— А вы человек прямой, не так ли?

— Моя мама всегда учила меня вести свои дела прямо. Ей очень не нравилось, когда, как она частенько говаривала, «корове крутят хвост».

Он выдавил смешок, но выражение его лица вовсе не соответствовало данному звуковому эффекту.

— Да... Уверен, к этому времени вы узнали о Рое достаточно и поняли, что... что он не всегда вел себя как святой.

— У меня создалось впечатление, что он частенько раздувал пламя раздора.

— Какая изящная фраза. Что же, не ставя под сомнение его преданность делу, следует признать, что в течение многих лет он подбрасывал хворост для поддержания этого пламени. Рой знал, чего хотел, и в большинстве случаев добивался желаемого.

— Власти, например?

Черные внимательные глаза остановились на мне, потом взгляд опустился на запонки из оникса на манжете рубашки.

— Власть — да, но кроме того... стремление быть на виду. Рой обожал, когда Барни уезжал из города — что случалось довольно часто — и он получал возможность выступать с проповедями. Он был первоклассным проповедником, мистер Гудвин. В некоторых отношениях таким же хорошим, как и Барни.

— Но все же не таким?

Подергав задумчиво запонку, он ответил: — Нет. Его проповеди имели логическую структуру и строились на солидной библейской базе, основная мысль выражалась четко, а речь весьма впечатляла. Иногда красноречием он даже превосходил Барни. Но ему не хватало тепла, мистер Гудвин. Обыкновенного человеческого тепла.

— А у Бэя оно есть?

— Боже мой, конечно! Вы очень чуткий человек, мистер Гудвин, и если бы вы послушали обоих, то мгновенно уловили бы разницу. У Барни есть дар, которым обладают очень немногие люди.

— Вернемся к вам и Миду. Как же все-таки складывались ваши отношения?

Морган откинулся на спинку кресла и потер мочку уха.

— Сносно. Много лет назад стало ясно, что мы никогда не станем неразлучными друзьями, но мы всегда были корректны в отношениях друг с другом.

— Критиковал ли Мид методы вашей работы?

В ответ я получил вздетую бровь и улыбку.

— О, чувствую, откуда дует ветер, — удовлетворенно кивая, произнес он. — Итак, с кем вы беседовали сегодня утром? С Роджером Джиллисом? Сэмом Ризом?

Пришел мой черед утвердительно кивнуть.

Он вновь улыбнулся.

— И вы услышите то же самое, когда будете говорить с Марли Вилкинсоном, конечно, если он решит быть с вами откровенным. Все трое — Роджер, Сэм и Марли — являли собой серьезную угрозу для Роя. Каждый из них обладает огромной властью в своей области: образование, внешние связи и музыка. А Рой завидовал всем, у кого имеется власть.

— А разве у вас нет власти? Ведь вы самый денежный человек в храме, разве не так?

Мои слова вызвали искренний и добродушный смех, слегка смахивающий на гогот. Для моего уха он был весьма приятен, Моргану следовало бы почаще позволять себе подобную вольность.

— Мистер Гудвин, на меня здесь действительно возлагается кое-какая финансовая ответственность, но начнем с того, что, во-первых, я не рукоположен, в отличие от остальных трех, и поэтому не был конкурентом Роя в его стремлении возглавить Серебряный Шпиль. Не уверен, правда, что остальные трое рвутся к этому. Во-вторых, хотя вы, глядя на прекрасное здание храма, можете в это не поверить, не деньги являются главной движущей силой церкви. Церковь живет любовью и верой. Я понимаю, что для человека, занятого борьбой с преступным миром, мои слова звучат нелепо, но это — факт. Частенько, поднимая на заседаниях «кружка веры» или на других собраниях финансовые вопросы, я чувствую себя одним из торговцев, изгнанным Христом со ступеней храма.

— Не испытывает ли в данный момент ваша церковь финансовых затруднений?

Он посмотрел на меня как на безумца.

— Абсолютно никаких! И ни на секунду не испытывала. У нас очень щедрые жертвователи, кроме того, сборы большие во время служб. Правда, меня иногда заботит, насколько эффективно расходуются фонды. Но никто не желает слушать об этом. Создается впечатление, что все они считают разговоры о деньгах неприличными. Все, включая Роя.

