Рита не спешила к отцу. Сначала она вытащила из фонтана деда, помогла ему раздеться и усадила в кресло. Затем нашла на книжной полке словарь иностранных слов. Только сегодня она узнала, насколько богатая речь у ее отца и насколько ограниченный лексикон у нее. Повторяя в уме некоторые неизвестные ей слова, услышанные сегодня от отца, она старательно начала искать их в словаре.

А Вася Кукушкин в этот вечер отмечал в ресторане начало своей успешной операции против Хитроумова.

Из его железной кровати он вытряс до пяти килограммов золотых монет.

Три дня семья Хитроумовых пребывала в глубоком трауре. Только Рите было как-то все равно. Она прекрасно знала, что для отца это хоть и удар, но не смертельный. В загашнике у него наверняка имелось еще не один раз по полмиллиона.

Семейный траур нарушила внезапно поднявшаяся с постели бабушка. Никто не верил, что она когда-нибудь заговорит. Все думали, что она доживает последние дни. Однако…

Это случилось вечером, когда вся семья пила чай не на кухне, как обычно, а в гостиной. Никто даже не обратил внимание на скрип открывшейся двери ее комнаты. Но когда появилась Муся, бледная, похожая на поднявшегося из гроба мертвеца, осторожно ступая собственными ногами, у Льва Борисовича из рук выпала чашка. Все были больше напуганы, чем удивлены. Только Рита обрадовалась воскрешению бабушки.

– Ле-о-вик, я вспом-ни-ила, – сказала старая Муся довольно бодро, держась на ногах достаточно уверенно. – Я вспомнила, где клад!

После такого сообщения все заметно оживились. Никогда в жизни ей еще не были так рады. Виктория Леопардовна первой подбежала к свекрови, за ней Элоночка и только потом все остальные. Выздоровевшую поздравляли, обнимали, затем посадили на почетное место за столом. Всеволод Львович принес из бара шампанское и коньяк:

– Мама, спасибо тебе! Ты сделала для нас большой праздник, причем – двойной. Во-первых, ты выздоровела, а во-вторых, вспомнила, где клад. Родная моя, дай я тебя обниму! – он подошел к матери, прикоснулся щекой к ее плечу и даже по-сыновьи слегка прослезился.

Лев Борисович время от времени посмеивался. Он никак не мог понять, какая сила подняла его жену с постели. Элонка постоянно лезла к нему на колени и облизывала руки. В конце концов он укусил ее за ухо и отшвырнул в сторону.

– Пошла прочь, глупое животное, со своими собачьими нежностями! – сказал он так, будто пропел, и ласково посмотрел на жену. – Хэ, старая сука, все же вспомнила… Жить, наверное, захотела, поэтому вспомнила!

– Папа! – возмутилась Виктория Леопардовна. – Зачем ты так, папа?!

Из-под стола отозвалась Элонка, прорычав на обидчика, а Рита неожиданно для всех рассмеялась.

– Мама, а скажи… Скажи, мама, как красиво нашего папу обчистил этот телепат Кукушкин. Ой, не могу! А ты тоже, старая лушпайка, поверила, что этот красавец за тобой приударяет. Ой, не могу! Мы с тобой уши развесили, а он нам – диванчик. За поцелуйчик, за поцелуйчик! Ой, ой, не могу!

Виктория Леопардовна раскашлялась, сердито посматривая на дочь.

– Ну, старая дева, испортила всю обедню! – пробормотал пискливо Лев Борисович. – Если ты срочно не выйдешь замуж, у тебя произойдет сдвиг по фазе.

– Папа, прекрати молоть этот вздор! – заступилась за дочь мать. – Люди мы или не люди? Золото было, есть и будет, только мы тленные.

– Левик, что происходит в доме? – простонала Муся. – По-очему все злые, как собаки?

– Бабушка, это не мы с мамой злые, это нашего папочку бешенство загрызает, – заговорила Рита с обидой и возмущением. – У него украли золото, а мы с мамой виноваты. Он прятал золото в кровати, а мы сном-духом об этом не ведали. Он прятал целое состояние от нас всех, и за это поплатился. Так ему и надо, будет знать, как скрывать что-нибудь от родной жены и дочери.

