Я не вижу ничего, кроме дымки и зрачков глаз Норриса, когда хватаю его шлем и срываю его с головы парня. Мой тоже слетает. Не уверен, как именно. Но это неважно. Мой кулак врезается в его лицо так сильно, что чувствую это своим позвоночником.

Раздаются свистки. Вверх взмывает желтая карточка.

Парни набрасываются на нас. Мои. Его. Удар приходится в мою голову, в затылок. Я не чувствую его. Колочу Норриса, который застрял подо мной.

А в следующее мгновение я уже на спине. Удар о землю прочищает мою голову. Рефери пытается встать у меня на пути. Но я обхожу его, пока другие парни учувствуют в потасовке.

- Остынь, - кричит рефери.

Финн оказывается сбоку от меня, пытаясь утянуть меня назад.

- Полегче, Декс.

Но затем ко мне подходит Норрис, кровь струится из его носа и десен.

- Вот почему твоя девушка взяла деньги, потому что ты гребаная киска!

Я снова в двух шагах от него, когда слова доходят до меня и замораживают на месте.

Взяла деньги?

Ребята снова начинают небольшую драку. Теперь Роландо бьет кулаком в лицо Норрису, обзывая его грязнозадой сучкой - рефери оттаскивает их друг от друга.

Кто-то подходит ко мне сзади, толкая к боковой линии и продолжая кричать. Но я онемел, в ушах звенит, и вся кровь приливает к животу.

Взяла деньги?

Рефери выводит меня и Норриса из игры, и стадион наполняется хором возмущенных криков.

За боковой линией мой атакующий тренер кричит на меня, говоря, что я облажался, а затем толкает в плечо, успокаивается и уверяет, что все нормально, так как я почти оторвал Норрису голову. Главный тренер ревет мне на ухо, что я повел себя, как тупица. Но я едва их слышу.

Нахожу помощника координатора.

- У тебя есть телефон?

Он оглядывается, словно пытаясь отыскать выход.

- Дай мне твой чертов телефон, - ору я.

Кровь сочится в глаз, медик пытается прижать бинт к порезу на моем лбу. Я отмахиваюсь от него, хватаю телефон из трясущихся рук помощника.

Один взгляд на стоящих вокруг людей подтверждает то, что все они скрывают что-то от меня. И вскоре я узнаю, что именно. Заголовки всплывают незамедлительно.

Фиона Маккензи заявила свои права на миллион долларов.

Далее следуют наши с Фи фото. Они сделаны с расстояния, на них мы смеемся, моя рука обнимает ее узкие плечи, пока мы гуляем по площади Джексона.

Под этим идет текст с подтверждением того, что Фи позвонила Блум сегодня утром, требуя свой приз.

Декс

Я НЕ ЕДУ домой. Не могу.

Роландо отвозит меня к себе. Я направляюсь прямиком в его гостевую комнату и принимаю душ. Я даже не попробовал смыться со стадиона, просто сидел на шатком стуле перед своим шкафчиком, пока ребята не вернулись с игры, и Роландо не увел меня оттуда.

Теперь я стою под струями холодной воды, позволяя им врезаться в мое тело. Образы так и всплывают у меня в голове. Улыбка Фи. Фи плачет. Уродливая усмешка Норриса, пока кровь струится с его носа. Фи выгибается подо мной, пока я трахаю ее. Фи и я смеемся на зернистом изображении в таблоидах. Фи говорит мне, что хочет уехать в Лондон.

Она потребовала денег.

Черная ярость, густая, горячая и удушающая поднимается к горлу. Мой крик сотрясает воздух, а кулак ударяется о плитку. Боль пронзает руку, но это останавливает меня лишь на мгновение.

Откидываясь на стенку душевой, я опускаю взгляд на разбитые костяшки, кровь лишь сочится, смешивается с водой и становится бледной, растворяясь в ней. Я пробую сжать руку в кулак. Кожу покалывает, но не более.

Глупо. Так офигительно глупо рисковать сломать руку. Я должен прийти в ужас. Но нет. Мой разум проигрывает тот снимок Фи, некогда прекрасное мгновение превращается в нечто уродливое и дешевое. Ненавидит ли она меня за то, что позволил той цыпочке украсть мой телефон? Поэтому она так поступила?

