Я направилась к Форбс, пытаясь решить, что делать дальше. Я могла просто спросить Сайлена об истории, которую он ожидал, что те окна расскажут мне. Но для этого, во-то, его нужно было найти, а наши встречи у Магистерского Колледжа были настолько случайными, что я совершенно не могла рассчитывать на это в ближайшее время.

Джайлс, с другой стороны, был на расстоянии телефонного звонка. И все же столкновение с ним вызывало другие проблемы. Если человек скрывал что-то в течение пятнадцати лет, маловероятно, что теперь он добровольно все расскажет. Для подхода к нему нужна была стратегия. Нужно было спровоцировать его. Говорить одно, а подразумевать другое. Он и сам это делал в Карнеги, разговаривая со мной и моими родителями без каких-то признаков угрызения совести, делая намеки о "мифах мира, который многие считают исчезнувшим". Был он одним из тех многих? Или он знал, что это мир вовсе никуда не исчезал?

Это было первое, что я сделала, когда зашла в свою комнату. И занимательной частью программки стала не заметка, а изображение рядом с ним: герб Княжества Астурии. Синее знамя под королевской короной, и золотой крест с расположенными по его боками буквами. Слева Альфа, справа Омега

Текст моего письма ему составился сам по себе:

Уважаемый профессор Джайлс,

Было приятно увидеть вас на моем выступление! Ваша программка и вправду оказалась занимательной. Возможно, окно над входом нашей часовни для вас будет еще более интересным.

Если у вас есть свободное время в понедельник, могла бы я к вам заглянуть?

Теа

Через несколько минут пришел его ответ. Понедельник определенно подходил ему. Однако, хоть он и не имел привычки приходить в кампус по выходным, он совершенно не возражал против короткой встречи в тот же день после обеда.

– ПОЖАЛУЙСТА, ПРИСАЖИВАЙТЕСЬ.

Он услышал, как я вошла, но не поднял глаз от книги. Это была иллюстрация красного и синего цветов – витраж.

– Я заскочил сегодня в часовню, как вы и предложили. Альфа и Омега – весьма занимательно. Вы полагаете, ваша сестра знала?

– Она, кажется, знала много другого, так что я бы не удивилась.

– И я бы не стал. – Наконец, массивный том на его столе закрылся. – Но перейдем к сути дела, мисс Славин, как вы узнавали об этом сами? Буквы так высоко расположены, даже я никогда не замечал их за все года проведенные мной в Принстоне.

Один из смотрителей посчитал, что витраж натолкнет меня на какие-то мысли. Он даже дал мне подзорную трубу.

Я сократила свой ответ до более приемлемого варианта.

– Окно было трудно не заметить, выходя из часовни.

– Что вы делали в часовне? Если я правильно помню, вы не изучаете религию.

– Нет, не совсем. Если только фортепьяно нельзя принять за религию.

Он уставился на меня, не понимая – похоже юмор был не его конек. Я напомнила ему, что часовня была достопримечательностью Принстона. Люди посещали ее, даже если без намерений помолиться там.

– Ну, конечно. Но я надеялся что причина, по которой вы хотели меня видеть, имела отношение к... нет, неважно. Вы еще о чем-то хотели поговорить?

Я могла сказать, что он был разочарован. И вновь, неуловимая истина была вырвана из–под носа, словно большой кусок лакомой рыбки у кота.

– Профессор Джайлс, вы играете в скраббл?

Он наблюдал за мной с удивлением и скептицизмом, пока я вынимала маленький бархатный мешочек из своей сумки и высыпала его содержимое на стол: семь деревянных дощечек, ранее позаимствованные в игровой комнате Форбса. Я повернула их лицевой стороной к нему и образовала слово ДАЕМОН . Еще одна А осталась в стороне.

– Теперь, если мы уберем Омегу и позволим Альфе занять свое место... – Я вытащила О и толкнула остальные шесть букв к нему. – Можете вы угадать следующее слово?

Мне было жаль, что у меня не было камеры: рот Джайлса от удивления открылся, когда он прочел слово МЕНАДА. Его рот вытянулся в букву О, седые усы закрыли губы, загнувшись идеально на кончиках кверху – его собственная идеальная Омега.

– Невероятно! Хотя это значит что...

