– Это не изменит того, что я к тебе чувствую. Даже когда я верил в твою измену, все равно не переставал любить, и от этого было еще больнее, – признаюсь я. Ливия касается пальцами моего лица, скользит ими по бровям, скулам, касается шрама, что тянется от уголка глаза ко рту.

– Все, чего я сейчас хочу, – это похоронить прошлое и счастливо прожить то, что нам осталось… – тихо говорит Лив. – Ведь осталось совсем чуть-чуть, да? Ви сказал мне о том, что ты болен так же, как Тео.

Не знаю, что ей на это ответить. Не хочется давать ей надежду: вдруг лекарство не подействует или что-то пойдет не так? Но и мучать неведеньем тоже.

– Все, что осталось, будет наше. Мне столько всего нужно тебе рассказать…

– Потом. Давай сейчас просто помолчим, – предлагает Ливия, коротко целуя меня в губы. – Триста лет без тебя: это долгий срок одиночества.

Мы сидим на полу в комнате на втором этаже. Дверь закрыта на щеколду, чтобы никто из домашних не смог нам помешать. В щель между шторами льется лунный свет. На табуретке стоит графин с кровью, заботливо принесенный пару часов назад Дэшэном. Сделав несколько глотков, Лив заявляет, что сыта, и просит меня допить из ее стакана. Охотно выполняю ее просьбу. Эйфория вызывает легкое головокружение. Не знаю, сколько проходит часов или дней, прежде чем мы можем оторваться друг от друга, поверив, что это не сон и разлука осталась в прошлом. Метка, оставленная мной на ее шее, становится бледнее от времени, но дразнит все так же. Она – моя женщина. С ней мне не нужно прикидываться и контролировать себя. В этом прелесть истиной близости – вы принимаете друг друга полностью. Безоговорочно, как самих себя.

Смотрю на Ливию, которая сидит напротив. Она растрепана после секса. Волосы распущены, локонами падают на грудь. На обнаженное тело небрежно наброшен шелковый халат, который то и дело сползает с плеч, обнажая татуировки. На правом плече красная роза, на левом – змея, обвивающая ветку, демонстрирует свой язык. Их не было до того, как мы расстались. Ей не хотелось портить тело наколками. Что заставило ее передумать?

– Изнасиловал? Заклеймил? – не верит своим ушам Ливия, когда я рассказываю о том, что устроил мой брат. – Ты уверен, что речь об Америго Кальенте?

– Глаза – мои свидетели, – отвечаю я.

– То, что ты говоришь, никак не вяжется с тем, кого я знаю две тысячи лет, – с сомнением говорит Ливия. – Америго может быть безрассудным, импульсивным, даже жестоким. Но никогда – несправедливым или подлым.

– То есть, это тебя удивляет, а то, что он ввел мне лекарство от бессмертия – это в порядке вещей? – обалдеваю я.

– Мне понятна месть в его исполнении. Но не насилие над женщиной. Особенно, учитывая то, что случилось с его сестрами, которых он очень любил. Это не укладывается у меня в голове, – возбужденно говорит Ливия.

– Ты знала о том, что он собирается мстить, поэтому просила покинуть Лондон? – задаю вопрос, который давно не давал мне покоя.

– Нет, насчет мести я не была в курсе, Америго не посвящал меня в свои планы. Я бы скорее убила его, чем позволила причинить тебе вред, – задумчиво говорит Ливия. – Все изменилось после того, как Америго пересекся с Тео. Не знаю, о чем они говорили, но он стал нервным, агрессивным. На мои расспросы грубил и уходил в себя. Потом я узнала о его покушении на Арсена… Мы сильно повздорили, тогда он впервые заговорил о жажде справедливости и о том, что ты должен заплатить ему за все. Выглядел одержимым, а потом исчез.

– Тео умеет нести в мир тепло и свет. Наверняка, расковырял не до конца зажившую рану, накрутил его, унизил. И реакция ждать себя не заставила, – рассуждаю я.

– Если бы не Ви, я бы то сих пор ничего не знала, – с сожалением говорит Лив.

– Когда-нибудь все же отрежу язык этому парню. Он слишком болтлив.

– Да ладно, – миролюбиво откликается Ливия. – Благодаря ему, мы не нуждаемся в СМИ.

– Америго знает, что ты здесь?

