть, но никогда не хотела. До сих пор. Она смотрела в его глаза, принимая увиденное в них тепло, которое было направлено на неё.

— Я знаю, Джексон, я знаю, каково это — чувствовать, что никто не любит тебя, что ты не стоишь того, чтобы за тебя боролись.

 Эти последние слова были вырваны из самых её глубин. И, несмотря на все пройденные сеансы терапии, ничто никогда не исцеляло так, как это. Ханна коснулась рукой его щеки, и чувственное тепло согрело её тело.

Ханна сделала к нему шаг, достаточно близко, чтобы почувствовать тепло его груди под своей щекой, стоит лишь наклонить голову вперед. Она хотела ощутить его запах, его тепло, его огонь, и прикоснуться губами к горячей коже, что обнажал воротник рубашки.

Он ладонями обхватил её лицо, и она запрокинула голову, чтобы посмотреть на него.

— Я понимаю твою боль, я понимаю…

Она не знала, что плачет, пока не почувствовала, как его губы коснулись её лица и поймали скатившиеся слезинки. Он поцелуями осушил её слезы, и заклеймил сладким обещанием. Его губы путешествовали по её лицу и, наконец, скользнули ниже, пока не коснулись её губ.

Они пробовали друг друга на вкус и дразнили, пока она со вздохом не приоткрыла губы. Голос, или даже звук, который она издала, вырвался из горла, когда их языки переплелись. Она ждала его целую вечность. Его язык терзал, мучил и занимался любовью с ней так, что невозможно было дышать. Не разрывая поцелуй, они возились с пуговицами друг друга, спутываясь разгорячёнными пальцами. Когда их пальто упали на пол, Джексон подхватил её на руки, понёс к дивану и положил с невероятной нежностью. Она потянулась к нему, и он накрыл её тело своим. Все, что она позволила себе чувствовать, было желание, которое прорывалось сквозь неё стремительнее урагана.

Она знала, что ей нужно впустить его, довериться ему.

Когда он ухватился за её свитер, она немедленно помогла ему его снять. И вся застенчивость, которая, как ей казалось, у неё была, в одночасье испарилась из-за желания, что она видела в его глазах, и её собственной необходимости снять его одежду. Она потянула его рубашку вверх, и он, стянув её через голову, бросил на пол, их глаза говорили, о том, что ни один из них не был в состоянии произнести вслух. Она чувствовала, как пульсирующее тепло нарастает с каждым поцелуем, которым он касался её открытых участков кожи, и вскоре она почувствовала, что Джексон был повсюду.

Она запустила пальцы в его мягкие волосы, когда он, лёгкими поцелуями проложил дорожку к её животу, а затем обратно вверх, пока не достиг её груди. Она выгнула спину, когда почувствовала, как он обнял её, чтобы расстегнуть бюстгальтер. Когда он, нежно прикасаясь губами, двинулся от мочки её уха вниз и осыпал её ключицу поцелуями, она задрожала. Но когда он добрался до её груди, пробуя её на вкус, и посасывая сосок, она закричала. Ханна сжала его волосы в кулаках, прижимая его голову к своей груди.

— Боже, ты такая красивая, намного красивее, чем в моих мечтах, — сказал он, терзая в сладкой пытке другую грудь. Она ощущала себя жаждущей, опьянённой настойчивым желанием.

Он был сильным и напористым, но она не испытывала никакого страха. Из-за света от камина его загорелая кожа казалась более золотистой. Реальность происходящего и того, что она делает начала проникать в её сознание, словно ручеёк весенних талых вод после первой оттепели, но с Джексоном не было бы никакой весны. Была бы всего лишь одна ночь.

— Джексон, — прошептала она, его имя походило больше на стон, пока его губы терзали её кожу.

— Ммм, — ответил он, явно не слушая. Она втянула воздух, когда его язык неумолимо кружил вокруг её соска.

— Я не могу это сделать.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он, поднимая голову. Она не могла понять выражение его лица.

Она почувствовала мурашки, пробежавшие по её обнажённой коже из-за холодного воздуха, несмотря на жар, который начинал её поглощать пока Джексон, опершись на локти, смотрел на неё.

— Я имею в виду, это, — сказала она, махнув рукой между ними, пытаясь найти хоть какие-то слова, чтобы объяснить причину, почему она внезапно передумала, что могло бы помочь ему понять.

Её голос затих, когда он медленно приподнялся. Она, не отводя от него взгляда, рукой пыталась нащупать свою рубашку. Она разрушила самый глубокий, интимный, невероятный момент, который у неё когда-либо был. Джексон прерывисто выдохнул и провёл руками по лицу.