Да, ему было из-за чего волноваться! Шутка ли сказать — в школу прибудет сам районный начальник, чтобы лично допросить соучеников своего сына! Может быть, он обратит внимание на директора, повысит его.

Директор провел со школьниками специальную репетицию. Он несколько раз выходил из класса и тут же возвращался, а дети при его появлении вскакивали из-за парт, выстраивались по стойке «смирно» и во все горло орали: «На страж!» Директор поглаживал свои светлые усики, и, хотя выражение лица у него было холодное и строгое, ребята догадывались, что он все-таки доволен ими. От громкого крика «На страж!» дребезжали оконные стекла, зато, когда директор выходил из класса, на задних скамейках раздавался смех. Учитель Гиль молчал. Он делал вид, что ничего не слышит, а Ланцух-младший злился, видя, что ребята позволяют себе смеяться в ожидании прихода его отца. Из всего класса он один всерьез стоял «смирно» и, пыжась изо всех сил, орал: «На страж!» Но усердие юного гардиста трудно было оценить, его голос тонул в общем шуме.

В полдень у ворот школы остановилась желтая машина. Директор отпрянул от окна, ребята притихли. Учитель с немым вопросом поглядел на директора.

— Я сам буду его приветствовать, — заявил директор.

Минуту спустя в класс вошел Ланцух в мундире, плотно облегающем фигуру, и в до блеска начищенных сапогах. Директор вытянулся в струнку и по-военному отрапортовал, сколько учеников присутствует в классе. Ланцух сел за стол учителя.

— Уважаемый пан районный начальник, — торжественно начал директор. — Разрешите в качестве представителя учащихся ввести в комиссию по расследованию Антонина Ланцуха-младшего, — здесь директор с умильной улыбкой поклонился, — который принадлежит к числу самых способных учеников нашей школы.

Старший Ланцух самодовольно ухмыльнулся и кивнул головой в знак согласия. Его сын тотчас подошел к столу и сел рядом с отцом, окинув высокомерным взглядом своих одноклассников.

Лацо вздрогнул, крепко поджал губы и уперся коленями в край парты. До чего оба Ланцуха похожи друг на друга! У младшего такое же красное лицо, как и у его папаши, он так же коротко острижен, так же поводит плечами.

С бьющимся сердцем Лацо ждал, что будет дальше.

Тем временем Ланцух-старший, не мешкая, приступил к делу.

— Печальное событие, о котором у нас пойдет речь, — это черное пятно на чести вашей школы, и я хочу с вашей помощью его смыть, — заявил он.

Директор в ответ учтиво поклонился. Он призвал виновных добровольно во всем признаться, обещая раскаявшимся полное прощение. Затем, по-фашистски выбросив вперед руку, приветствовал начальника гарды и твердой походкой вышел из класса.

Ланцух принялся расспрашивать каждого ученика в отдельности, что ему известно об утреннем происшествии: почему он выбежал на улицу, что там делал? Каждый отвечал, что он выбежал последним и ничего не делал, только глядел на других. А те тоже ничего не делали, просто стояли и глазели. Некоторые ребята показали, что они слышали, как кто-то кричал, но кто именно, они не разобрали.

То же самое заявил и Ланцух-младший. Он, мол, всего-навсего хотел выяснить, что там происходит, и действительно слышал возглас: «Отпустите его!», но не видел, кто кричал. Тогда старший Ланцух начал по очереди вызывать каждого к столу и велел ему кричать: «Отпустите его!», а Ланцух-младший внимательно прислушивался, стараясь по голосу опознать преступника. Он до предела напряг слух, весь вспотел, широко разинул рот, но толку не было.

— Громче! — приказал он одному из мальчиков и стал рядом с ним.

— Отпустите его! — крикнул парнишка.

Ланцух-младший отрицательно покачал головой.

— Следующий, — торопил начальник, очевидно начиная терять терпение.

Но дальнейший допрос еще больше все запутал.

Само Каплан, самый высокий мальчик в классе (он уже тайком ходил на фильмы для взрослых), заявил, что у арестованного в каждой руке было по револьверу и он, Само, бросился защищать гардиста, вооруженного одной лишь резиновой дубинкой. Потом по требованию начальника Само заревел: «Отпустите его!» — и скорчил такую рожу, точно перед ним стояла целая шайка бандитов.

