– Зачем? Неужели ты не видишь, что я за него заплатил сполна! – Кукушкин был обижен на весь мир.

– Ладно, поребячились мы с тобой, теперь поехали…

– Ведь я же проводил эксперимент, понимаешь ты или нет. Экспе-ри-мент!

– Какой еще эксперимент?

– Обыкновенный. Я изучал уровни человеческой жадности!

– Вот что, экспериментатор, – Курочкин повесил на плечи Кукушкина пиджак и медленно повел его к выходу, – еще один такой эксперимент, и тебя не соберет даже самый лучший часовой мастер.

Сегодня Кукушкин уже не сможет успокоиться. Ни в такси, ни у себя дома. И напрасными были старания Курочкина уложить его в постель. А когда Кукушкин еще узнал, что ему необходимо срочно позвонить Хитроумову и сообщить телефон Люси, он вообще пришел в ярость:

– Что ты наделал, кретин! Да тебя убить мало! – он схватил Курочкина за воротник и оттолкнул от себя с такой силой, что тому ничего не оставалось, как свалиться на пол. – Ты же меня разоблачил, подлец!

Курочкин несколько секунд лежал и не шевелился. Ударившись головой обо что-то твердое, он потерял сознание. Но разъяренный Кукушкин на него не обращал внимания.

– Человечество веками борется со взяточниками, ворами и жуликами и никак не искоренит это зло, – Вася ходил по комнате и нервно размахивал руками. – Только у меня есть действенное средство! Я, я, я и только я! Только мне дано самой судьбой право поставить их на колени! Слышишь меня, червяк, тебе повезло, как никому на этой грешной земле, что ты знал самого Кукушкина.

Курочкин не поднимался, и Кукушкин наконец встревожился. Он принес стакан воды и вылил на его лицо. Когда гость открыл глаза, хозяин с облегчением вздохнул и потухшим голосом сказал:

– Вставай, не придуривайся. Меня в туалете двое так молотили полчаса, и – ничего…

– Каждому свое, – простонал Курочкин.

Кукушкин помог ему сесть в кресло. Чтобы как-то сгладить свой поступок, решил позвонить домой Хитроумову. Из трубки послышалось, как Всеволод Львович в гневе с кем-то разговаривал:

– …Распустился народ, дальше некуда! Ишь, клиент недоволен, что в ресторане нет нормальной колбасы. А если ее нет даже в магазинах! Может, икру ему еще подавай ложками?! А кильку в томате не хочешь? Жуй ставриду в масле и благодари Бога, что это еще есть. Ишь, жалобы он пишет…

– Алло, алло, Всеволод Львович! Всеволод Львович!

– Слушаю вас, – наконец ответил Хитроумов Кукушкину.

– Здравствуйте. Это я, Василий Васильевич.

– Ага, вы уже пришли в чувство? Вы не забыли, о чем я вас просил?

– Не забыл, но и помочь ничем пока не могу.

– Василий Васильевич, что-то я ничего не пойму. Это вы или не вы?

– Да я это, я, Всеволод Львович! – Вася немного повысил тон.

– А почему у вас какой-то другой голос? И почему вы на меня кричите? Учтите, Василий Васильевич, со мной шутки плохи. Не дай Бог, выяснится, что вы со мной играете в кошки-мышки…

– Всеволод Львович, ну не могу я найти этот проклятый телефон! Хоть убейте, я же его из себя не сделаю, – Кукушкин удачно разыграл огорчение.

– Ладно, слушайте меня внимательно. С завтрашнего дня вы мне будете нужны каждое утро с девяти до половины двенадцатого. Жду вас. До завтра!

Курочкин попросил воды. Кукушкин почувствовал, что и ему захотелось пить.

Уже третьи сутки Фердинанд Калистратович не мог подняться с постели – паралич его не отпускал. Он запретил Люсе сообщать кому-нибудь о том, где он и что с ним случилось. В ход пошли угрозы и обещания озолотить. Но Люся жила сейчас только одним желанием: быстрее избавиться от старикашки. Третьи сутки ей показались каторжными. Она ухаживала за Клопом, как за маленьким больным ребенком, и ругала Кукушкина на чем свет стоит.

Утром Вася ей позвонил:

– Здравствуй, Люсенька! Привет тебе от голубоглазого Василечка.

