– Переговоры? Ах, переговоры! – смеялся, прохаживаясь по комнате, Кукушкин. – Какие могут быть переговоры с жуликом и проходимцем. Тезка, как ты считаешь? Помиловать или проглотить?

Курочкин сидел в кресле, наслаждался обилием цветов в комнате и посматривал на Кукушкина как на великого мага и волшебника. Он догадался, что речь идет о том самодовольном субъекте, который представился ему папой римским, и категорически сказал:

– Проглотить! Живьем!

– Нет, я его сперва поджарю, полью соусом, посолю, поперчу…

– Фраерно! – похлопал в ладоши Курочкин, ужасно довольный, что ему так легко простили очередное нарушение конспирации…

– А ты как думал, – Кукушкин одарил его взглядом Наполеона и пренебрежительно высказался о Хитроумове: – Я это старое и потное Мясо жрать не собираюсь. Я его заставлю прийти с повинной! Только тогда я оставлю его в покое.

В комнату вошла принаряженная Оля, ослепив своей красотой двух Василиев.

– Кого это ты собираешься заставить повиниться? – она покрутилась перед зеркалом, любуясь бриллиантовыми сережками, которые приколола вместо пуговиц. Ожерелье из полудрагоценных камней у нее висело на поясе, в волосах блестели перстни и брошь. Дорогое велюровое платье было надето задом наперед. Тем не менее она была обворожительна.

Закрыв удивленному Курочкину рот, Оля обратилась к Кукушкину:

– Василечек, я хочу за тебя замуж.

– Как, еще раз? – рассеянно спросил Вася.

– А ты еще ни разу на мне не женился, – капризно возразила она, надевая золотые браслеты на ноги. – Я официально замужем за Курочкиным…

– Да, она замужем за мной! – воскликнул Вася из Москвы и приподнялся в кресле.

– А я хочу выйти замуж за тебя, – Оля повесила часы-кулончик с цепочкой на ухо и кокетливо хихикнула: – Я хочу быть твоей кукушечкой!

– Оля, подумай, это добром не кончится, – заговорил умоляющим голосом Курочкин. – Оля! Оль…

– А тебе в благодарность за твою любовь я подарю вот такую маленькую кукушечку, – она мизинцем ткнула Курочкина в нос, после чего тот сел обратно в кресло. – А может, кукушонка… Не знаю…

Курочкин обиделся:

– Не надо мне твоих подарков. Я сам… я сам умею, я сам знаю…

– Ну что ты умеешь?! Ну что ты знаешь?! Закончил этот самый… институт культуры… сдуру. Самое большое достижение в твоей жизни – это то, что ты попал на мясокомбинат. Хоть с людьми встречался каждый день…

– Я вс-стречался с участниками художественной самодеятельности.

– Ну конечно, теперь они называются участниками самодеятельности. Да еще и художественной. Они умели воровать творчески, с художественным вкусом. А-я-яй, вот это артисты!

– Оля, что с тобой? Я тебя не узнаю, – Курочкин в отчаянии развел руками.

– Что-что?! Ты хочешь сказать, что ты меня знал?! – Оля всплеснула руками и притопнула босоножкой (на другой ноге у нее был тапочек). – Конец света! Мальчик мой, да ты хоть знаешь, что женщину еще не разгадал ни один человек на свете?

– Это точно, – ухмыльнулся Кукушкин. – Что верно, то уж верно…

– Господи, а ты откуда знаешь? – набросилась Оля на него. – Тоже мне, знаток женской психологии нашелся.

– Ну куда уж мне вас знать, если вы сами себя не знаете, – Кукушкин понял, что Оля хотела его любви. Вернее, его взаимности. И клоунаду ей захотелось разыграть от отчаяния.

– Василечек, когда же будет наша свадьба? – спросила она у Кукушкина уже серьезно.

– Не знаю. Может, через неделю, а может…

Вася задумчиво, пожал плечами. Сейчас он думал только об одном: как поставить на колени Хитроумова.

