Вопрос: Прошу ещё раз меня извинить за настойчивость. Очень безпокоюсь за кота, но я уже понял, что Ра не рекомендует применять капли, мы не будем этого делать. Я просто хотел узнать, есть ли ещё что-то, что мы ещё не делаем, но что может помочь коту с глазами, и снова извиняюсь за настойчивость. Я закрою эту тему, просто спросив Ра по поводу любых других рекомендаций для кота?

Ра: Я есмь Ра. Ликуйте в любви и радости вашего совместного жития.

Вопрос: Когда мы получили обратно гранки вступления от нашего издателя к книге I «Закон Одного», то в этом вступлении Карла написала о реинкарнации. Но во вступлении появилась новая фраза, которой изначально не было. Вот она: «Потому что изначально часть учения Христа была отцензурирована, и так было во всех последующих изданиях от Императрицы». Не может ли Ра пояснить это? Каков источник того, что было вписано во вступление?

Ра: Я есмь Ра. Данное событие богато на субъективно интересные события, условия и совпадения. Можем ли мы предложить ещё один обширный вопрос?

Вопрос: До наступления процесса завесы, как я предполагаю, для эволюционного процесса не существовало никакого архетипического плана. Всё было оставлено полностью на свободную волю ума/тела/духа сущности, чтобы она развивалась так, как пожелает. Правильно ли это утверждение?

Ра: Я есмь Ра. Нет. Я есмь Ра. Мы оставляем вас в раздумьях по поводу событий и условий вашей величайшей иллюзии, в которой вы теперь выбираете свои музыкальные инструменты для игры на них и для движения в их ритме. Мы – точно такие же игроки на сцене. Сцена меняется. Акты заканчиваются. Затем огни рампы зажигаются снова. И во время прохождения величайших из иллюзий, а затем других, а затем других – всегда остаётся под спудом то, что объединяет всё, благословение, любовь Одного Безконечного Творца. Всё хорошо. Ничего не теряется. Идите вперёд? ликуя и радуясь любви и свету, в мире и силе Одного Безконечного Творца. Я есмь Ра. Адонай.

19 октября 1983 года

Джим: После того, как мы потратили огромное количество времени на поиск нового дома, мы, наконец, нашли один, севернее Атланты, и собирались переехать в него в ноябре 1983 года. Решили спросить Ра о метафизической очистке нового жилища до того, как мы туда въедем, собственно, это и было целью сеанса. Поскольку я обычно перед сеансом делал Карле массаж, так было и на этот раз, то заметил, что на спине её, симметрично по отношению к позвоночнику, виднелись красные рубцы. Рубцы были схожи с рубцами, покрывавшими её тело, когда в возрасте 13 лет у Карлы отказала почка из-за нефрита. Стало очевидно, что, если Карла выбрала встречу трудностей в завершении нашего договора аренды с хозяином – через позволение дать волю своему чувству разделения с ним, либо выбрала чувство разделения с Доном, который так нас достал своей невнятицей и нерешительностью в выборе нового дома, в общем любая мысль гневная ли, раздражённая ли, но направленная на разделение себя от других «Я» была значительно усилена негативными сущностями и сделало её физическое тело балансирующим на грани физической смерти, инкарнация могла бы закончиться. Карле пришлось разговаривать с нашим владельцем дома, а у того было огромное количество претензий к нам, его жильцам, он ещё и требовал от нас постоянно покинуть дом, возникли проблемы с ментальным состоянием Дона, у него появились определённые признаки душевной болезни – тяжёлой подавленности, что начало переходить в его физическое тело тоже, он постоянно думал о новом доме и своей работе, в общем, всё навалилось. Забастовки и грядущее банкротство авиакомпании, в которой Дон работал, хотя он и знал, что живи он поблизости от Атланты, ему было бы проще найти новую работу, не добавляли к букету ничего нового, а ещё больше запутывали ситуацию, поскольку у Дона уже просто не было времени посмотреть на тот или иной новый дом. Мы к тому времени уже очень долго прожили в Луисвилле, привыкли к прекрасному дому, к его красоте, к налаженному быту и комфорту – а тут нужда всё это покинуть, бросить. Но делать было нечего, хозяин выставил свой дом на продажу, поэтому рано или поздно нам пришлось бы уехать в любом случае. Моя первая поездка в новый дом была уже ночью, я ехал на грузовике. Дом был в горах северной Джорджии. Много крутых поворотов и подъёмов, новый дом стоял в пустынной местности, недалеко от озера Ланье. Была уже полночь, когда я увидел дом в первый раз – Дон и Карла уже выбрали его – и я немедленно начал в темноте искать окна и двери, чтобы выполнить ритуал очищения с солью и святой водой. Было что-то неприятное, угрожающее во всей обстановке. В конце сеанса был задан вопрос об архетипическом уме, и ответ Ра является ключевой частью в распутывании причин загадочной болезни Дона и его смерти.

