Когда я окончательно подвел итоги, у меня на руках оказались: отказывающийся работать босс, друг, которого от тюрьмы отделял лишь предстоящий скоро суд, и команда церковников, каждый из которых не любил Мида, но в то же время не имел достаточных мотивов для того, чтобы отправить коллегу на тот свет. Кроме того, у нас оказалось два набора ссылок на Библию — один с угрозами Бэю и второй, обнаруженный на столе Мида. Интересно, какая между ними связь, если, конечно, таковая вообще имеется.

Я шагал, продолжая задавать себе вопросы и не получая на них ответов. Добравшись наконец до особняка из бурого известняка и окончательно созрев, я впал в ярость.

— Он по-прежнему корчит недовольную рожу наверху? — спросил я у Фрица, который, сидя в кухне, читал воскресную газету.

Сняв очки, Фриц кивнул и доверительным шепотом сказал:

— Но знаете. Арчи, он спускался на некоторое время в кабинет. И что уж совершенно невероятно — включал телевизор.

— Интересно. И что же он смотрел?

— Не знаю. Когда я принес кофе, он как раз включал телевизор, и он приказал мне закрыть за собой поплотнее дверь, когда я уходил. И дверь оставалась закрытой все время, пока он там был. Потом мистер Вулф поднялся в свою комнату и больше не выходил.

— В котором часу это произошло?

— Он спустился около одиннадцати и провел в кабинете час. Я очень боюсь за мистера Вулфа, Арчи. Он ведет себя чрезвычайно странно.

— Не смею спорить. Вы знаете, не мое это занятие отдавать приказы. Обычно я их получаю. Но сейчас особый случай. Вам действительно хочется, чтобы мистер Ниро вылез из блиндажа, покончив со своим трусливым бездельем?

— Конечно, Арчи.

— Замечательно. В таком случае убирайтесь из дома. День прекрасный — просто великолепный. Свежий воздух пойдет вам на пользу. Обещаю сохранить здесь полный порядок.

Фриц, помрачнев, положил очки на доску для рубки мяса.

— Арчи, а вы не подеретесь с ним, если я уйду?

— Я? Никогда. Мое настоящее имя — Миролюбец. Отдохните, сходите в кино, съешьте пиццу, улыбнитесь красивой женщине. Ведь на дворе весна и «Мете» лидирует в своей группе.

Фриц пожал плечами, покачал головой и, сняв фартук, с мрачным видом направился в свое расположенное в цокольном этаже жилье. В дверях он задержался и, повернувшись ко мне, сказал:

— Скоро он опять позвонит и потребует пива.

— Мне известно, где хранится пиво, — ответил я и взял с разделочной доски секцию «Недельное обозрение» воскресного выпуска «Таймс».

К тому времени, когда дважды проверещал звонок, что означало требование доставить в спальню пиво, я успел прочитать о действиях террористов на оккупированном Западном берегу, о банковском скандале в Аризоне и о студенческих волнениях в Париже. Отложив газету, я достал из холодильника две бутылки «Реммерса», поставил их на круглый бронзовый поднос, которым обычно пользуется Фриц, и отправился вверх по лестнице. Дважды постучав, я распахнул дверь спальни.

Вулф, облаченный в коричневый костюм, желтую рубашку с коричнево-золотистым галстуком, восседал за маленьким столом у окна и решал кроссворд из воскресного журнального приложения к «Таймс».

— Где Фриц? — сварливым тоном спросил он.

— Я отправил его наслаждаться весной до конца дня, — небрежно бросил я и, взяв с подноса бутылки, поставил их перед носом Вулфа. — Вам же известно, что в воскресенье у него выходной.

— Благодарю вас, мистер Гудвин, — произнес он тоном, холодным как альпийский ледник.

— Пожалуйста. Получили удовольствие, наблюдая за службой в Храме с Серебряным Шпилем?

Если мой вопрос и удивил Вулфа, то он своего удивления ничем не выдал. Дернув головой, он недовольно произнес:

— Это не служба, а представление. Кроме того, каждые десять минут спектакль прерывался и на экране возникал мистер Бэй с бестактными просьбами о деньгах. А если бы я позвонил по указанному им телефону, то получил бы Библию в переплете ручной работы с автографом самого мистера Бэя. Чудовищно.

