Сейчас мы все время идем вдоль берега. Кругом китайские рыболовные джонки. Снялись с якоря в Вузунге 14 декабря, а через два дня должны прибыть в Гонконг. Погода совсем весенняя, и я гуляю по палубе без пальто. 16 декабря вошли в гонконгскую гавань. К нам подошел катер, и полицейский, говоривший с сильным русским акцентом, увидев мой советский паспорт, молча поставил печать, разрешающую мне выход на берег».

Я поехал на берег после обеда и за двадцать центов поднялся по висячей дороге на Пик - район, где проживает гонконгская аристократия. В Гонконге, как мне объяснили, о социальном положении человека можно судить по высоте над уровнем моря того места, где построен его дом. Удивительно удобный и простой способ определять ценность человека. Таская с собой альтиметр, можно точно узнать, к кому тебя пригласили в гости. С Пика открывается красивый вид на сам город, на гавань, на Ка-улуй, находящийся на материке, и на горы Гуандунско-го полуострова. Люди, видевшие Неаполь, говорят, что Гонконг красивее Неаполя, а люди, побывавшие в Пенанге, утверждают, что Пенанг красивее Гонконга.

Я видел Гонконг и Пенанг, но не менее красивыми мне показались и Табако со своим вулканом Манон, и Канди на Цейлоне, и деревни Южной Англии, и Северная Шотландия... А Урал, а Байкал! Вообще, такая категоричность, по-моему, несерьезна. Вот старые фабричные районы - с дымом, с мрачными зданиями - безобразны везде: и в Лондоне, и в Эдинбурге, и в Шанхае, и в Санкт-Петербурге. У меня есть книга английского художника под названием «Другой Лондон». В ней нет рисунков Букингемского дворца, Гайд Парка, статуи Эроса на Пика-дилли, но есть другие: ломбард и выходящая оттуда бедно одетая женщина с ребенком на руках, задние дворы Лондона с развешенным на веревках бельем, бары для бедняков... Страшный этот другой Лондон. Как-то в Лондоне я свернул с блестящей фешенебельной улицы за угол и вышел на параллельную улицу. Боже, какой контраст на расстоянии всего ста метров. Обшарпанные дома (правда, в 1947 году город еще не успел оправиться от бомбежек гитлеровцев, и повсюду виднелись кучи обломков и кирпичей), старушки в шляпках времен королевы Виктории - и по фасону, и по возрасту, какие-то нищенки в лохмотьях... И это в столице некогда гордой империи!

Гонконг намного чище Шанхая, хотя и там есть проблема трущоб, но до них я не дошел. После Шанхая Гонконг поразил своей красотой еще и потому, что Шанхай построен на болоте, и в нем почти нет никакой природной красоты. Конечно, Гонконг в этом смысле выигрывает.

Погода там намного теплее, чем в Шанхае. За три дня я попал из города, в котором уже наступила зима и все надели пальто, в город весны и здесь впервые увидел то, что англичане называют «огненными деревьями». Удивляют и восхищают растущие на деревьях большие красные и розовые цветы. Это очень непривычно, и сначала кажется, что их нарочно натыкали между листьев. Полюбовался, побродил по набережной. На следующий день снова пошел в город вместе с седьмым механиком. Когда узнал, что он «седьмой», то спросил у наших офицеров, сколько же на судне механиков. Они засмеялись и сказали: семь. Вернулись мы к обеду, а в шесть часов вечера корабль снялся с якоря и взял курс на Манилу.

На этом переходе мы попали в такую жестокую качку, что один механик и несколько матросов заболели морской болезнью. Я отлеживался на койке, подсунув под бок спасательный пояс. Бортовая качка была такая, что можно было вывалиться на пол. Чемоданы катались из угла в угол, как мячи. Я принял хлоретон и гоматропин бромид и чувствовал себя не так уж плохо. Во всяком случае, съедал все, что приносили. Как записано у меня в дневнике, в Гонконге сошли ехавшие с нами из Шанхая Смит, Скоггинс и Гаттон дочерью. Кто они такие, я сейчас не помню. Вместо них сел Симмонс, управляющий гонконгской трамвайной компанией. Он производил впечатление типичного среднего англичанина, думающего, что над ним, как и над Британской империей никогда не заходит солнце, но при более близком знакомстве оказался очень веселым и общительным человеком. Из прежних попутчиков осталась миссис МакГилкрист с двумя детьми и Миллер, которые ехали в Англию. Миллер, во всяком случае, так думал, пока в Сингапуре его не сняли с парохода. Но это отдельная история.

