Мы развернулись и взяли курс на Коломбо. Там должны взять масло для машин и долгожданную воду. Один душ в день в Индийском океане в мае месяце - это слишком! Все загорели, огрубели и стали походить на пиратов».

В эти дни у меня состоялась беседа с нашим боцманом, которую я почти дословно записал как рассказ под названием «Морской волк». Поскольку рассказ имеет прямое отношение к моему путешествию, я счел возможным привести его здесь полностью. Замечу, что некоторые эпизоды гиперболизированы, но, надеюсь, что читатель сразу это уловит. Слова «эдакий» и «разэдакий» — нецензурные английские ругательства, которые я не мог выкинуть из текста, иначе колорит разговора был бы начисто потерян, и из шотландского боцмана у меня получилась бы воспитанница благородных девиц города Санкт-Петербурга.

Уаллакот и я стояли на носу корабля и курили. Вокруг расстилалась монотонная синева Индийского океана. И ни морские лошади, как англичане называют пенистые гребни волн, ни летающие рыбы, ни лазурь небосвода, ни попутный нам юго-восточный муссон, ни ныряющие черносерые дельфины со свиными носами не радовали нас, изнывающих от безделья пассажиров. Команда корабля тоже была утомлена однообразием этого длинного пробега. Шла четвертая неделя, как мы покинули туманный Лондон.

К нам подошел боцман, дружески улыбаясь.

«Ну как, джентльмены, - спросил он, - подходящая для вас погода?» - «Прекрасная погода», - ответил Уаллакот. Я кивнул головой в знак согласия. Даже эта неизменно хорошая погода начинала казаться монотонной.

Боцман - человек уже пожилой, проведший сорок пять лет своей жизни на море, - был маленького роста: пять футов без излишка (полтора метра). Одет он был в грязную рваную рубаху и короткие штаны военного образца цвета хаки. (Да и мы были одеты не лучше, было лень стирать). На голове он кокетливо, на одну сторону, как французский берет, носил белый чехол от морской фуражки. Глаза добрые, желтые. Прямой нос. На носу около правого глаза сидели две небольших опухоли, обещавшие со временем переродиться в рак кожи, лицо в грубых морщинах, а кожа шеи, как китайский апельсин, в грубых складках. Ноги и руки, годами соприкасающиеся с машинными маслами, в светло-желтых и темно-коричневых пятнах.

Боцман был родом из Лита, порта и пригорода Эдинбурга, и говорил с приятным певучим акцентом - так говорят жители восточного побережья Шотландии. Издали этот говорок своей певучестью напоминает датский или норвежский язык.

«Да, погода неплоха, - продолжал он, стирая куском старого полотенца масло с пальцев, - уже второй день отбиваем ржавчину с этой разэдакой палубы. Работы военного времени этот разэдакий корабль. Железо такое, что палубу приходится чистить два раза в год. Считаю, что через три года от палубы ничего не останется».

Уаллакот протянул ему портсигар. Боцман двумя пальцами вежливо взял сигарету, манерно отставив в сторону мизинец: «Благодарю. Теперь и разэдакий имперский табак вызывает кашель, а платить приходится три шиллинга за двадцать штук. Это все наше эдакое рабочее правительство виновато». - «Разве вы против рабочей партии, боцман?» - спросил его Уаллакот.

Боцман сердито крякнул: «Я вообще против всякого правительства. Я старый моряк. Мне скоро шестьдесят стукнет, и я вижу, что дела в Соединенном королевстве идут все хуже. Посмотрите на молодых матросов сегодня! Возьмите любого. Вон того, что стоит у мачты с сигаретой. Вы скажете, что это матрос. Ничего подобного. Это разэдакий сукин сын, а не матрос. Работать они не хотят, вот что. Им нужна не работа, а дансинги и пиво. Да и пиво-то они пить не умеют как следует, бутылку выпили - и голова кругом пошла. Вот мой сын, например. Послал его в море. Шесть фунтов зарплаты в неделю. Стол великолепный и чистое постельное белье раз в неделю. Нет, не пожелал служить. Вернулся домой и поступил работать в галантерейный магазин на Принцевой улице. Купил американский галстук и думает, что стал лордом. Да и получает разэдакое маленькое жалованье. Зато проводит все вечера в баре Рудерфорда с намазанной разэдакой блондинкой. Мне, - говорит он, - нужно общество после ужасов войны. А какое у него общество? Все эти разэдакие девицы и кино. Да разве сейчас в Шотландии жизнь? Разве они знают теперь в торговом флоте, что такое морское дело? Вот ни разэдакой чуточки не знают. Всех бы их послать в армию на два года понюхать дисциплины. А если и идут в торговый флот, так опять только для того, чтобы избежать воинской повинности дома. А работать не желают. Им чистое постельное белье нужно. Вот в доброе старое время разве такая жизнь была при Эдуарде седьмом?»

Боцман заметно оживился. Затянулся глубоко последний раз и бросил окурок за борт.