В этом нет смысла. Все бессмысленно. Я думаю о Фи и всем, что она сказала мне прошлой ночью. Она бы не поступила так. Должно быть нечто-то большее.

Грудь сжимается, и я провожу раненной рукой по мокрому лицу, зарываясь пальцами в бороду. Снова приходит гнев, липкий и густой, он словно покрывает мои внутренности, подобно горячей смоле. Отталкиваясь от стены, я выключаю душ.

Когда выхожу, Роландо уже ушел, вероятно, подумал, что мне нужно побыть одному.

Он прав.

Боль в разбитых костяшках помогает сосредоточиться. Очень долго боль была единственной настоящей вещью в моей жизни. Вкус боли помогает игнорировать все остальное.

К тому времени, как нахожу, что искал, под раковиной в ванной, комната превращается в хаос. Но меня это не ебет. Моя грудь вздымается, когда встаю и смотрю в зеркало. Очень долго я не знал, кем, блядь, являюсь. Только с Фи я чувствовал себя правильно, в мире со своим телом. Но мир испоганил даже это.

Черт с ним.

Хмурясь, я поднимаю бритву и прижимаю ее к своей коже.

Фи

ОЩУЩАЯ ПЕРЕИЗБЫТОК энергии, я решаю испечь печенье. Айви была права, я не знаю, как печь. Просто склонна к этому занятию, когда наступает чрезвычайная ситуация. Прямо сейчас, выпечка - единственное, на мой взгляд, чем могу успокоить дрожащие руки и подтвердить то, что дом Итана и мой дом.

День прошел реально странно, начавшись от требования денег от Блум и закончившись интервью с прессой, в рамках которого я объясняю, почему это сделала. Айви помогла мне с последним, выбрав симпатичную репортершу спортивного канала - женщину, чтобы я чувствовала себя более комфортно.

Мы провели интервью по Скайпу. Айви присоединилась из своего дома в Сан-Франциско, выступив в роли агента Декса и моей моральной поддержки.

Я так нервничала, что боялась начать блевать, как только мы выйдем в эфир.

Но затем странного рода спокойствие наполнило меня, когда рассказала репортеру о своих планах на деньги. Я не говорила о фото или том, как чувствовала себя выставленной на обозрение, и Айви пресекала подобные вопросы, всякий раз, как они их задавали. Правда в том, что не в этом смысл.

Важно, что грязные деньги Блум пойдут на хорошее дело. Один миллион долларов поможет прекратить голодание детей и бездомных.

Я бросила вызов Блум, призвав их удвоить сумму и хоть раз сделать что-то хорошее. Не ожидала, что они согласятся, но было приятно заставить их извиваться.

Айви придумала это, как самое изысканное "пошла ты Блум и все твои ненавистники". Я лишь порадовалась, что все закончилось. Мне хочется вернуть обратно свою жизнь, сфокусироваться на создании мебели и самом важном - на Итане.

Мне не хватило времени, чтобы сообщить ему, что делаю и почему. У него была игра, а я слишком волновалась, чтобы ждать, и боялась струсить.

Но теперь все сделано. Я чувствую себя легче, свободнее. Все, что осталось, это объяснить Итану и рассказать ему, что нахожусь там, где должна.

Радость, которую ощущаю от осознания, что он мой, что буду с ним, такая сильная, что пугает меня. Мне хочется охранять ее всей своей душой. Хочется уложить большого, сильного, крепкого Итана Декстера рядом с собой и защитить его от этого мира.

В этом вообще нет смысла, он не нуждается в моей защите. Но желание все равно не покидает меня. Не хочу, чтобы он был несчастен или уязвим для стервятников этого мира. Я хочу - нуждаюсь - в том, чтобы он знал, как сильно любим.

Знаю, он чувствует ко мне тоже самое. Это ощущается в каждом его прикосновении, каждом слове, взгляде и улыбке, что он мне дарит. С ним, здесь, в этом созданном им доме, я чувствую себя в безопасности.

Только теперь я боюсь, что могла облажаться, не предупредив его. Репортаж с игры говорит о том, что его дисквалифицировали за начало драки. Я просмотрела видео несколько раз, с открытым ртом. Итан никогда не дрался, никогда не терял контроль.