Той ночью Аш почти не спал, и, пока он лежал, глядя в темноту, сотни разных незначительных эпизодов прошлой жизни, забытых с течением лет, оживали в памяти и проносились перед мысленным взором. Ночь фейерверков и пиршеств по случаю рождения сына Джану-рани – Нанду, нынешнего махараджи Каридкота. Имена и лица товарищей по играм на гулкотских улицах – Гопи, Читу, Джаджата, Шоки и других. Смерть маленького мангуста Туку и разговор с Хиралалом, который советует ему относиться к Лалджи терпимо, ибо он, Ашок, гораздо счастливее своего господина. Вот Джали приносит ему серебряную монетку достоинством в четыре аны и говорит, что им надо начать копить деньги на дом, который они построят в долине Ситы. А вот они вдвоем прячут драгоценную монетку под расшатавшимся камнем в полу балкона Павлиньей башни. Они собирались время от времени пополнять свои сбережения, но не получили такой возможности, и сейчас было странно думать, что монетка, если только Джали не забрала ее оттуда позже, по-прежнему лежит под камнем, спрятанная и забытая, как половинка талисмана, которая долго пролежала на самом дне шкатулки, не попадаясь на глаза и не напоминая о себе…

Звезды уже начали бледнеть, когда Аш наконец заснул, и за мгновение до того, как его веки сомкнулись, в памяти всплыла фраза из какого-то давнего разговора, которую произнес он сам, хотя не помнил, в какой связи.

«Будь я на твоем месте, Джали, я бы никогда не вышел замуж. Это слишком опасно».

«Почему опасно?» – вяло подумал Аш, погружаясь в сон.

Многотысячная толпа переходила реку вброд под обычные возбужденные вопли и крики, и, как всегда, одна из повозок застряла на полпути и ее вытягивал слон.

Мулрадж, командовавший контингентом каридкотских войск, поехал вперед с Ашем, чтобы проверить глубину брода, и сейчас они двое спокойно сидели на противоположном берегу, наблюдая с высокого утеса за беспорядочной толпой, перебиравшейся через реку.

– Если они не поторопятся, – заметил Мулрадж, – последние не успеют добраться до берега до наступления темноты. Как у них все медленно получается!

Аш рассеянно кивнул, по-прежнему не сводя глаз с людей, шлепающих по отмелям или идущих по колено в воде на середине реки. Прошло три дня с тех пор, как он столкнулся нос к носу с Биджурамом и узнал, что Каридкот и Гулкот – это одно и то же княжество, и после того вечера он стал внимательнее вглядываться в лица и опознал довольно многих. Среди одних только махаутов он насчитал более пяти знакомых мужчин, прежде служивших в слоновнике Хава-Махала. Были и другие: дворцовые чиновники, саисы, офицеры гулкотской армии и несколько слуг и придворных, которые еще четыре дня назад вряд ли привлекли бы его внимание, но теперь, в свете новой информации, внезапно оказались знакомыми. Даже слон Премкулли, сейчас призываемый своим махаутом к осторожности, был старым другом, которого он много раз кормил сахарным тростником… Последние лучи заходящего солнца засверкали на воде золотым блеском, слепящим глаза, и Аш перестал различать лица людей и повернулся к Мулраджу, чтобы обсудить с ним различные организационные вопросы.

Слуги и маркитанты с вьючными животными переправлялись через реку первыми, чтобы успеть поставить палатки, разжечь костры и заняться стряпней. Невесты же с ближайшим своим окружением обычно предпочитали несколько отставать от них, чтобы прибывать на место стоянки ко времени, когда там все будет готово. Сегодня они остановились на привал в роще примерно в полумиле от брода и, зная, что лагерь разобьют на первом же удобном месте за рекой, провели там вторую половину дня в ожидании команды двигаться дальше. Деревья уже кишели птицами, устраивающимися на ночлег в своих гнездах, когда появился посыльный с сообщением, что можно продолжать путь, а пока они собирались, солнце скрылось за горизонтом. В сопровождении тылового отряда примерно из тридцати солдат каридкотской армии они наконец неспешно двинулись дальше и прибыли к броду уже в сумерках.