Я решил, что с Миллером путешествовать будет приятно. Инженер авиации, служивший в английской авиационной компании, он представлял собой типичный продукт английской высшей школы. Симмонс - образчик воспитанника английской средней школы - тоже знакомый мне тип, у меня было много таких, как он, английских пациентов.

От своего шотландского пациента Баллинголла я слышал, как в Англии выбирали людей для службы в колониях. Самое важное было знать, какую школу окончил молодой человек. Если школа была «приличная» (понимай -аристократическая, закрытая) - этого было достаточно и оставалось пройти только один важный тест. Ответственному и в свое время проверенному этим же тестом служащему поручалось провести эксперимент с юношей. Служащий приглашал кандидата в хороший ресторан, заказывал ужин и поил его виски и джином до состояния хорошего опьянения, все время наблюдая, как молодой человек себя ведет. Если он «переносил свой ликер как джентльмен» (английское клише), то все было в порядке. Если он начинал буянить, бить посуду и щипать проходивших мимо официанток пониже спины, все было кончено. Для службы в колониях он не подходил: таким поведением он мог уронить престиж белого человека. Очень простой и наглядный тест. Он доказывал, что молодого человека не научили в школе хорошим манерам, а главное - не научили пить. И это за пять лет среднего образования (не считая младших классов)! Значит, или молодой человек принадлежал к категории трудно обучаемых, или программа обучения в школе была поставлена из рук вон плохо.

Баллинголл много лет проработал в фирме на тиковых плантациях, где спиленные стволы деревьев перетаскивали слоны. Он рассказывал, что слоны часто страдали запорами и для их лечения использовалось кротоновое масло, самое сильное слабительное, известное медицине (сейчас оно для лечения людей не применяется из-за его, так сказать, чрезмерно взрывчатого действия). Доза для взрослого человека - одна капля. Слону давали чайную ложку. Через некоторое время он подымал хвост параллельно земле, а присутствующие разбегались на несколько метров во все стороны.

Море начинало успокаиваться, но все же весь день 18 декабря я еще не выходил из каюты. В Манилу мы пришли в пятницу утром, 19 декабря 1947 года, и в тот же вечер поплыли в Табако, так и не успев сойти на берег. Манильский залив имеет колоссальные размеры. Во время войны в гавани было затоплено двадцать шесть американских и японских военных судов, у некоторых из воды торчали отдельные части - мачты, нос или корма. Вдали виднелись очертания Коррегидора и острова Батан - мест жестоких боев американцев с японцами. Может быть, затопленные суда и помешали нам попасть в манильскую бухту. Во всяком случае, к нам подошли катера с почтой и таможенными чиновниками и привезли двух пассажиров: мисс Бленкинсоп (назовем ее так), англичанку, и американского адвоката, полковника морской пехоты Дьюи.

Мисс Бленкинсоп была привлекательной брюнеткой с несколько прыщавым лицом. Как нам доверительно сообщил стюард, она работала в Маниле в заведении для занятий древней профессией. Практического значения для нас это не имело: ее сразу же абонировал один из офицеров. Он ее опекал вплоть до приезда в Англию, где, по-видимому, ему пришлось начать свое лечение, которое в те далекие времена длилось, как я уже говорил, три года.

Блэр Дьюи, второй пассажир, который сел на корабль в Маниле, рассказал мне, что его двоюродный брат - губернатор Нью-Йорка, он выставлял свою кандидатуру на пост президента США, но на выборах провалился. После окончания войны Блэр Дьюи работал адвокатом на Филиппинах, где купил двухколесный прицеп к своему вездеходу и крокодила (собственно говоря, он моги не платить за крокодила деньги, так как этих тварей везде сколько хочешь, но крокодила голыми руками не возьмешь). На прицеп он поставил большой четырехугольный бак с водой, в котором возил крокодила по Филиппинам. Дьюи возвращался домой в США, но решил по пути посмотреть Францию и Англию и поэтому выбрал для путешествия английский пароход, о чем впоследствии сильно жалел.