Они прошли мимо консьержки, поднялись на второй этаж и вошли в квартиру Дженни.
— А это мое гнездышко. — Миссис Томпсон ввела Кирилла в просторную гостиную.
Кирилл огляделся.
Гостиная была обставлена строго, но изысканно. Несколько диванов и кресел. Несколько столиков с вазами. Книжные шкафы. Ковер на полу… Телевизор. Музыкальный центр и бесконечный ряд пластинок, аудиокассет и компакт-дисков.
Был еще камин, над которым — слева и справа — висели картины. Одна — битва крестоносцев с сарацинами. На другой — два римских легиона.
Стена напротив камина была завешена синим бархатом, за которым чудилась сцена с декорациями.
— Я хочу показать вам свою коллекцию холодного оружия, мистер Успенски, — сказала миссис Томпсон, кивнув на синие бархатные занавески, — уверена, вы получите удовольствие. Но чуть попозже… Пожалуйста, подождите меня несколько минут.
Дженни оттянула и отпустила спортивный костюм на груди, давая понять Кириллу, что ей нужно переодеться.
— Если хотите, можете послушать музыку, — добавила она, — я скоро.
Она развернулась, сделала шаг, но тут зазвонил телефон, и Дженни подняла трубку.
— Привет, дорогой, — сказала она. — Помню… Но я не смогу. — Дженни посмотрела на Кирилла долгим взглядом. — Нет настроения… Все нормально… Приезжать не надо. Хочу отдохнуть от всего. Ну, извинись за меня… А вспомни, как они нас нагрели… Ну все, все… Завтра позвоню. — Дженни положила трубку и небрежно бросила: — Мой друг Мартин… Так подождите меня, Кирилл. Я мигом.
Она ушла, слегка прихрамывая, не закрыв за собой дверь. Исчезла, но легкое возбуждение, которое Кирилл испытывал в ее присутствии, осталось.
Он прошелся по гостиной, как бы примеривая ее к себе, погладил диван. Короткие ворсинки леопардовой шкуры, накрывающей его, приятно щекотнули ладонь, и Кирилл вдруг понял, почему Дженни выбрала именно шкуру. Так она могла ласкать свое тело, когда оно требовало ласки.
Где-то совсем рядом послышался шум воды.
Значит, миссис Томпсон не закрыла двери, через которые прошла, сделал вывод Кирилл. Что это? Провокация?
Кирилл выбрал наугад пластинку: Чайковский. Первый концерт для фортепьяно с оркестром.
Музыка заглушила шум воды, но Кирилл все равно ничего не мог поделать со своим воображением.
Он смотрел на синий бархат, завешивающий стену, а видел ярко освещенную ванную комнату и Дженни, подставившую свое тело под упругие струи.
Дженни стоит к нему спиной, и Кирилл видит два выступающих позвонка у самой шеи, чуть торчащие лопатки, аккуратную попку с ямочками, длинные стройные ноги…
Он хочет, чтобы она повернулась к нему лицом, и Дженни поворачивается… Кирилл видит маленькие пальчики ног, бедра, живот, непокорную, упрямую грудь со светло-коричневыми сосками, тонкую шею и лицо…
Если это провокация, сказал себе Кирилл, то я на нее поддаюсь.
Кирилл поднялся и медленно пошел в направлении, в котором несколько минут назад скрылась Дженни.
Он попал в полутемную спальню и увидел еще одну дверь, наполовину прикрытую, за которой были слышны плеск воды и голос Дженни: она негромко напевала.
Кирилл сделал еще несколько шагов и очутился в большой, ослепительно белой комнате, с зеркалом во всю стену и мраморной чашей посередине. Дженни лежала в радужной пене, доходившей ей до подбородка и скрывающей ее тело.
— Долго же пришлось тебя ждать, — улыбнулась она Кириллу и протянула руку в пенном кружеве.
Кирилл откликнулся на зов. Дженни поднялась ему навстречу. Он, словно боясь передумать, порывисто обнял ее, влажную, свежую, и нашел губы Дженни.
Она сдерживала его нежными, но властными движениями. Лаская его, она одновременно дала понять, расстегнув несколько пуговиц на рубашке и молнию на брюках, что пора бы раздеться.
Они лежали в просторной мраморной ванне, наполненной горячей водой, источающей пряный аромат. Было тихо. Только слабо плескалась вода.