Сразу за ратхой с невестами обычно следовала крытая повозка с придворными дамами, но сегодня она отстала, и когда ратха въехала в воду, рядом с ней находилась лишь горстка солдат и слуг да дядя невест, который заявил о своем намерении пройти последнюю милю пешком и отослал вперед свой паланкин, а сейчас, к великому своему смятению, обнаружил, что брод не настолько мелкий, как он предполагал.

Аш уже приказал подать лошадь, снова сел в седло и начал спускаться с возвышенности, когда на быстро темнеющей реке вдруг раздались громкие крики и проклятия. Привстав на стременах, он увидел, что один из запряженных в повозку волов упал посреди потока, сбросив возницу в воду и переломив дышло. Крепко удерживаемое упряжными ремнями, животное билось и брыкалось в отчаянной попытке подняться на ноги, а ратха начала заваливаться набок. Из-за плотно зашнурованных занавесок доносился пронзительный визг одной из невест, а дюжина орущих мужчин бестолково суетилась вокруг повозки, которую барахтающийся вол увлекал от брода к глубокому месту.

В сгущающейся темноте большинство людей на реке не видели толком, что происходит, но Аш с высокого берега сразу оценил ситуацию, пришпорил коня и, галопом спустившись по откосу, на полном скаку влетел в воду, разогнав толпу зевак на отмели. Окружавшие ратху мужчины отскочили в сторону, освобождая для него место, когда он свесился с седла и резким движением разорвал шнуровку занавесок.

Мокрая, истошно визжащая девушка, поднятая сильными, ловкими руками, как будто выпрыгнула на него из темноты, и он подхватил ее в тот самый момент, когда правое колесо соскочило с оси и ратха упала набок и начала наполняться водой.

– Быстро, Джали! Скорее выходи!

Аш неосознанно назвал оставшуюся в повозке женщину по имени, пытаясь перекричать нестройный хор вопящих голосов и зловещий рев воды, стремительно текущей сквозь полузатонувшую ратху, но его слова потонули в шуме. Обезумевшее от ужаса создание судорожно цеплялось за него и по-прежнему визжало в полную силу легких. Аш ударил его по рукам, высвобождаясь из мертвой хватки, и отбросил к ближайшему мужчине, который, по счастью, оказался дядей невесты, хотя запросто мог оказаться соваром или погонщиком волов. В следующий миг Аш соскочил с коня и встал по пояс в бурлящей воде.

– Выходи, девочка!

Из темноты донесся невнятный сдавленный звук, и в проем между разорванными занавесями высунулась рука. Крепко схватив руку, Аш вытащил ее обладательницу из повозки и понес к берегу.

Она была не такой легкой и хрупкой, как ее младшая сестра, которую она передала ему из ратхи, и она не визжала и не цеплялась за него. Но хотя Анджали не издавала ни звука, Аш чувствовал, как часто вздымается ее грудь, прижатая к его груди. И вес мокрого теплого тела, каждый его плавный изгиб красноречиво говорили о женщине, а не о ребенке.

У него самого сбилось дыхание ко времени, когда он достиг берега, правда по причинам не эмоционального, а физического свойства: не многие мужчины, вынужденные нести груз весом примерно в сто двадцать фунтов через быструю реку по колено в воде, под вопли и крики возбужденных зрителей, беспорядочно толкущихся вокруг, смогли бы после этого дышать ровно. Путь от отмелей был неблизким, а когда Аш дошел до берега, там не нашлось никого, кому он смог бы передать свою ношу. Велев принести факелы и позвать служанок раджкумари, он стал ждать в сумерках, обнимая промокшую до нитки Анджали. Саис отправился за его лошадью, а многочисленные помощники пытались выпрячь волов и оттащить разбитую ратху с дороги, чтобы повозка с придворными дамами беспрепятственно переехала через реку.

В небе одна за другой загорались звезды, а когда с реки задул крепкий ночной ветер, Анджали начала дрожать в объятиях Аша, и он крикнул, чтобы принесли одеяло, и закутал в него девушку, накинув один конец на голову, чтобы спрятать от любопытных взглядов толпы. В следующий миг в темноте замерцали факелы и наконец показалась скрипучая повозка с придворными дамами.