Кирилл поднялся, подошел к платяному шкафу, открыл дверцу, проверил карманы пиджака.

Так и есть: засунул во внутренний карман. Кирилл вернулся на место и занялся записной книжкой.

Пролистнув ее, Кирилл наткнулся на несколько кулинарных рецептов, вырезанных из газеты, какие-то квитанции и справки. Открыл первую страницу — и взгляд его мгновенно выхватил фамилию… Кирси.

Кирси! Таисия Владимировна? Учительница по математике? Они с Марком вспоминали ее сегодня. Как странно…

Он взглянул на адрес, прочитал: «Садовая», и воспоминания захлестнули его.

Была ранняя весна… или поздняя зима. До выпускных экзаменов оставалось несколько месяцев. А потом либо институт, либо все остальное. Таисия Владимировна вела у них математику с пятого класса. И с пятого класса была классной руководительницей. Этот случай с Самохиной — тоже пятый класс.

Наверное, Самохина нравилась Кириллу. Странные знаки внимания оказывал он ей: щепки, щелчки, тычки… Бедная девочка. А кончилось все подножкой. Самохина только что ответила урок и возвращалась на свое место… Вот тут-то он сдуру и выставил свое копыто.

Таисия, ни слова не говоря, взяла со стола линейку, рубанула, как саблей, Кирилла по голове и преспокойно продолжила урок. Санкция была кровавой, но действие возымела. Кирилл в одночасье превратился в пай-мальчика и оставался им до выпускного класса.

Таисию, наверное, мучила совесть. Может, даже ее преследовали кошмары, а по ночам снились кровавые мальчики. Так или не так, но в десятом классе она сама предложила Кириллу подготовить его в институт. Кирилл согласился, но при одном условии: вместе с Марком Шварцем, его закадычным дружком.

Они ходили домой к Таисии по средам и воскресеньям. Ее муж, Станислав Александрович, был простым работягой, невзрачным, ничем не примечательным мужичком, беззаветно преданным шахматам. Они с Марком видели его не иначе, как за шахматной доской, разбирающим бесконечные партии.

Станислав Александрович здоровался всегда одним и тем же манером: он чуть приподнимал голову, смотрел исподлобья и говорил:

— Женихам привет!

Наверное, эта фраза казалась ему остроумной. Или он намекал на свою дочь — Владу?

Влада Кирси… Записная книжка принадлежала не Таисии, а ее дочери.

В тот год ей было, кажется, двенадцать. Такой долговязый гадкий утенок, готовый вот-вот превратиться в нечто. Когда он увидел ее в первый раз? Да, ранняя весна. Воскресенье. Недалеко от дома Таисии Кирилл заметил девочку. Она расхаживала по снегу, нестерпимо белому в лучах весеннего солнца, смотрела под ноги и удивленно и радостно повторяла:

— Солнце выпало!.. Солнце… выпало…

И это было поразительно. Услышав магическое: «Солнце выпало!» и увидев, что это истинная правда, Кирилл вдруг остро почувствовал: да, весна! Начало! Канун! И еще что-то большее! Почувствовал, как прошла четкая граница по его жизни, словно черная трещина по льду. Здесь — детство, бестолковое отрочество. Там — непонятно что.

Станислав Александрович часто работал по выходным. Таисия иногда уезжала к своим родителям, которые жили за городом. Тогда Влада звонила ему и Марку и от имени своей маман отменяла занятия.

Несколько раз Кирилл оказывался наедине с Владой. (Марк опаздывал, Таисия опаздывала…) Влада смело взяла на себя роль лидера в их отношениях. Лихо тыкала ему и даже предлагала себя взамен Таисии.

— Знаешь, как она меня натаскала? Я прямо хоть сейчас могу на физико-математический поступать. Меня даже к доске не вызывают — боятся. Ставят пятерки в журнал — через каждые три клеточки.

Кирилл общался с Владой неохотно. Просто не знал, как себя с ней вести. Сюсюкать? Вроде поздно. Говорить как с равной? Ну, это уж точно — рано.

Вообще-то проку в занятиях, положа руку на сердце, было мало. Но на занятия Кирилл приходил регулярно: у Таисии были связи именно там, куда собирался поступать Кирилл, — в финансово-экономическом. В критической ситуации она могла выручить.