Он — в ней. И это так естественно, словно было всегда и будет вечно. Ее упругие груди в его ладонях. Он ласкал их бесконечно нежно и не мог остановиться. Временами Дженни судорожно сглатывала, тогда Кирилл тянулся к ее губам и целовал их в самый уголок. Он видел, как трогательно дрожат ее ресницы, как блуждает ее взор. Он сдерживал себя, желая, чтобы Дженни подольше пребывала в состоянии блаженства, гнал от себя мысли о приближающейся разрядке.
Неожиданно тело Дженни напряглось, она закричала, и это послужило сигналом. Он тоже закричал, крепко сжимая ее в объятиях. Два тела бились в конвульсиях в наполненной до краев ванне. Вода выплескивалась через край, смывая со столика рядом флаконы с шампунями.
Дженни и Кирилл перебрались на кровать, где все повторилось.
Они, как одержимые, занимались любовью на влажных от пота простынях, доводя себя до полного изнеможения.
Когда Дженни уснула с нежной улыбкой на губах, Кирилл, стараясь не шуметь, поднялся, прошел в ванную и оделся.
В гостиной он прихватил свой кейс, перекинул плащ через руку, осторожно открыл входную дверь, так же осторожно закрыл и спустился вниз.
Консьержка, женщина лет тридцати, провожала его внимательным взглядом.
“…Такой высокий, плечистый. Волосы короткие… На вид лет тридцать”. Кирилл вдруг представил, как консьержка дает показания полиции.
Он улыбнулся женщине, и та с готовностью улыбнулась в ответ.
Консьержку звали Джулия Николс. Но ее имя Кирилл узнал много позже, когда снова оказался в доме Дженни Томпсон-Напье.
А тогда, выйдя от нее, он думал, что поставил в этой истории точку. Правда, несколько дней ходил сам не свой. Даже его босс, Пол Эвинг, сделал ему замечание.
— Мистер Успенски, в облаках, в которых вы витаете, деньги не водятся. Это я знаю точно!
Но потом похлопал его по плечу и дружелюбно добавил:
— Кирилл, вы хороший парень, но до американца вам еще далеко. На работе нужно заниматься работой. Тогда у вас будут средства, чтобы заниматься всем остальным в свободное время.
Кирилл взял себя в руки. Но, когда он сказал себе: кажется, отпустило, вновь на его пути встала Дженни.
В тот день Кирилл покинул офис вместе с Полом Эвингом.
— Пора бы, мистер Успенски, обзавестись машиной. У нас солидная контора. Мы платим вам хорошие деньги, и вы должны соответствовать, — то ли в шутку, то ли всерьез сказал мистер Эвинг, открывая дверцу своего черно-белого “шеви-блейзера”, и добавил: — “У нас в Америке пешком ходят бедные и эмигранты”.
Кирилл уже хотел ответить, и довольно резко, но в этот момент лицо мистера Эвинга вдруг приобрело сладковатое выражение, а это значило, что он заметил неподалеку хорошенькую женщину.
Кирилл оглянулся и увидел Дженни.
Они стояла метрах в пяти от них, возле своей машины. Поймав взгляд Кирилла, Дженни улыбнулась и сделала ему знак рукой.
Он сделал Дженни ответный знак, быстро подошел к ней и поцеловал в губы.
— Ты сумасшедший, — убежденно сказала она, — сначала убегает, не сказав ни слова. А потом набрасывается с поцелуями…
Кирилл виновато вздохнул.
— Почему ты убежал? Я тебя обидела? Вот, — она открыла сумочку, — твой шарф. Теперь, если хочешь, можешь уходить.
Она отвернулась и замолчала.
Кирилл видел из-за щеки кончик ее носа. Видел простенькую клипсу в ухе, и ему стало жалко эту женщину. Хотя он прекрасно понимал: кто-кто, а Дженни ни в какой жалости не нуждается. И все же он пожалел ее, как ребенка, которому наобещал с три короба, но ни одного обещания не выполнил: замотался, закрутился, забыл…
— Как ты нашла меня, Дженн? — потеплевшим голосом спросил он.
Дженни повернулась к нему, внимательно посмотрела в глаза. Ответила не сразу.
— Это было и просто, и сложно… Ты кое-что успел рассказать о себе: русский, работаешь в брокерской конторе… Я попросила Мартина. Он тебя вычислил.
— Он не спросил, зачем я тебе?
— Мартин нелюбопытен. И потом, у нас с ним договор. Он не вмешивается в мои дела. Я не вмешиваюсь в его.