– Молчать!!.. – закричал Всеволод Львович с такой силой, что у всех зазвенело в ушах, а под столом заскулила Элонка. – Молчать и повиноваться мне во всем! Вы для этого созданы!.. – глава семейства затопал ногами. В руке он держал бутылку шампанского. Когда пробка от шампанского выстрелила, никто не испугался, кроме него. Вызвав ехидные улыбки у жены и дочери, он надпил несколько глотков вина из бутылки и решил их оскорбить: – А вы знаете, почему в армии не нужны женщины? Потому что они неправильно выполняют команду «Ложись».

– А какой толк от того, что ты знаешь, как правильно выполнять эту команду, – отпарировала жена. – Насколько я знаю, тебе уже все равно…

– Я кому сказал молчать! – заорал Хитроумов не своим голосом, после чего временно охрип.

Все молчали, ожидая, пока он прокашляется. Виктория Леопардовна уже пожалела, что довела мужа до такого состояния. Понимая, что за это может последовать серьезное наказание, она быстро принесла из кухни стакан минеральной воды и начала извиняться:

– Прости меня, старую эмансипированную дуру, котик, прости. Ты со мной построже, масик, построже. Я неблагодарная дрянь, слышишь, неблагодарная дрянь! Прости, котик, меня и прости свою неразумную дочь. Ты настоящий рыцарь и истинный джентльмен…

Хитроумов оттаял. Но для полного удовлетворения своего задетого самолюбия он любил оставлять последнее слово за собой:

– А, понимаешь, что сила женщины в ее слабости. Мне ваша эта дурацкая эмансипация уже в печенке сидит! Хорошо, что ты хоть институт не закончила, а то была бы дипломированной дурой. Неужели так трудно понять, что быть просто дурой гораздо легче.

– Правильно, мой мудрый масик! – Виктория Леопардовна гладила мужа по спине, прислонившись головой к его плечу. – Ты же знаешь, что я бросила институт, как только встретила тебя. Я всю жизнь была тебе преданной женой.

– Уговорила! – Хитроумов взял из ее руки стакан и поставил на стол. – Знаю, что врешь, но прощаю…

– Масик, как ты можешь!..

– Ладно, мне твоя преданность не нужна, – махнул рукой Всеволод Львович, подмигнув улыбающемуся отцу. – Мне нужна твоя женская покорность во всем. А твоя преданность – это твое дело. Впрочем, если ты нравилась еще и кому-то, кроме меня, это прекрасно, ибо свидетельствует о том, что у меня есть вкус.

– Я знала, я всегда чувствовала, что ты меня не любил, – довольно удачно разыграла обиду жена. – Я всю жизнь была для тебя только товаром.

– Я сам себя один раз в год люблю. Как будто ты не знаешь, что я люблю бизнес, деньги. Кстати, и ты вышла за меня замуж только потому, что я умею делать деньги…

– И при всем при этом моего сына никто жадным не назовет, – вмешался в разговор Лев Борисович. – Ну чего вам не хватает? Птичьего молока?! Так не родились еще птицы, которые доятся. Я всегда говорил, что мой сын умеет и любит зарабатывать, но жадным… Нет, жадность – это для жлобов! А мой сын не той национальности…

Старого Хитроумова прервал телефонный звонок. Всеволод Львович, направляясь к телефону, с благодарностью похлопал отца по плечу.

– Всеволод Львович, приветствую вас! Как вам мой подарок? – это был голос Кукушкина.

– Какой подарок? Кто это?

– Вы что, меня по голосу уже не узнаете?

– А, ясно, – тяжело вздохнул и замолчал Хитроумов. Он вдруг понял, что начинает бояться этого человека. Немножко успокоившись, он сказал: -

Наконец-то! Объявилась пропажа.

– А вы что, по мне соскучились? Алло, почему вы молчите?

– Как я по вас соскучился, не могу объяснить по телефону. Я не могу выразить вам свои чувства, не видя вашего лица.

– Ну, думаю, это дело поправимое.

– Послушайте, если вы мужчина, то встретитесь со мной! А если вы просто дешевый фраер, у меня с вами будет другой разговор, – Хитроумов кипел от злости, но старался говорить сдержанно.

– Во-первых, в вашем положении пугать меня, угрожать мне – бессмысленно, – хохотнул презрительно Кукушкин. – Во-вторых, я не фраер, а восстанавливаю справедливость…

– Какую еще справедливость, что вы мне мозги пудрите! – взорвался Хитроумов. – Да вы хоть знаете, как это называется? Даже волки не жрут друг друга, если они сыты…