ПМ вернулась ни с чем. О, какой ужас меня охватил! Да, дневник был на замке и ключ был у меня. Но кого остановит замок? Только тогда я осознала весь кошмар ситуации и мою беспечность. Я не должна была выносить этот дневник из дома и с приставленным к голове дулом пистолета, не то что добровольно!

Я пыталась сохранять спокойствие, но оно изменяло мне. Я накричала на ПМ и сказала, чтобы она вернула мою вещь, но без лишней шумихи. ПМ обещала, что завтра моя вещь будет у меня. Она была столь уверена, что я немного успокоилась.

Тем же вечером я узнала из видеозаписи, что Л. и С. помирились, он помахал ей с балкона, а потом переписывался с ней, сидя в кресле.

Эта новость испортила мне и без того скверное настроение. Дальше все развивалось еще хуже. Дневник ПМ мне не принесла.

Я поймала ее на первом этаже и сказала:

– Тик-так!

ПМ раздраженно прошипела:

– Из девок, кто занимались в тот день в бассейне, никто не брал. Последней уходила новенькая. Говорит, ничего не находила.

– Врет? – настороженно спросила я.

ПМ развела руками.

– Черт ее знает! Я бы еще спросила у Дани…

– Так спроси, идиотка! – процедила я.

Нервы сдавали. Пусть в дневнике не было имен, если он попадет не к тем людям, до правды кому-то нужно будет лишь руку протянуть.

ПМ спросила у Б. и доложила, что он сказал, будто вообще не заходил в женскую раздевалку. Не знаю, верила ли я ему. Я боялась, что если кто-то передал дневник Б., то обратно я ни за что его не получу. Для Б. это не дневник, а амнистия. С ним он сразу помчится к Л. И тогда братья помирятся, а я останусь стервой, испортившей им обоим жизнь, недостойная прощения и второго шанса. Меня это не устраивало.

Я сама сходила к нашей уборщице и спросила, не находила ли она черный блокнот, та сказала, что нашла лишь пару резинок и шампунь. Дневник испарился. Кто-то врал, да так умело, что ПМ не могла раскусить.

А между тем Б. внезапно проявил откровенный интерес к С. Я видела, как они вместе уезжали из школы на мотоцикле. Какую игру он затеял? Мог ли он знать, что новенькая дружит с Л.? Могла ли она ему понравиться как девушка? Это предположение было странным. Я знала вкусы Б. Он всегда увлекался дылдами-брюнетками. Я была исключением из правил. Впрочем, тогда у меня волосы еще не были белыми. Но может, Стефания – эта рыжая шутиха – то самое исключение? Понравилась же она чем-то Л.!

Я даже всерьез задумалась, может, я чего-то не поняла, не заметила, не рассмотрела в ней, а братьям это удалось?

ПМ продолжала войну против С., но уже свою, я перестала участвовать, а отошла в сторону и просто наблюдала. Я знала, что С. и Л. перестали общаться, это была его инициатива. Камера засекла, как Л. наблюдал на балконе за Б., который провожал С. до дома. Думаю, причина в этом, к сожалению, переписка Л. и С. для меня была все еще не доступна.

С. теперь общалась с Б., и, похоже, у них закрутился роман. Я не знала, радоваться мне или нет. С одной стороны, соперница была выведена с дистанции за сердце Л., с другой – я никак не могла понять, какой интерес у Б.? Меня это настораживало. Возможно, я слишком испорчена и потому во всем искала скрытый смысл, не в силах поверить в искренние чувства. Я решила, Б. узнал, что С. подружилась с Л., и подбирается к ней, чтобы через нее вернуть расположение брата. Но эта версия была развеяна, когда я поняла, что Л. больше не общается с С. Он не выходил на балкон и в Сети появлялся редко.

Я забеспокоилась. Я была не в восторге, что из депрессии его вывела не я, но главное – он немного оправился. И теперь не хватало, что он снова закрылся из-за ссоры с этой рыжей!