Была еще одна причина. Ему просто нравилось бывать в этом доме. Запах, обстановка, ковры, высокие лепные потолки и бронзовые ручки… Уютно, покойно. Таисия что-то объясняет, сидя напротив. Голос ровный, убаюкивающий.

— Понятно? — спрашивает она.

Марк кивает, Кирилл кивает. А на самом деле ничего не понятно. А за окном — снег. Уже темно. В доме напротив — огни. Там тоже какая-то жизнь. Мерцают экраны телевизоров, мелькают тени… Хорошо…

Кончилось это все неожиданно, вдруг, в одно из воскресений.

Кирилл пришел тогда на занятия, как всегда вовремя.

— Хочешь кофе? — с порога предложила Влада.

— А что Таисии… Таисии Владимировны нет?

— Я испекла печенье. Татарское национальное лакомство. Мед, мука… Очень вкусно. Вот.

— А Станислав Александрович?

— Мне нравится кофе по-польски. Я вчера пробовала… Запах по квартире стоял просто офигительный.

— Что, и Марка нет?

— А на домоводстве, представляешь, нас учили рисовую кашу варить… А я, между прочим, уже плов сама готовлю. Вот.

— Ты специально? Я тебе про красных, а ты мне про белых!

— Ну и ладно, — обиделась она.

— Ну хорошо, хорошо, — смягчился Кирилл, — давай свой кофе, да покрепче.

Он увидел, как заблестели от радости глаза Влады, заметил, что одета она сегодня по-особенному, по-взрослому: красная плиссированная юбка, белая блузка с кружевным воротником и черный бархатный жилетик. Кажется, тогда он заподозрил что-то непростое в ее отношении к себе. «Путь к сердцу мужчины лежит через желудок», — вот что вспомнилось Кириллу.

Они прошли на кухню. Эта странная кухня… Попадая сюда, Кирилл всякий раз словно проваливался во времени и пространстве. Кухня была похожа на красный угол добротной крестьянской избы. Стены — под дерево. Петухи на всех дверцах, струганый стол и прочные незатейливые табуретки.

Кухню оборудовал Станислав Александрович. Он вообще был мастер на все руки… В свое время… Но на тот момент, когда Кирилл стал бывать в доме семейства Кирси, отца Влады интересовали уже только шахматы.

Кирилл расположился поудобней, а Влада принялась суетиться вокруг.

— В первом классе, — сказала она, открывая банку с кофе, — я сидела с мальчиком, которого звали Давид. У него были вот такие губы, и красные-прекрасные. Я решила, что они у него красные, потому что он тайком целуется со всеми девчонками в классе. И только меня не хочет целовать. Мне было так обидно… Однажды я подкараулила его после уроков и сказала: если ты меня не поцелуешь, я тресну тебя портфелем по голове… Он испугался и убежал. Представляешь? Вот… А ты целовался уже с девчонками? — без всякого перехода спросила она.

— Не рано ли тебе, Владислава, говорить на эти темы? Вот! — тоном строгого учителя произнес Кирилл.

Влада бросила на него странный взгляд, от которого Кириллу хотелось закрыться, как от удара.

— Мама говорила, что, по теории больших чисел, если бы люди жили бесконечно, то в конце концов дети становились бы старше своих родителей. Вот.

— Чего? — удивился Кирилл.

— Когда человек состарится, уже неважно, сколько ему лет: семьдесят или сто семьдесят. Вот.

Кирилл вдруг понял, что хочет сказать ему Влада. Разница в несколько лет, говорила она, ничего не значит. Пройдет время, и они станут ровесниками… А пройдет еще немного…

Почему-то стало неприятно. Кирилл нахмурился.

— Ты лучше за кофе смотри. Убежит сейчас. Повариха. И перестань говорить «Вот!»

— Да, повариха. А что ты думаешь, — не обратила она внимания на последнюю фразу, — мой прадедушка был поваром у князей Юсуповых. Князь был за границей и перекупил его у одного барона. Тогда у нас фамилия была Киркси. С буквой «к» в середине. А потом буква потерялась, и мы стали просто Кирси. Ты ешь печенье, ешь.

Кирилл не заметил, как подчинился.

— Я люблю готовить. Мама терпеть не может, а я люблю. У меня прадедушкины гены. Только у меня времени не хватает — я на спортивную гимнастику еще хожу. Вот. Это печенье я испекла по своему рецепту… Ну, почти…