Разбор дела не представлял для меня никакого интереса. Судили индуса. Судья задавал вопросы по-английски, переводчик переводил. Довольно скучная процедура. Интересен, на мой взгляд, был только сам судья: в красной мантии до пола и в парике - трудно сказать, как это можно выдержать в сингапурскую жару.
Вдруг судья заметил нас - двух иностранцев, жующих американскую резинку (и это в зале британского суда!). По его указанию к нам подошел чиновник-малаец и вежливо осведомился, кто мы такие. Дьюи ответил, что американские адвокаты, и повторил все уже сказанное у входа. Чиновник доложил судье, и тот удовлетворенно кивнул головой. Он понимал, что все американцы хамы, и наше появление в зале суда без его разрешения не удивило его, а то, что мы жевали резинку, доказывало наше стопроцентное американское происхождение.
Именно в этот напряженный момент произошло землетрясение. Весь корпус здания с его гигантским куполом качнулся сначала в одну сторону, потом в другую. Все присутствующие в зале подняли вверх головы. Дьюи шепнул мне: «Док, пошли отсюда к черту, пока на нас не обвалилась эта богом проклятая крыша. На сегодня с меня хватит британского правосудия». Мы встали, поклонились судье и вышли.
Возле нашего корабля мы встретили капитана Барклая. «Вы знаете, сэр, - обратился к нему Дьюи, - мы с доктором сегодня пережили землетрясение в самом центре Дворца Правосудия». Капитан посмотрел на нас и изрек: «Наверное, вы оба были пьяны».
«Богом-проклятый-сукин-сын», — воскликнул Дьюи, и мы отправились в наш салон. Бар был открыт, заказав виски с содовой, мы сели играть в кости. Вскоре принесли вечернюю газету. В ней была небольшая заметка: «Землетрясение в Сингапуре. Сегодня в 10:50 утра на острове Сингапур произошло землетрясение. Длилось оно пять секунд. Сотрудники метеостанции говорят, что, хотя у них нет инструмента для измерения силы землетрясения, его можно считать незначительным». Дьюи оживился, послал боя за пароходными бланками для писем, специально отпечатанными для пассажиров, вырезал заметку из газеты, приклеил ее на бланк, а под ней написал: «Повторяем: мы не были пьяны. Доктор Смольников. Полковник Дьюи», - и сбоем отослал письмо капитану. Вечером мы получили назад наше письмо, на котором внизу карандашом было приписано: «Я был на берегу и ничего не заметил, значит, пьян был я. Барклай». Этот документ я сохранил.
Дьюи все еще ходил в своих длинных брюках и снова стал жаловаться мне на жару. Мы возобновили нашу дискуссию. «Вы не понимаете, судья, - сказал я, - как хорошо в шортах. В длинных брюках под коленями мокро, складка не держится. Почему вы не наденете скафандр водолаза? Ведь это одно и то же. А в шортах - прелесть. Легко. Складка на штанах не мнется, потому что штанов практически нет. Вокруг ног играет свежий эфир».
Дьюи сдался. Он пошел к портному, и назавтра в его каюте лежали шесть пар белоснежных шортов. Он очень смущался, когда на ужин пришел в кают-компанию в шортах. Но никто этой перемены не заметил: теперь он был одет, как все. Уже будучи в Пенанге, мы случайно столкнулись с группой американских миллионеров, которые зафрахтовали океанский лайнер «Президент Монро» и совершали на нем кругосветное путешествие. Они разговорились с нами. Все начало беседы Дьюи держался несколько в стороне, как будто у него была особенно заразная форма проказы, но когда очередь здороваться дошла и до него (все американцы были в мокрых от пота, мятых, длинных брюках), он сказал: «Леди и джентльмены, прошу извинить меня за шорты, я стопроцентный американец». Потом отвел меня в сторону и шепнул: «А вы правы, док, насчет эфира. Действительно играет».
Вечером 14 января 1948 года мы покинули Сингапур и рано на рассвете пришли в порт Суаттенхам. Река, ведущая в порт, так заросла в устье какой-то высокой травой, что для непосвященного было неясно, как капитан мог ориентироваться. В самом порту река похожа на Вампу в Шанхае, с той лишь разницей, что там у самой воды по глинистым берегам бегают многочисленные крабы, а тут прямо под сходнями лежат и нежатся десятки крокодилов, не очень больших, длиной с раскладушку, может, чуть длиннее, но совсем не приятных. Дьюи, увидев их, очень обрадовался. Еще бы! Старые знакомые.