«Никаких этих разэдаких глупостей не было. Мыла почти совсем не давали. Спали все в одной большой каюте на корме. Электричества не было. Этих разэдаких электрических вентиляторов не было. Холодильников не было. В Индийском океане, как бывало солнце заварит, так дышать нечем. Помню, раз капитан наш купил в Порт-Саиде заведомо гнилое мясо для команды. Он был разэдаким хорошим бизнесменом. Ну вот, в Красном море у нас и вспыхнула дизентерия. Тогда этих эдаких сульфапрепара-тов не было. Каждый день по два-три матроса загибались. Наш старик с ног сбился, читая отходные матросам, которые умирали по его же вине. Зато когда он подал в отставку, у него в банке было пятьдесят тысяч фунтов стерлингов. Скажите, откуда он их достал, если только теперь капитаны стали получать по шестьдесят фунтов в месяц? Да, славное было время. Помню раз я плавал на «Киркал-ди». Капитаном был Роберт Макларен. Ему еще в бытность младшим офицером выбили глаз в кабаке в Пенанге. Так он воображал себя разэдаким адмиралом Нельсоном. Все с подзорной трубой по мостику разгуливал. Со мной тогда служил паренек из Сайнт-Андрьюс по имени Макдугалл. Этот Макдугалл как-то попытался ночью спуститься на берег по канату. У него свидание с китаянкой было назначено. А дело было в Гонконге. Жарко. Никто не спал. Ну и разэдакий старик тоже не спал. Сидел голый на мостике и пил виски. Конечно, заметил, что кто-то лезет по канату. Схватил револьвер, подбежал и пальнул два раза. Так, больше из озорства. Макдугалл испугался и покатился по канату. Конечно, сжег себе веревкой ладони рук. На утро старик начал производить дознание и посадил парня на две недели в карцер на хлеб и воду и на слабительную соль. Все бы хорошо, да правая рука у парня сильно воспалилась. Тогда у нас пенициллина не было. Ну ничего, все обошлось без трагедии. Провалялся в больнице два месяца. Правую руку ампутировали по локоть, и хозяева велели вычесть стоимость лечения из его зарплаты, так как случай произошел по его собственной вине. Да, добрые старые времена были.

Помню, раз мы получили приказ вести груз пеньки из Бомбея в Ливерпуль. Хозяева решили нагрузить нас до отказа, ниже линии Плимсолля. Угля дали только до Адена и воду урезали. Вместо пятидесяти тонн воды дали пять. Понятно, хозяину нужен барыш, а британский матрос все выдержит. Старший офицер приказал не мыться. О’кей. Приказ есть приказ. Через неделю у людей началась какая-то кожная болезнь. Гнойные пузыри по телу пошли. Старший помощник лечил нас по регламенту: две столовых ложки слабительной соли натощак. Офицерам тоже тяжело пришлось. Мылись содовой водой. Виски пришлось пить в чистом виде. Ничего, перенесли безропотно. Зато хозяин смог купить себе двух новых лошадей. Одна из них «Летающая Победа» взяла первый приз на Дарби в одиннадцатом году. Может, слышали? Да, жизнь была иная. А сейчас рабочее правительство требует, чтобы у каждого матроса отдельная каюта была. Я, конечно, этому не верю. Эти ра-зэдакие политиканы только и знают, что разговаривают. Правда, построили «Бенкрухан» и дали каждому разэдако-му матросу по каюте. А что толку? Мы от этого становимся только мягче. Этот проклятый Монти³ заявил, что каждый солдат должен иметь лампу у изголовья, чтобы читать по вечерам. Скоро он обрядит их в разэдакие шелковые бюстгальтеры. В доброе старое время мы сидели на солонине, а ветчину получали по четвергам и воскресеньям. А теперь каждый разэдакий матрос желает получать мороженное к обеду. И все эти усовершенствования ни к чему. Радар и прочие разэдакие глупости. Вот капитан Джонсон с «Далмени» отказался пользоваться радаром. «Я, - сказал он, - сорок лет плавал без вашего разэдакого изобретения и еще столько же лет проплаваю. Можете засунуть ваш радар туда же, куда и рождественский пудинг». Славный был человек. Утонул два года назад в устье Темзы. Был сильный туман, и он наскочил на португальского купца. Ну, это уж судьба. Если тебе суждено бесславно погибнуть от разэдакого португальского купца, тут никакой радар не поможет. Слава богу, что и португалец с ним на дно пошел. Честная игра, прежде всего. А теперь: радио, барометры, термометры, атомные бомбы. Не успеет корабль выйти в море, как офицеры шлют телеграммы своим милашкам. Радист сидит и отшлепывает эти тысячи поцелуев по Морзе. Подумаешь, какие разэдакие нежности! Теперь пароход делает двадцать узлов в час. Не успел уйти из Англии и отдохнуть от своей старухи, как, смотришь, снова виднеются белые скалы Донвера. В мое время уйдешь, бывало, в дальнее плавание, вернешься через три года и узнаешь, что она успела сбежать с боцманом американского корабля. Да, славное было время.