СТАН-АТАМАН © Перевод Н. Энтелис и Г. Вайнберг В стране восстанья лава. — Добрые люди, мгла кругом, куда вы? Давно вернулся с ярмарки народ! — В дорогу мы. Так. Может, повезет. Пока не сгинули от бед, Старик, — прожить тебе сто лет! — Мы встретим март у барского порога: Хотим встряхнуть господ немного! — Все обсудить вам миром удалось? Всех убедить? — Нет, старец, не пришлось. Дошла до глотки желчь. Душа в огне. Желчь изрыгать идем. — По мне, Уж если дело делать, так с толком — не иначе: И так довольно крови прольете вы горячей. Бояр хоромы ой как далеки! Как дураки, В путь собрались. А кто ваш атаман? — Да вот он — Стан. — Послушай, Стан! Ведь с атамана И больший спрос. Зачем до Стрэоана Решились вы тропой идти глухой С одною ветхою сумой И с голыми руками? Шутки эти С умом шутите. Вы не дети. Ведь поднимать мятеж идете И на закон плюете — А долго ль до тюрьмы? — Вишь, не смекнули мы. Как говорится, «с богом» люди шли. Кончалась ночь. Вдали Вдруг отблеск света выступил из мрака Багрянцем тлеющего шлака. Как факелы, в поля Бросали искры тополя, От крон их вспыхнул небосвод. В огне метался с диким ревом скот… Рояль, диваны изломали дружно, Устроив сверху нужник, Шкафы разбили — на полу гора Презренного хозяйского добра. Ковры, белье, одежду, и перины, И кресла, и гардины — Все в пламя! Картины перетоптаны ногами. Взметнулся дым над кладовыми, Забитыми припасами съестными. В них дорогие вина, изысканные блюда, Но ни один голодный куска не взял оттуда: Грехом великим эта снедь добыта, И кровь сынов крестьянских с нее еще не смыта. Вернулись под вечер в деревню, Опять навстречу старец древний. Глядит — один взял скрипку и картинку, Другой — от стула спинку, У третьего — моток шпагата, Четвертый тащит ржавую лопату. — Вернетесь, думал, с полными возами,— Обвел старик толпу глазами,— Пригоните домой коней, овец, коров. Я слышал рев Скота, сгоревшего в огне. Теперь скажите мне, Лишь в этом — после стольких мук — ваш подвиг, братцы? К чему ж, ответьте, было подниматься? Стан пыль стряхнул с пустой сумы: — Вишь, старче, не смекнули мы. ЕЕ ЛИ ЭТО СЕЛО?
© Перевод Е. Бирукова Старуха ищет: где родная хата? Исчезло все — муж, дети и внучата. Иль этот холм — село? Кругом черно. Все огненною бурей сметено. Там, где стояла церковь, школа, Все выжжено теперь, все голо. Кирпич, обломки, пепла груды, Лишь здесь и там печные трубы. Порой в золе найдет она крючок, Дымящуюся жердь иль черепок. И дрогнет сердце бедное, как пламя Лампадки, гаснущей под образами. Все дальше бабка, чуть жива, плетется. Торчит журавль уныло у колодца. Скрестились два стропила на столбе. Не крест ли, старая, поставили тебе Иль водрузили для крестьян распятье? Пришел великий пост, — молитесь, братья! ДРУГ © Перевод В. Корчагин Вот так, Урсей,— Тяжелой мордой, головою всей В колени мне заройся без опаски И снова вскинь глаза, в которых столько ласки… Спасибо, что меня признал ты братом! Топлю ладонь в шелку косматом, И нам — ведь правда? — хорошо вдвоем: В моей ладони, в голосе моем Хранишь и ловишь ты, потомственный пастух, И эхо горное, и сыроварни дух, И шум отары, и овчины запах… А твердости в твоих могучих лапах Не меньше, чем в дубинах тех танцоров, Что дали мне тебя. Но мягок, добр твой норов — И нежно схватывают кисть моей руки Твои железные клыки… Вот так и впредь: срывайся мне навстречу, Хватай, тащи домой — я не перечу, Твой поцелуй в усы как лучший дар приму! Ты — мой, я — твой. И потому Там, у ворот, существ добрей не зная, Я написал, что ты — собака злая. ЩЕДРЫЕ ДАРЫ © Перевод Н. Стефанович Неотвратима казнь, и вечен приговор. Господь вокруг меня туманы распростер. И был колодец мне, прорытый в вечность, дан, Чтоб осушить его и одолеть туман. Два дела трудные — единой цепи звенья, И в них судьба моя и вечное спасенье. — Устанешь от труда, — так говорил Господь,— Поможет труд иной усталость побороть. В подземной глубине от светлой высоты Свой отдых радостный найдешь мгновенно ты.— Похлопав по плечу, Господь ушел куда-то, В просторы дальние, к багровому закату. И я возликовал: Господь велик и вечен, И вот я наконец им избран и отмечен. Недаром помощь он и милость подает — Не вспомнить и не счесть его святых щедрот. В пустыне сумрачной, среди сухих равнин, По воле Господа остался я один. Не знал я отдыха, настойчиво трудясь. Надежда светлая в душе опять зажглась. А милосердный бог со мною не был рядом,— Наверно, он ушел к другим, далеким чадам. Его владения без края и конца, И всюду ждут его раскрытые сердца. Спешит он одарить людей своим приходом И указать пути и цели всем пародам. Теперь, вооружась, работать я начну, Чтобы подняться ввысь, спуститься в глубину. Но небо скрыл туман. Колодца узкий конус Уходит в черноту, в загробную бездонность. Туман сгустившийся киркою рвать придется, А воду вычерпать наперстком из колодца. Колодец осушу, туманы упадут, И я уйду домой, когда закончу труд. Работа трудная, на долгие недели, Но, дело завершив, приду к желанной цели. Работать день и ночь готов без остановки,— В колодец опущу упругие веревки. Я сделаю туман бесформенный и мглистый Цветными нитями и пряжей серебристой. Их блеск сверкающий я сразу превращу В ковры и в кружево, в косынки и в парчу. Тумана грозного раздвинув мрак кромешный, В бессмертье загляну, увижу край нездешний. И к богу я приду, и так скажу: «Мой бог, Что ты предначертал — я все сумел и смог. Быть может, подвиг мой достойно оценя, К свершенью новому ты призовешь меня? Очей я не сомкну, усталость поборов, И звезды стрелами я поразить готов». Бадью дощатую я погрузил в провал И долгие года ее обратно ждал. Но вот, скользя в руках, веревки что-то тянут,— Бадья пришла пустой… За что я так обманут? Напрасны тяжкие и долгие труды, Уста не освежить прохладою воды. Хотел я мглу прорвать, но каменной стеной Туман, закостенев, стоял передо мной. Но кто же договор нарушил, наконец,— Ничтожный человек иль бог, его творец? Глупца безумного едва ли мы найдем, Чтоб с ветром дрался бы. Я был таким глупцом. И вот доныне я не понял, не постиг,— Кто ж обманул меня из двух моих владык? Кто, дьявол или бог? Молчи, душа, — в ответ Тебя лишь кара ждет — и горечь новых бед. |