— Но он все же критиковал вашу работу?

— Боюсь, что он считал ее недостойной его критики. К моей роли здесь он относился с презрением, — спокойно ответил Морган. — Для него я был всего-навсего чиновником — чернильной душой.

— Кто мог испытывать желание убить его?

— Действительно, кто? — повторил он вопрос, разводя руками. — Осмелюсь предположить, что никто. И боюсь, вам придется смириться с мыслью о том, что мистер Даркин является не только первым, но и единственным кандидатом на роль убийцы. Он просто взорвался на том собрании, полностью утратив контроль над собой.

— О том собрании... Похоже, это было отвратительное зрелище?

Слегка откашлявшись и прочистив горло, он произнес:

— Не смею спорить с вашей оценкой. Уверен, что вам известна суть дела. Даркин заявил, что записки написаны в храме, Рой обрушился на него, а Даркин ответил. Словарь Даркина, между прочим, больше подходил армейским казармам.

— Невозможно подсчитать, сколько раз я делал ему внушение по этому поводу, — согласился я. — А затем Бэй вознес молитву и вы разошлись по отдельным помещениям?

Морган кивнул.

— Я вернулся сюда и честно провел все время в молитвах и размышлениях. Я еще сидел за столом, когда в кабинет вкатился Сэм со словами о том, что произошло нечто ужасное.

— Вернемся к запискам. Вы были первым, кто придал им большое значение. Что вы думаете о них сейчас?

— Если быть честным, — Морган потер щеку, — я не думал о них с того самого момента, как погиб Рой.

— Вы говорили, что они дело рук опасного психопата. Вы не изменили свою точку зрения?

— Теперь я ничего не могу сказать. Правда. Возможно, что Барни и все остальные были правы. Это вполне мог быть человек с легким сдвигом. — Он громко откашлялся и закончил: — Если так, то Рой заплатил страшную цену за мое необоснованное беспокойство.

— Священники других церквей в округе серьезно завидовали вашему успеху. Не мог ли кто-нибудь из них подбрасывать записки, чтобы запугать духовного лидера Серебряного Шпиля?

Похоже, я зацепил его за больное место.

— Мистер Гудвин, как вы можете говорить подобное о наших братьях-христианах! — вскипел он. — Я совершенно исключаю возможность того, что какой-нибудь церковный деятель мог опуститься до подобного. Более того, недовольство мы вызывали только в первые годы существования храма после начальных успехов. Затем, когда мы утвердились, конфликт — сильно, кстати, преувеличенный прессой — пошел на убыль. Это произошло отчасти потому, что нам удалось привлечь много прихожан с Манхэттена и даже из более отдаленных районов. Мы практически не откусили ни кусочка от близлежащих приходов. Думаю, уже лет семь другие приходы не жалуются на то, что Серебряный Шпиль отнимает у них паству. В любом случае проблемы записок больше не существует — за последние два воскресенья не поступило ни одной.

— Не мог ли Мид быть их автором?

Мое предположение, похоже, ужаснуло его.

— Но это же... абсурд. Скажите, чего мог добиваться Рой, затеяв подобное дело?

Я пожал плечами.

— Ведь он в конце концов хотел здесь всем заправлять, не так ли? Может быть, он хотел запугать Бэя и вынудить его покинуть свой пост?

— Прошу прощения, — поднимаясь с оскорбленным видом, произнес Морган, — но наша беседа начинает принимать крайне неприятное направление. Я не был близок к Рою, однако продолжать дискуссию не желаю. Она унизительна как для него, так и для всего Серебряного Шпиля. Кроме того, я более ничем не могу воспоспешествовать вашему расследованию, а вам еще предстоят встречи с другими. Наверное, с Марли?

— И с Элиз Бэй тоже.

— О да, конечно, Элиз. Насколько мне известно, она появится в храме не ранее полудня, но Марли сейчас должен быть у себя. Я вас провожу.

Я тоже считал, что Морган мне ничем больше не поможет, и отправился вслед за ним к дверям, чтобы встретиться с человеком, который заказывает музыку.