Карла: К тому времени, когда Дон, наконец, согласился на дом, в который мы и собрались переезжать, он уже был в состоянии дезориентации, прострации – состоянии в котором его ранее никто не видел. Да и я, надо признать, тоже была в шоке. Как в тумане, ухватывая очевидную вещь, что я должна быть предельно корректна в любом этически окрашенном деле, решении, выборе, думе, разговоре, и стремясь к этому всеми фибрами своей души, желая оставаться в свете, я глушила свой гнев, раздражение, который я чувствовала по отношению к хозяину нашего старого дома при любых встречах с ним. Мы собрали свои пожитки, упаковали котов в перевозки, Дон отвёз нас в Атланту на самолёте. Там друзья снабдили нас двумя машинами, на которые мы всё погрузили и приехали, наконец, в новый дом, без отопления, в огромный и роскошный особняк на берегу озера, в местечке Камминг, штат Джорджия. Предупреждением нам выступило событие, случившееся с Джимом, который пытался на грузовике доехать из Луисвилля до нового места назначения. Не вышло, потому что грузовик сломался в пути, примерно в шестидесяти милях от Луисвилля, а Джим вернулся назад. Мы не придали этому значения, а продолжали готовиться к переезду.

В течение пяти месяцев продолжалась наша мыльная опера, связанная с хлопотами по поиску нового дома и переезду, ситуации в ней были диковатые и непонятные. Местечко Камминг являлось столицей графства Форсайт, оно было печально знаменито тем, что жители его терпеть не могли никакую расу, кроме белой. По субботам, проезжая через этот маленький городок, любой мог заметить членов Ку-Клукс-Клана при полных регалиях (без белых масок с прорезями для глаз и шляп), которые стояли на перекрёстках и раздавали брошюры с описанием своего движения. Бабушки, дети, вообще большинство жителей городка обоих полов носили эти костюмы печального прошлого и ощущаемая расовая ненависть растекалась по воздуху как запах от леденцов на палочке. В городке я намеревалась присоединиться к церковному хору Роберта Шо, спела там свою партию, но возникло недопонимание, «судьи» хора решили, что я взяла неправильную ноту. В хор поэтому меня не взяли – о таком исходе мне раньше никогда и мысль не приходила в голову. Я всегда пела в церковных хорах, где бы ни жила, и была в этом докой, профессионалом. Но, как оказалось, не для хора Камминга. Вместо церковного пения мне пришлось (я очень люблю петь, не мыслю жизни без этого) найти маленькую группку недалеко от Камминга, куда я, ковыляя, приходила и распевала ирландские песенки и всё такое прочее. Да, опыт был любопытный, но не сравнимый с классическим хоровым церковным пением – пением, наполняющим душу покоем и радостью. Ещё я планировала петь по воскресеньям в местном соборе Святого Филиппа, и даже сделала попытку вступить в тамошний хор. Но они не нуждались в моей службе до самого Рождества, такая у них была вынужденная практика: многие люди хотели петь лишь на Рождество, не посещая хора в остальное время года, так отсекали недисциплинированных. Затем я нашла миссионерскую церковь в пяти минутах ходьбы от нашего нового дома, в которой не было хора вообще. Я и стала там «хором», в этой крошечной церкви Всех Святых, распевая старые англиканские гимны во время евхаристий. Все мои ожидания рассыпались прахом. Ничего не выходило так, как было запланировано. А самое плохое происходило с Доном, вернее с его поездками на работу. Ему приходилось ездить по дороге, забитой машинами, с севера Атланты до юга, туда, где был аэропорт. Наступившая погода лишь усугубляла общую неприятную ситуацию. Той зимой в Джорджии было страшно холодно, а когда наступала оттепель, а сразу за ней наступали морозы, то дороги превращались в лёд, ехать было вообще невозможно. Никуда. Я помню несколько раз Дону приходилось останавливаться в придорожном мотеле, куда он умудрялся всё же добираться, если был неспособен добраться вовремя либо до дома, либо до работы. В Рождественский Сочельник я пела две службы в церкви Всех Святых, а Джим и Дон откачивали воду из лопнувших от мороза водопроводных труб. К Новому Году мокрое ковровое покрытие дома покрылось чем-то типа плесени, а и Дон, и я была аллергиками к ней. Жить в этом особняке летом – на берегу озера, при прекрасной погоде, было, наверно, хорошо, но вот зимой, как оказалось, дом был полной катастрофой. Ступни мои покрылись язвочками – было так холодно, пол никогда не прогревался до степени удобства. Ну и поскольку всё было не так в доме, мы немедленно начали присматривать себе другой дом, на этот раз уже не только в Атланте, но и снова в Луисвилле. Никто из нас никогда прежде не живал в Джорджии, и, хотя штат сам по себе неплохой, я не могу сказать, что хочу очутиться в нём вновь. В общем, пока Дон не нашёл тот дом, в котором мы живём и доныне, произошло это в марте, мы были как бы в постоянном состоянии близкого «переезда», даже вещи не распаковывали до конца. Многое хранилось в коробках, а чувства наши были хрупкие. Я была единственным, кто контактировал с владельцем нового дома, и он оказался тоже не самым приятным на свете человеком. Дон настоял на том, чтобы мы переехали в новый дом целиком т. с., окончательно, но всё наше время пребывания там, все постылые пять месяцев, я еженедельно разговаривала с этим владельцем, который тоже прилагал некоторые усилия к тому, чтобы ни один из наших планов так и не сбылся. Наконец, в марте, хозяин попросил нас покинуть его владение, поскольку его семья захотела использовать этот дом летом. Это случилось как раз тогда, когда Дон улетел в Луисвилль на выходные, там нашёл это уютное и симпатичное бунгало, в котором мы до сих пор живём, и договорился о его покупке.