Сам порт - удивительно симпатичный городок. Одна широкая асфальтированная улица ведет неизвестно куда, а вдоль нее - большие подстриженные лужайки, скорее, целые поляны. На них на довольно большом расстоянии друг от друга (во избежание пожара) стоят бунгало - летние домики на сваях, с большими верандами. Поляны с домиками разделены узкими асфальтированными улочками, никаких заборов нет, и создается впечатление, что весь городок состоит из ста бунгало и ста лужаек.
В порту мы простояли пять дней: что-то сгружали, что-то нагружали - нас это перестало интересовать. У нас были свои заботы: кончилось пиво. А еще пишут, что при современной технике мореплаватели не терпят никаких лишений! Вообще непонятно, почему пиво для пассажиров не могли купить в порту. Старший стюард сказал, что капитан отказался это сделать, поскольку впервые в его практике пассажиры за такой короткий срок выпили на корабле запас пива, которого должно было хватить до Лондона. Но возможно, старший стюард сказал неправду, предполагая как-то извлечь из этой ситуации собственную выгоду. Ведь старшие стюарды склонны к коммерческим сделкам. Ричард Гордон в своей книге «Доктор в море» авторитетно заявляет, что они с удовольствием продали бы и трубы парохода, если б думали, что это сойдет им с рук. Как бы там ни было, двинуться без необходимого запаса пива в Индийский океан - все равно, что выйти в море без запасных якорей. На удачу, рядом стоял английский корабль, на котором, как оказалось, кончилось виски, и Симмонс, договорившись с нашим старшим стюардом, организовал обмен бутылок виски на ящики с пивом.
В порту нашего пребывания около набережной теснились ряды маленьких лавочек, торгующих всем чем угодно, но, главным образом, листьями бетеля, которые здесь жуют все. Тут же продавали учебники малайского языка - жалею, что не купил, говорят, очень легкий язык. Мне показали «пальму путешественников». Ее листья растут вертикально, поэтому на их поверхность не падают прямые солнечные лучи и испарение влаги сводится к минимуму. Между корой и древесиной скапливается вода, и достаточно кору проткнуть, чтобы утолить жажду. Мне, правда, не посчастливилось увидеть людей - малайцев или, тем более, англичан, - которые утоляли бы жажду таким способом.
Сразу за городом в роще, где росли пальмы и бананы, находился индуистский храм, таинственный и прекрасный. Перед храмом располагался довольно большой бассейн, наполненный голубой водой. От берега к центру шли широкие ступени, уходящие под воду. Очевидно, бассейн предназначался для религиозных омовений. Дело шло к вечеру. Один индус разделся и, освещенный косыми солнечными лучами, потихоньку сошел в воду - картина, достойная кисти Рериха.
В Суаттенхаме мы пробыли пять дней, наконец, вышли в море и повернули прямо на север к Пенангу, куда и пришли через двенадцать часов. Широкий пролив отделяет порт от Малайского полуострова. Прямо из порта, если сесть в вагончик подвесной дороги, можно попасть на вершину Пенанг Хилла (холм около тысячи метров высотой). Вагончик вмещает около десяти пассажиров, окна его открыты, и пассажирам приходится отворачивать лицо от попадающихся на пути ветвей деревьев, усыпанных цветами. Несколько раз вагончик останавливался на станциях. От конечной остановки начиналась неширокая хорошо асфальтированная дорога длиной километра два, ведущая к самой высокой точке острова, на которой находился, естественно, ресторан — большая беседка с прекрасным обзором окрестностей. На востоке виднелись черносиние Малайские Альпы, у подножья которых распростерся порт Баттеруорт, на западе - просторы Индийского океана. Внизу прямо от холма начиналась райская долина, на которой раскинулся город Джорджтаун. Сам город легкий, белый и чистый. Мусор, гонимый ветром по улицам, состоит не из обрывков газет, а из облетевших лепестков белых и розовых магнолий и цветов «огненных деревьев». Природа такая же, как в Сингапуре, но в Сингапуре больше города, а в Пенанге больше природы. Еще в Сингапуре я заметил, что дома в Малайзии без труб, а в окнах нет стекол. Вместо них в окна вставляют жалюзи, которые закрывают на ночь и при косом дожде. Кухни строят в саду, чтобы в доме от них не было жарко.
