— Она мне ничего об этом не говорила, — сказал Кирилл.

— Узнаю Ди. Она предпочитает делиться всем хорошим, оставляя плохое себе. Мать Ди, — продолжил Алан, — погибла из-за отца. Ди не повезло с отцом. Брак ее родителей был… Ну, знаете: она любит его, а он нисходит до ее любви. Ее звали Джуди. Она многое прощала своему мужу. Прощала побои и измены, вино и наркотики. Но всему приходит конец… Я рассказываю вам об этом, Кирилл, со слов Ди. Один раз мне удалось разговорить ее… Но лучше бы я этого не делал… Отец Ди стал водить проституток прямо домой. Он совершенно перестал считаться со своей женой, но терпел ее из-за Ди, которую, надо признаться, любил…

Алан надолго замолчал.

— В тот день отец заявился с тремя девицами, и мать сразу отправила Ди наверх — спать. Было еще рано, и она никак не могла заснуть. И когда услышала шум внизу, вышла из комнаты. Они — эти три девицы — лежали вповалку на диванах… Были пьяные или накачались наркотиками… Ругались отец и мать. Ругались страшно, как никогда. Отец ударил мать — та упала. Он расхохотался и вышел на улицу. Мать вскочила, бросилась за ним, но потом вернулась, схватила со стены коллекционный кинжал… Мать заколола всех трех женщин. Они даже не почувствовали, что в тот вечер поменяли миры… Ее казнили… И ничего нельзя было сделать. Ди очень любила свою мать. Смерть отца и деда подействовали на нее не так, как смерть матери. Она была привязана к ней… А ведь она начала привязываться к вам, Кирилл. Я не знаю, что с ней будет, если она потеряет еще одного… близкого человека.

Алан положил сигару в пепельницу, сделал глоток вина из своего бокала.

— Вы предрекаете мне скорую смерть, Алан? — улыбнулся Кирилл.

— Не буду темнить, мистер Успенский, — взял официальный тон мистер Напье, — я наводил о вас справки. Оставим в покое ваши деловые качества. Возьмем семейное положение. Вы женаты. По нашим временам это ничего не значит. Но ведь я говорил, Ди начинает привязываться к вам. А вы, вы привязаны к ней?

Кирилл молчал.

— Нужно выбирать, дорогой Кирилл. Опять же, буду с вами откровенен, я был бы удовлетворен, если бы вы выбрали не Ди, а свою жену. Если вы сейчас прекратите ваши отношения, Ди, конечно, будет переживать, но не так. Если разрыв произойдет чуть позже, это может убить ее… Я очень надеюсь, Кирилл, что вы хорошо обдумаете наш разговор и примете верное решение.

Они вышли на воздух и сразу столкнулись с Дженни.

— Я так и знала, Алан, — сказала она, — что ты мучаешь Кирилла своими умными разговорами. Где обещанный фейерверк? Я уже заждалась.

Фейерверк получился на славу.

Сразу после него Дженни и Кирилл попрощались с Аланом, еще раз поздравили его с днем рождения, сели в машину и уехали.

— Я хочу тебя, — сказала Дженни, вырулив на пустынную автостраду.

Он положил руку на ее колено, провел по бедру.

Дженни свернула на обочину, остановила машину.

Она, как безумная, стала покрывать поцелуями лицо Кирилла. Он еле успевал отвечать ей. Не выходя из машины, они перебрались на заднее сиденье и, задевая друг друга локтями, стали торопливо снимать с себя одежду.

— Я люблю тебя, — повторяла Дженни, — царапая его спину своими острыми ноготочками, доставляя ему боль и острое наслаждение одновременно.

“Я люблю тебя!” — хотелось крикнуть в ответ Кириллу, но он так и не проронил ни слова.

Весь следующий день Кирилл пребывал в состоянии глубокой задумчивости. Он рассеянно смотрел на экран терминала и в малейших деталях вспоминал разговор с Аланом Напье.

В конце рабочего дня он позвонил Дженни и сказал, что едет к ней: есть очень серьезный разговор.

Он открыл дверь своим ключом и сразу прошел в гостиную. Дженни стояла вполоборота к двери, внимательно, с улыбкой разглядывая ножны от турецкой сабли, которые держала в руках. Она не сразу заметила, что не одна, а заметив — смутилась.