Начались каникулы. К С. приехала какая-то подружка, той же породы, что и С., из той же дыры, откуда сама С. Подружки проводили много времени с Б. Об Л. никто не вспоминал. Я уже хотела признать, что любовь зла и Б. действительно увлекся С., но каникулы закончились, и С. пришла в школу.

Само собой, я не поверила в ее историю, будто она прикидывалась замухрышкой ради статьи. Из переписки с Л. я достаточно хорошо ее узнала и понимала: это ложь. Но до чего же хороша она была – ложь. С. держалась прекрасно, из нее вышла бы неплохая актриса.

Я тогда впервые почувствовала к ней некое уважение. Да и с новой прической и хорошо подобранной одеждой она сильно похорошела.

После первого урока я заметила распечатку на диванчике в коридоре. Я взяла ее и почувствовала, что у меня подкашиваются ноги. Это был мой дневник. А мимо шли девчонки, парни, держа в руках по такой вот распечатке.

У меня буквы плыли перед глазами, я с трудом соображала. Мой дневник, мои тайны, моя любовь – теперь достояние всей школы. Я не дышала и поняла это, лишь когда почувствовала, что мне больно и я не могу вздохнуть. Тогда я сунула распечатку в сумку и медленно пошла к лестнице. Чтобы не вызывать ни у кого подозрений, я кивала встречным знакомым и даже выдавала нечто вроде улыбок.

Я добралась до крыши, после несчастного случая чердачную дверь закрыли, но я раздобыла ключ у охранника. Он изменял своей жене. А потому ключ от чердака, возможность беспрепятственно покидать школу, когда пожелаю, – всем этим я могла пользоваться.

Я вышла на крышу и жадно глотнула влажный воздух. В какое-то мгновение у меня промелькнула мысль разбежаться и прыгнуть с крыши. Л. потерян для меня. Но я даже не подошла к краю.

Я закрыла глаза и просто стояла, шумно дышала, пока боль в груди не рассосалась. Мне всего лишь следовало дожить до конца учебного дня, а потом пойти домой и спокойно подумать. Я всегда находила выход.

Я взяла себя в руки и досидела до пятого урока. Перемены я проводила одна на крыше, а когда вернулась в класс перед пятым уроком, у доски дорогу мне перегородила С. Ее васильковые глаза горели, а грудь высоко вздымалась, точно она пробежала кросс.

Мои последние надежды на то, что дневник в более милосердных руках, рухнули, когда она спросила: «Кто такая ПМ?» Она вернула мне дневник на глазах у всего класса.

Мне не оставалось ничего иного, как с достоинством принять поражение. Я забрала дневник, и единственное, чему смогла порадоваться, так это вопросу: «Почему я?» Она не знала, а значит… А что, собственно, это могло значить? Да ничего. Она все равно рано или поздно все расскажет Л., а уж он умный мальчик, сложит два и два.

Кто бы мог подумать, что я освободила место в нашем классе для девчонки, которая организует мою общественную смерть.

Я ушла с урока до того, как пришла учительница. Сбежала, проще говоря. Если я не продумаю все как следует, то потом, совершив еще одну ошибку, буду жалеть. А подумать лучше всего в спокойной обстановке – дома, сидя в уютном кресле с карамельным капучино и негромкой музыкой Toto Cutugno.

Но уже у выхода меня поймал ИП (идеальное прикрытие). Он потряс у меня перед носом распечаткой.

– Что это?

– А на что это похоже? – сердито спросила я.

Он молчал, с надеждой глядя на меня. ИП милый, покладистый, у него есть свои амбиции, или правильнее их называть зародышами амбиций. Все, о чем он мог мечтать, ему преподнесли состоятельные родители. Он не знал, к чему ему стремиться и чем себя занять. Он мог бы встречаться с любой девчонкой в нашей школе, но выбрал меня. Впрочем, скорее это я его выбрала, чтобы реабилитировать свой образ после трагедии.

– Тебе не кажется, что это я должен злиться? – растерянно поинтересовался он.

Вся правда была в том, что мне было наплевать, что он чувствует. Злится, веселится или что-то еще. Я абсолютно ничего к нему не чувствовала. Как не чувствовала ни к кому, кроме Л. Лишь для него одного билось мое сердце.