– Нет, откуда? Я так и не смогла с ним поговорить, – моя женщина расстроена и не пытается этого скрыть. – Не знаю, что сделаю с этим засранцем, когда увижу. Никогда не прощу ему того, что он сделал с тобой и этой девочкой.

Лив отворачивается, спешно вытирает набежавшие слезы.

– Что между вами? – я спрашиваю то, на что, на самом деле, не хочу знать ответ.

– Какое-то время мы были любовникам, – помолчав, будничным голосом говорит Лив, опуская голову. Ее признание выбивает меня из колеи. Я ошарашен и раздавлен. Конечно, после нашего разрыва она стала свободной, и могла встречаться с кем угодно, но отчего именно с Америго?! Неужели на свете больше не осталось других вампиров?

– Почему он? – мне не хочется показывать свое раздражение, но оно изо всех сил рвется наружу.

– Никогда не думала об этом, – пожимает плечами Ливия, и шелк снова скользит вниз. – Возможно, потому что он – хороший друг, умеет слушать, быть непредсказуемым, но в тоже время верным своему слову. На него можно положиться, а в нынешнее время — это большая редкость.

– Что ты чувствуешь к нему? – напряжение, вызванное откровенностью Лив, растет подобно снежному кому. Меня раздирает злость и ревность. У меня нет никаких прав на это, но уязвленное самолюбие не хочет с подобным мириться.

– Слушай, давай не будем лезть в такие дебри, – просит Лив, касаясь моего лица. – Оно того не стоит. Америго оказался рядом, когда в моей жизни не было даже надежды. Я благодарна ему за то, что был со мной в этот момент и помог его пережить. Но на этом – все.

– И как долго это продолжалось? – поднимаюсь на ноги и подхожу к окну. Лив вскакивает на ноги и подходит ко мне сзади, кладет руки на плечи. Прижимается лбом к моей спине.

– Неважно. Он всегда знал, что рано или поздно я вернусь к тебе.

– Просто ответь.

– Двести лет, – Ливия скользит пальцами по моему позвоночнику. – Нет смысла ревновать, Зотикус. Я приехала к тебе и хочу остаться с тобой. Все остальное не имеет для меня никакого значения. Это уже прошлое.

– Немалый срок для ничего не значащих отношений.

– Я не говорила, что они ничего не значили для меня, – возражает Ливия. – Зря сказала тебе об этом. Мне казалось, будет лучше, если между нами не будет секретов. Но, видимо, я ошиблась.

– Наверное, я должен быть счастлив, что все это время мой брат был моим заместителем, а теперь снова передает мне эстафету, – горячусь я. Лив обнимает меня за талию. – Сейчас начну прыгать от радости.

– Ты все извращаешь! – взволновано говорит Лив. – Я всегда любила только тебя. Но это вовсе не значит, что после того, как ты ушел, должна была перестать жить.

Оборачиваюсь, беру в руки ее лицо, заглядываю ей в глаза. Холодная зелень манит и очаровывает. Где-то в глубине сознания понимаю, что, если бы у меня хватило сил во всем разобраться, ничего бы этого не было...

– Я люблю тебя, Зотикус, – шепчет Лив, и я накрываю ее губы поцелуем.

Из своего убежища мы выбираемся спустя сутки. Секс, ностальгия, общие воспоминания – вот чем наполнены эти двадцать четыре часа. И ни слова о настоящем или будущем. Ливия выглядит умиротворённой, но в ее глазах замечаю печаль. Что-то гнетет ее, о чем она не хочет рассказывать. Хотя, возможно это я недостаточно настойчив. Держась за руки, мы спускаемся в гостиную. Увидев нас, из кресла поднимается Айлин. Она кладет на журнальный столик альбом и карандаши. Скрещивает руки на груди и, прищурившись, внимательно изучает мою подругу.

– Я думала, что ты уехал, – говорит она, сдвигая брови. На ней серые тренировочные штаны и розовая кофточка. Волосы небрежно забраны в хвост. Под глазами темные круги, губы искусаны.

– Не попрощавшись? – удивляюсь такому предположению я.

– Ну мало ли… Спешил… – коротко отвечает Айлин, встречаясь взглядом с Ливией.

– Это и есть Айлин? – спрашивает Лив, отпуская мою руку.