Другой мальчик клятвенно заверял, что крик «отпустите его» донесся из окна учительской, где происходило совещание, и ребята высыпали на улицу, желая разобраться, в чем же дело.

Лацо настороженно следил за ходом допроса. Он старался держать себя в руках, хотя поджилки у него еще тряслись. В ушах настойчиво звучал голос отца: «Если идет война и ты не говоришь врагу правды, это не обман». А ведь как знать — может быть, Лацо и в самом деле помог тому человеку скрыться? Скорее бы кончился проклятый допрос.

Начальник здорово устал от всей этой канители, однако он сразу узнал Лацо и так и впился в его лицо своими рачьими глазами.

— Мы с тобой уже знакомы, молодой человек. Я не знал, что ты посещаешь эту школу. А почему, собственно, ты не учишься у себя в деревне?

В классе залегла гробовая тишина.

Лацо ничего не ответил. Начальник, наверно, обо всем догадался, и теперь Лацо грозит что-то ужасное.

— Почему ты молчишь? Язык проглотил? — гаркнул Ланцух.

Ланцух-младший злорадно усмехнулся: так Главке и надо, раз отказался решать за него задачи.

— Я живу у дяди Марко, — ответил Лацо, замирая от страха.

— С каких пор?

— Давно…

— Ты был в то утро на улице?

— Был.

— Как все произошло? Рассказывай.

— Мы играли в саду… было холодно, — медленно начал Лацо; он глядел куда-то в сторону, чтобы не встречаться глазами ни с кем из членов комиссии, жадно ловивших каждое его слово.

— Потом я услыхал крик… — неуверенно продолжал Лацо, он едва держался на ногах от волнения.

— Кто кричал?

— Пан Костка, — словно со стороны вдруг услышал Лацо свой собственный голос и помертвел от ужаса.

— Откуда тебе известно, как его зовут? — удивился начальник.

Мальчик оживился. Теперь ему казалось, что Ланцух отодвинулся куда-то далеко-далеко и он, Лацо, смотрит на него в полевой бинокль.

— Я хорошо знаю пана Костку. Он ходит в гости к дяде Марко, — уже вполне твердо ответил Лацо.

— А кто кричал: «Отпустите его!»?

— Не знаю. — Лацо тряхнул белокурым чубом. — Не я.

Он прекрасно помнил, что крикнул только одно: «Не бейте его!» Больше ничего.

— Ладно, посмотрим. Ну-ка, давай погромче: «Отпустите его!»

— Отпустите его! — повторил за ним Лацо и сразу почувствовал облегчение. Ему даже почудилось, что он вовсе и не стоит перед комиссией, а бегает с деревенскими ребятишками по родным холмам, громко кричит вдаль, а горы отзываются звонким эхом.

— Еще громче! — скомандовал Ланцух-младший.

— Отпустите его! Отпустите его! — надрывался Лацо.

— Ну? — поглядел начальник на сына.

Тот, преисполненный сознания важности своей роли, произнес с видом знатока:

— Нет. У того был более грубый голос. Да и Главка ни за кого не станет заступаться. Он и в школе никому не помогает.

— А мне помог, — раздался тоненький голосок с задней парты.

— Факт! Мне тоже! — вскричал Иван.

— Тише! — стукнул по столу старший Ланцух. — А ты, Главка, ступай на место.

Лацо не заставил себя просить дважды. Уголком глаз он поглядел сперва на мрачно насупившегося Ондру, а потом на Ивана. Иван сидел с каменным лицом, опустив под крышку парты руки. Лацо увидел, как он сжал кулак и медленно повернул его большим пальцем книзу.

Лацо явственно расслышал его шепот: «Один — ноль в нашу пользу. Ура!»

Вечером ребята только и говорили о посещении школы гардистами. Зузка громко хохотала, когда Лацо со множеством подробностей, иногда привирая, описывал сцену допроса. А мать Зузки штопала чулки и с улыбкой прислушивалась к болтовне детей.

— Покажи, как ты кричал, — уже в который раз просила Зузка и заливалась веселым смехом.

Девочек комиссия не заставляла кричать: доносчики единодушно утверждали, будто кричал мальчик. Девочек только спрашивали, как все произошло, а это было далеко не так забавно. Восторги Зузки вдохновили Лацо, и он стал привирать с таким увлечением, что в конце концов сам поверил в свой вымысел.