– А, это ты! – она была в отчаянии. – Как же я тебя сразу не узнала под гримом! Чтоб ты сдох, чтоб тебя парализовало прямо на унитазе, чтоб тебе…

– Люсенька, разве ты не благодарна? – удивился Вася. – Подбросил такого богатого фраера…

– Слушай, я тебя умоляю, – заплакала она. – Я тебе заплачу в десять, в пятнадцать раз больше, только, пожалуйста, забери его! Слышишь, забери! Или я его выброшу с девятого этажа!

– А в чем дело? Треснула любовь, испарились деньги?

Люся еще долго ругалась сквозь слезы. Затем высморкалась в подол итальянского велюрового халата и заговорила дипломатичным голосом:

– Василечек, мой ты цветочек, я тебе заплачу штраф любой валютой: долларами, франками, фунтами, только выручай.

– Люсенька, да в чем дело?

– Понимаешь, эту жирную свинью с перепуга парализовало. Я кормлю ее из ложечки, утку подставляю, чтобы мне не провоняла всю квартиру…

Кукушкин так рассмеялся, что разбудил Курочкина, спавшего в кресле. Люся от обиды снова начала Васю проклинать, плеваться в трубку. Но остановить его смех так и не смогла. Наконец она и сама не удержалась от хохота.

– Люсенька, потерпи до вечера, я что-нибудь придумаю, – пообещал Вася и повесил трубку.

Кукушкин заторопился. Нужно было срочно съездить к Вите и привести себя в боевую готовность. Перед уходом он виновато посмотрел на Курочкина:

– Прости, друг, за вчерашнее. Мне тоже досталось. Теперь мне ничего не страшно. Раньше ведь меня никогда не били. Теперь я знаю, что мне делать. Теперь ты можешь тоже делать все, что тебе захочется.

Курочкин молча отвернул голову, хотя обиды на него не держал. Сейчас он думал о том, что с Кукушкиным Оля будет очень несчастна.

Через час, в парике и загримированный до неузнаваемости, Кукушкин уже стоял возле дома Клопа. С плеча свисала довольно вместительная спортивная сумка. Перекрестившись, он зашел в телефонную будку и набрал домашний номер телефона Фердинанда Калистратовича.

– Алло, слушаю вас, – обреченно-скорбным голосом отозвалась Дора Абрамовна.

Вася прокашлялся и хрипящим басом спросил:

– Хотите знать, где сейчас ваш супруг?

– Где он? Кто это говорит? Почему вы молчите? Алло, алло!..

– Вопросы задаю я, – предупредил он. – Да или нет?

– А сколько вы просите за эту услугу?

– Послушайте, еще один вопрос, и я брошу трубку!

– А вы меня не пугайте! Все мужчины подлецы и негодники! – Дора Абрамовна заплакала. – Вы думаете, что у меня нет своей гордости?

Вася положил трубку и закурил. Во рту у него была отвратительно горькая пилюля, которую он сосал, чтобы раздражать голосовые связки. Через пять минут он снова позвонил.

– Что же вы бросили трубку, родненький? – мгновенно послышался голос Доры Абрамовны. – Простите меня, старую дуру, это я от горя. Я уже приготовила ручку и бумагу…

– Пишите.

Продиктовав адрес Люси, Кукушкин сразу же оставил кабину телефона-автомата и перешел на другую сторону улицы. Он волновался, но желание «совершенствовать жизнь» было сильнее.

Дора Абрамовна не спешила искать квартиру по указанному адресу. Сначала выяснила через справочное, есть ли там телефон. Но, даже узнав номер телефона, долго не решалась позвонить. Но делать было нечего…

– Говорите! – гаркнула раздраженная Люся.

– Простите, у меня, собственно, только просьба. Передайте моему мужу, пусть он идет домой. Его ждут внуки, дети, жена.

– Ну наконец-то! – вздохнула с облегчением Люся. – Послушайте, как вас там, черт побери…

– Дора Абрамовна!.

– Федора Абрамовна, если вы в течение получаса не заберете свое сокровище, я его сдам в больницу или в милицию.

– Не надо в милицию, родненькая! – умоляющим голосом заговорила Дора Абрамовна. – Сейчас я приду. Здесь рядом.

Дора Абрамовна выбежала в коридор в домашнем халате. Затем вернулась, чтобы надеть кофту. Спустившись в лифте на первый этаж, она вспомнила, что забыла возле телефона блокнот с адресом. В спешке нажала не на ту кнопку и поднялась на два этажа выше. Растерянность женщины уже переросла в панику, когда она обнаружила, что где-то оставила ключ от квартиры.