– Что моя сестра ссылалась не на Библию, а на кое–что еще. Вы сказали, что аналогичное заявление было приписано Дионису?

Он кивнул, глядя на буквы, в то время как предложение, вероятно, все еще прокручивалось в его голове:

Я МЕНАДА И ДАЕМΩН

НАЧАЛО И КОНЕЦ

– Профессор Джайлс, а что если Эльза включила это в свою работу не просто в качестве цитаты, а в качестве самого ритуала?

Он медленно посмотрел вверх.

– Прошу прощения?

– Ну знаете, своего рода заклятие. Секретные слова, которые следует повторять, чтобы призвать Диониса. Скажем, женщине, чей возлюбленный только что умер. Она проходит через ритуал и превращается в менаду. А мужчина возвращается к жизни и превращается в даемона. Именно так, как вы описывали мне: двое влюбленных одержимые богом, связанные с ним навсегда. Без начала и без конца.

Он не двигался и не моргал – чудно испуганный человек, который внезапно, казалось, отчаянно желал, чтобы наша беседа закончилась. – Как вам удалось к этому всему прийти?

– В Форбсе была ночь скрабла; Я получила свои семь букв и должна была разыграть их. Как оказалось,это была альтернативное правописание, но слова все же являлись анаграммами – за исключением A и O.

– Я вижу. Вполне разумное объяснение.

– Вы думаете все должно быть объяснено разумно?

Он стал крутить ручку в руках, каждый раз задевая концом ручки стол.

– Здесь вопрос не в том, что я думаю.

– Вы так и не ответили на мой вопрос

– Мисс Славин, неважно, что я думаю. При всем уважение к вашей покойной сестре, если действительно есть объяснение, которое бросает вызов рациональности, то я не советую связываться вам с ним.

– Эльза моя семья. Была, по крайней мере. И это вовлекает меня во все это, нравится мне это или нет.

– Вовлечение и любопытство – это не одно и то же. Для вашего же блага, я искренне надеюсь, что вы путаете эти две вещи.

Я не путала их, больше нет.

– Кстати, забавно, что вы сказали это.

– Почему?

– Еще в сентябре, когда вы попросили, чтобы я отошла от программы, я предположила, что вам было просто любопытно. Теперь оказывается, что вы на самом деле были в это вовлечены.

Ручка замерла. Я протянула ему копию второй статьи из Вестника Принстона, его глаза быстро пробежались по странице – он уже знал, что на ней. Его имя, напечатанное там все те годы назад, связало его с его мертвой студенткой навсегда.

– Мне было интересно, когда вы поднимете эту тему. На самом деле, я удивлен, что на это ушло столько времени.

– Я тоже. Я приехала в Принстон, полна решимости узнать, что случилось с Эльзой, но в итоге отвлеклась на ... на все остальное в школе.

– Это, вероятно, был более мудрый выбор.

– Не столь выбор, как ошибка – верить, что прошлое – просто прошлое, и я не имею никакого отношения к нему. В то время, как на самом деле, в этом кампусе прошлое и настоящее кажутся опасно близки друг к другу. Не так ли?

Он уставился на меня, совершенно неподвижно.

– Не могли бы вы, пожалуйста, рассказать, что тогда произошло на похоронах?

– Если вы имеете в виду то, что случилось с вашей сестрой, я не думаю что могу чем-то помочь.

– Вы последний человек, который видел ее.

– Так писали газеты, да.

– Вы хотите сказать, что кто-то пришел к Гарриет после вас?

– Она была там, когда я уходил. Так что кто-то должен был прийти после меня.

Он вполне мог говорить правду. Но что если он врал? Это не был бы первый случай в истории преступления, когда преступник выглядит невинной овечкой. Почтенным членом общества. Даже профессором в колледже. Насколько мне было известно, Джайлс, будучи был одержим греческими ритуалами, мог возжелать разыграть то, что он считал величайшей тайной древнего мира. И уникальная возможность предстала сама собой, пятнадцать лет назад, в лице ученицы из его класса. Она была идеальной мишенью: доверчивая иностранка, с пристрастием к мифам и с неуловимым волнением в крови. А сейчас, почти в точном повторении той ситуации, он столкнулся с ее в равной степени ничего не подозревающей сестрой.