— Согласен. Те, кто был в храме, не имели возможности познакомиться с маркетинговыми приемами мистера Бэя. Вы заметили меня среди присутствующих?

— Даже не искал.

— Жаль. Итак, какие будут планы, после того как вы имели счастье лицезреть по ящику фирму «Бэй и К°» в деле?

Вулф ответил мне просто первоклассным рыком:

— Мой план — продолжить дело, которым я был занят, пока вы мне не помешали.

— Прекрасно, — выпалил я в ответ. — Оставляю вас наедине с вашим драгоценным кроссвордом. Но прежде чем я уйду, вам следует узнать, что завтра утром вы увидите мое заявление об отставке.

— Пустая болтовня.

— Нет, сэр, не болтовня. Понимаете, у меня есть отличный друг, который однажды спас мне жизнь, и я знаю, что он сделает это вновь, если возникнет необходимость. Теперь друг попал в ужасную переделку — его обвиняют в преступлении, которого он не совершал. Никого, кроме меня, его судьба не интересует, а поскольку я здесь работаю, то не имею возможности посвятить все свое время доказательству его невиновности. У меня просто нет иного выхода. Для меня это дело чести. Поскольку мои рабочие недели у вас заканчиваются по воскресеньям, я отслужу этот день до конца. Более того, завтра утром в одиннадцать я буду в кабинете, чтобы передать вам компьютерные записи о почках орхидей, доложить о текущей переписке и обсудить состояние некоторых дел. Я покажу вам, где хранятся дискеты. Если вы предпочтете не появиться в одиннадцать, я оставлю подробную памятную записку на вашем столе.

Вулф скосил на меня глаза.

— Знаю, вы, возможно, сердитесь на меня, — продолжал я. — После стольких лет совместной работы вы имели полное право рассчитывать получить предупреждение о моем уходе за две недели или даже за месяц. Но сейчас я не могу позволить себе подобной роскоши. Мой друг пребывает в бедственном положении. Однако вместо предупреждения я готов оплатить из собственного кармана двухнедельную работу первоклассного временного секретаря. За две недели вы сможете побеседовать с лицами, которые смогут заменить меня уже на постоянной основе. По-моему, мы нашли справедливое решение, не так ли?

Он что-то нечленораздельное прорычал. Я кивнул, сделал классный поворот через плечо и покинул комнату.

Мне было по-настоящему интересно, что случится, если Вулф в понедельник утром все-таки не появится в кабинете. По мере того как стрелки моих часов приближались к указанному сроку, я все усерднее делал вид, что увлечен сортировкой документов. Но видит Бог, я был готов написать памятную записку.

В одиннадцать до меня донесся скрип лифта. Пока кабина спускалась, я продолжал работать. Вскоре я услышал шаги в коридоре, а затем в кабинете.

— Доброе утро. Арчи. Надеюсь, вы хорошо спали? — спросил Вулф, обходя свой стол и втискиваясь в кресло.

— Подобно младенцу, — ответил я, не поднимая глаз.

— Прекрасно. Как сказал Суинберн: «Спи и радуйся, что мир стоит на месте», — проговорил он и начал просматривать почту, которую я заранее разложил на его столе.

Мне, правда, оставалось лишь догадываться, чем он занимается, так как я, не поднимая головы, продолжал выстукивать на машинке заявление об отставке. Я слышал, как он вставал из-за стола, подходил к книжным полкам и возвращался на свое место. Закончив печатать, я повернулся вместе с креслом и увидел, что он склонился над открытой Библией. Еще три книги лежали слева от него.

Я вернулся к своим делам, время от времени поглядывая на Вулфа, который, изучив одну книгу, принялся перелистывать вторую, затем третью. Это продолжалось полчаса, и я исчерпал все средства, позволявшие мне казаться сильно занятым. Вдруг Вулф шумно вздохнул, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Это могло означать либо окончательную капитуляцию, либо важное открытие. Замерев, я внимательно следил за ним. Минут десять мы оба оставались совершенно неподвижными. Если бы кто-нибудь смог заглянуть в окно, то он принял бы нас или за покойников, или за людей, находящихся в глубоком трансе.