Вулси был в ярости, поскольку всего двумя днями раньше объявил Бердену выговор за его роль в назначении Эймса на должность начальника западноевропейского отделения СВЕ в 1989 году. Средства массовой информации заявили, что ЦРУ задирает нос перед всем окружающим миром. Вулси потребовал понижения по службе Макгаффина и Андерсона, что было худшим наказанием, чем все его распоряжения в связи с делом Эймса. Оба офицера отказались подчиниться и вместо этого подали прошения об отставке.
Конгресс решил начать свои собственные расследования. Сенатор Декончини и конгрессмен Дэн Гликмэн (Канзас), председатель избранного палатой представителей постоянного кома по разведке, по очереди побеседовали с Эймсом в Тюрьме. Хотя Эймс признавал, что кое-кто может усомниться в его намерениях, он заявил, что хочет внести свою лепту в непрекращающийся спор "о ценностях, будущем и функциях американской разведки". Теперь уже возмутился Вулси. Спрашивать советов Эймса относительно ЦРУ — "все равно что признать Джона Готти, "крестного отца" мафии, авторитетом в делах ФБР", заявил директор. Визиты политиков в тюрьму Управление расценило как личное оскорбление.
Грызня и распри между конгрессом и ЦРУ не утихали месяцами. На закрытом заседании комитета по разведке палаты представителей на Жанну Вертефей обрушился шквал злобных вопросов. Одна из самых грубых нападок принадлежала председателю Гликмэну: почему она решила, что достаточно компетентна для расследования потерь 1985 года? Вертефей оскорбилась. Если бы не упорство и тяжёлый труд ее самой и ее "охотников на крота", Эймс никогда не был бы разоблачён. "Нас критиковали люди, которые не смогли бы найти слона в двухметровом сугробе", — позже сказала она.
Критика в адрес Вертефей казалась особенно нелепой в свете того, что она имела право бросить охоту на "крота" в 1992 году, когда наступил, возможно, самый критический период в расследовании. К тому времени Вертефей исполнилось 60 — возраст, который требовал от офицера ЦРУ обязательной отставки. Но вместо того, чтобы покинуть ЦРУ, она вышла в отставку и меньше, чем через час, вернулась на работу в качестве сотрудника по контракту, чтобы продолжать помогать в поисках.
Никому в ЦРУ не нравилась волна критики, направленной против Управления, но тех, кто имел непосредственное отношение к поимке Эймса, больше всего расстраивали действия ФБР. В ФБР делали вид, что разоблачение Эймса — это только их заслуга. Фотографии Брайанта, Уайзера и его команды появились в разнообразных информационных журналах и на первых полосах газет. На пресс-конференции, где было полным-полно журналистов, Уайзер объявил, что ключом к поимке Эймса стало обнаружение ФБР обрывков почтовой бумаги во время несанкционированного обыска его мусорного бака. "Увидев их, мы поняли, что имеем дело со шпионом, — заявил Уайзер, — и что он активен".
О роли ЦРУ, которое за многие месяцы до того "вычислило" Рика, не было сказано ни слова. Были забыты и Вертефей с ее спецгруппой, обнаружившие счета в швейцарских банках. Питер Маас, который получит эксклюзивные материалы от ФБР, в своей книге "Шпион-убийца" напишет, что в 1991 году Пол Редмонд из ЦРУ умолял ФБР принять участие в охоте на "крота". "У нас руки в крови!" — якобы вырвалось у него в одном из разговоров. Позже Редмонд заявит, что эта фраза — плод воображения автора.
Однако самая яростная баталия между ЦРУ и ФБР разыгралась за кулисами. Управление проиграло. Президент Клинтон подписал директиву, согласно которой руководителем группы ЦКР в Лэнгли по борьбе со шпионажем отныне должен всегда являться сотрудник ФБР. Этот беспрецедентный шаг позволял Бюро контролировать все будущие охоты ЦРУ на "кротов". Конгресс пошёл еще дальше, добавив к Закону о наделении полномочиями в разведке от 1995 года положение, обязывающее ЦРУ предоставлять ФБР доступ ко всем интересующим его делам. Управлению также было сказано, что оно должно немедленно уведомлять ФБР при первом же подозрении о любой утечке секретной информации. На волне публикаций, поливающих грязью ЦРУ и восхваляющих ФБР, Брайанта поставили во главе всех разведывательных операций ФБР. Его повышение уязвило многих сотрудников Управления, которые считали его главным инициатором захвата власти Федеральным бюро расследований.
Через некоторое время в Лэнгли узнали о том, что сделали Вертефей и ее спецгруппа. Вулси взял Вертефей в Белый дом, на встречу Клинтона и вице-президента Альберта Гора с руководителями конгресса. Они должны были обсудить, повлияет ли дело Эймса на отношения между США и Россией. Перед началом совещания Вулси рассказал Клинтону и Гору о Вертефей и ее спецгруппе. Клинтон подошёл к ней, пожал руку и поднял вверх большой палец в знак одобрения. Верная себе Вертефей сказала президенту, что поимка Эймса — это заслуга большой группы людей.