— Какой волшебный узор, — сказала Дженни, ответив на поцелуй Кирилла и кивнув на ножны, — скорее, он похож на письмена, в которых зашифровано все наше прошлое, настоящее и будущее… Эта вещь тоже из нашей коллекции, мое последнее приобретение… Хочешь чего-нибудь выпить, дорогой?

Кирилл отказался.

Дженни взяла со столика пульт и направила его на стену, скрытую синим бархатным занавесом: бархат разъехался в стороны, вспыхнул дополнительный свет, ослепивший Кирилла, — ему пришлось даже зажмуриться.

— Здесь не все, — сказала Дженни.

Глаза быстро привыкли к яркому освещению, и Кирилл стал с интересом разглядывать коллекцию холодного оружия, которую Дженни несколько раз показывала ему, но мельком: они слишком дорожили минутами, когда оставались наедине.

На красном бархате он увидел шпаги, ножи, стилеты, сабли, мечи, кинжалы… Было даже такое оружие, название которому Кирилл затруднялся дать.

— Хорошо, что остался каталог. Иначе мне бы не собрать и этого. Вот, — Дженни сняла со стены тонкий трехгранный кинжал, — с этого мизерикорда началась наша коллекция. Во мне ведь течет голубая кровь. Наши предки жили во Франции, потом попали в Испанию, а оттуда — в Америку…

Дженни держала оружие на ладони, с любовью разглядывая его. Она преобразилась. Взгляд стал жестким, а между бровями появилась складка, придавшая лицу суровое выражение.

— Сколько жизней отобрали с его помощью!.. Он принадлежит нашей семье с незапамятных времен, и кровавый след тянется оттуда, из глубины веков…

Вид оружия в который раз оказал на Кирилла странное воздействие. Ему почудился шум далекой битвы, ржание коней, звон стали, стоны раненых и ликующие крики победителей.

— Ты сказала, что здесь не все?

— К сожалению. Коллекция принадлежала деду. Отец тайком продал ее. Продал за гроши. Этого дед перенести не смог. Он слег и вскоре умер. Перед смертью дед успел сообщить мне, что один из клинков…

— Один из клинков что? — спросил Кирилл, думая, что Дженни ждет от него этого вопроса.

Она изучающе взглянула на него и ответила:

— Ничего… Это касается только нашей семьи. Я поклялась, что соберу коллекцию во что бы то ни стало… О чем вы говорили с Аланом?

— Да так. Просто треп. Ничего интересного. А что это за шпага, вон та — в верхнем ряду, слева?

— С кисточкой? Дед говорил, что эта шпага принадлежала Наполеону. У нее интересная история. Здесь у каждого клинка своя история. Чего-то не хватает, — задумчиво сказала Дженни. — Ах, да… Я люблю смотреть на оружие под музыку. — Она снова взяла со столика пульт, направила его на музыкальный центр.

— И что Наполеон?

— Его шпага досталась моему предку по линии бабушки. Я тебе говорила, что бабушка у меня была русская. Шпага хранилась в семье как реликвия. После революции вся бабушкина семья эмигрировала в Америку. Здесь дедушка увидел шпагу и влюбился в нее. А потом он увидел рядом со шпагой бабушку и влюбился в бабушку…

Вот, подумал Кирилл, час настал! Сейчас или никогда!

— Ты что-то хотел сказать, дорогой? — спросила Дженни.

Кирилл кашлянул.

— Ты говоришь, что есть каталог… Дай взглянуть.

Дженни кивнула и вышла из комнаты.

“А ты — трусишка зайка серенький, — сказал себе Кирилл, — ну же, смелее!”

Дженни принесла тяжелый фолиант в желтом кожаном переплете.

— Ого, — заметил Кирилл, — этим гроссбухом убить можно.

Он машинально раскрыл каталог на середине и уже был готов произнести фразу, которую придумал заранее: “Дженни, дорогая, прости, но мы должны расстаться” (какая пошлость, но зато просто и ясно), — и в этот момент его взгляд упал на фотографию, заставившую его забыть обо всем.

Он увидел трехгранный стилет с рукояткой в виде тела змеи с головой льва. Это был стилет, который висел на ковре в его питерской квартире!

— Кажется, мне знаком этот клинок, — пробормотал Кирилл.

Дженни взглянула на фотографию, и лицо ее мгновенно изменилось. Наверное, такое выражение лица было у ее матери, когда она наносила смертельные удары свои жертвам. Кириллу даже стало немножечко не по себе.