Спустя почти год после ареста Эймса ЦРУ решило провести церемонию награждения Вертефей, Граймс, Пэйна и Уортен. Их друзья и родственники получили официальные приглашения, но затем, без всякого предупреждения, мероприятие отменили. К тому времени Вулси, карьера которого была разрушена из-за дела Эймса, ушёл с поста директора ЦРУ, а исполняющий обязанности директора адмирал Уильям О. Студман не хотел, чтобы средства массовой информации пронюхали о том, что ЦРУ поздравляет кого-либо в связи с этой позорной историей. После ухода Студмана Управление решило тайно провести частную церемонию только для членов команды "охотников на крота".
На неё не пригласили ни членов их семей, ни других штатных сотрудников ЦРУ. Вертефей и Граймс отказались присутствовать на церемонии. Хотя мало кто об этом знал, участие в расследовании стоило Граймс 25 тысяч ее кровных денег. Во время расследования ЦРУ предложило всем сотрудникам, которые были согласны досрочно уйти в отставку, денежную компенсацию. Граймс мечтала об отставке, но ей сказали, что если она возьмёт деньги, то не сможет вернуться на неполный рабочий день в команду "охотников на крота". Редмонд умолял ее остаться, и накануне истечения срока действия предложения о 25 тысячах долларов Граймс решила не принимать денежную компенсацию, а выйти в отставку и остаться на работе по контракту, пока Управление не разоблачит "крота". Когда Эймса арестовали, Граймс порадовалась, что продержалась до конца. Она чувствовала, что помогла Управлению отплатить долги за Полякова и всех остальных.
Через несколько дней после частого приёма в Управлении Граймс получила по почте пакет. В ней была медаль и благодарственное письмо от ЦРУ. Она бросила и то, и другое в ящик письменного стола.
У Рика едва хватало времени на сон и еду. Он был очень занят. После того, как он признал себя виновным, не менее трёх раз в неделю его возили на допросы в офис ФБР. Вначале от ФБР на них присутствовали Лес Уайзер-младший, Джим Милбурн и Руди Гьерин. Халкоуэр выступал в качестве представителя прокурора США. ФБР было против того, чтобы в допросах участвовало ЦРУ, и нехотя допустило на них одну Жанну Вертефей. В первый день она демонстративно вошла в комнату позже всех. Пожать Рику руку Жанна отказалась. Но когда допросы начались, Уайзер, Халкоуэр и Доннер "отсеялись". Всю работу пришлось выполнять Тьерину, Милбурну и Вертефей. Вертефей и Рик нередко вспоминали истории из прошлого и хохотали над шутками, понятными только их коллегам из ЦРУ. Иногда она даже забывала о том, что он сделал. В начале допросов Рика спросили, не предлагал ли он когда-нибудь КГБ свалить всю вину за потери 1985 года на другого сотрудника Управления. Рик ответил утвердительно. В своё время он сообщил русским имя возможного "козла отпущения", который знал о потерях все. Глядя в глаза Вертефей, сидевшей по другую сторону стола, Эймс тихо сказал, что назвал КГБ именно ее.
В те дни, когда Рика не допрашивали, он часами пытался помочь Розарио. Он изучил основные положения, на основе которых федеральные судьи определяют срок тюремного заключения, и направил в суд прошение на 22 страницах, настаивая на том, чтобы судья Хилтон сократил срок заключения Розарио с пяти до максимума двух лет. Оперируя всеми юридическими терминами, которые он только знал, Рик утверждал, что с Розарио обошлись гораздо хуже, чем с жёнами других осужденных шпионов. Он упомянул, что Барбара Уокер молчала целых 14 лет, прежде чем сдать своего мужа властям. Но обвинений против неё никто не выдвигал, хотя она призналась, что ездила вместе с ним к тайнику и потом разглаживала утюгом скрученные долларовые купюры, которые были спрятаны в банке из-под кока-колы. Энн Поллард осудили по обвинению в сообщничестве, когда ее муж Джонатан был уличён в шпионаже на Израиль. Она отсидела в тюрьме три с половиной года и затем была освобождена из-за проблем со здоровьем, писал Рик. Однако ко всем этим действиям Рика тайно побуждала сама Розарио. Она забрасывала его злобными письмами, требуя, чтобы он ее "спас". Время от времени она угрожала покончить с собой, если он этого не сделает. Рик посоветовал Розарио изображать из себя несчастную жертву. В письме, которое Розарио позже порвала на мелкие кусочки и спустила в тюремный унитаз, Рик пообещал ей сказать репортёрам, что манипулировал ею с помощью всех уловок, которым научился в ЦРУ, доходя даже до психологического шантажа. Он настаивал, чтобы она свалила всю вину на него.