На другой день Вася Кукушкин поднялся в шесть утра. Оля еще спала.

– Кто рано встает, тому Бог дает, – прошептал ей Вася на ухо и после кофе сразу отправился к знакомому грузчику из мебельного магазина Грише.

Дверь Кукушкину открыла Гришина жена.

– На кухне! Отсыпается! – ни о чем не спросив, сердито сказала она и сразу ушла, проклиная свою судьбу: – Господи, откуда он взялся на мою голову! Господи, и почему я не прошла мимо, когда встретила его впервые! И за что мне такое наказание…

Гриша спал на раскладушке одетым. Храп его был похож на рев бульдозера.

Из опыта Вася знал, что самый первый человек в любом магазине или гастрономе – это грузчик. Даже завмаг не может знать, какой товар придет к нему завтра, а грузчику известно об этом за неделю. Поэтому Кукушкин предусмотрительно прихватил с собой коньяк и целый термос кофе.

Деловой разговор он начал еще в стадии Гришиного «перегарь-сомнабулизма»:

– Привет, Гриша! Бухнуть хочешь? Хочешь, по глазам вижу. Понимаю, понимаю, можно не любить человека, можно лишить его премии или заставить ходить голодным, но не дать человеку опохмелиться – это обыкновенный садизм. Тебе повезло, Гриша, что у тебя есть друг Кукушкин.

Как только Вася начал медленно цедить коньяк в колпачок от термоса, Гриша перестал храпеть, сквозь сон улыбнулся, пошевелился и застонал.

– Гриша, мне нужен такой диван-кровать, какого нет даже у премьер-министра Японии, – проникновенно сказал Кукушкин и перешел к внушению: – Понимаешь, диван-кровать! Один всего-навсего, один! И все. Ты мне друг, и ты обязан мне помочь. Повторяю, мне нужен диван-кровать! Диван-кровать такой, на который можно положить только Венеру, ты меня понял?

Гриша во сне начал что-то бормотать. Потом стал задыхаться, вертеться, судорожно глотать воздух. Наконец, несколько успокоившись, более-менее внятно сказал:

– Четвертак на бочку и флакон сверху.

Вася вложил бутылку в протянутую руку и помог ему приподняться. Гриша жадно выпил несколько глотков коньяка, затем несколько раз с облегчением крякнул от удовольствия и наконец открыл глаза. Но проснулся он еще не полностью, хотя уже сообразил, что пахнет «наваром».

Кукушкин помахал у него перед глазами пятидесятирублевкой, и Гришин сон сразу пропал. Он разболтал коньяк, пополоскал им рот и с ревом поднялся.

– Сегодня в половине десятого привезут арабскую мебель. Будь с машиной начеку, – сказал он бодро, выхватил из Васиной руки ассигнацию, плюнул на нее и прилепил себе на лоб.

А перед обедом Кукушкин позвонил Хитроумову на работу и договорился о встрече через час. Но на встречу Вася не пошел. Звонок был отвлекающий. Через час Вася привез на квартиру Всеволода Львовича арабский диван-кровать.

Рита и Виктория. Леопардовна очень обрадовались подарку. Льва Борисовича дома не было. Согласно расписанию он в это время выгуливал Элонку. А взамен изумительного дивана, который Вася преподнес женщинам от «чистейшего сердца и огромной души», он попросил два поцелуя в щечку и не нужную им старую железную кровать. Якобы для коллекции.

Виктория Леопардовна и особенно Рита без всякого сопротивления отдали ему «груду железа» и вдобавок надарили ему поцелуев на месяц вперед.

Вася выглядел в их глазах истинным джентльменом, который, прежде чем начать ухаживание, преподносит дорогие подарки. А Виктория Леопардовна грешным делом даже подумала, хотя к наивным ее не отнесешь, что этот голубоглазый Кукушкин пытается ее обольстить.

Женщины были счастливы до самого вечера. Пока не пришел домой глава семьи и хозяин домашнего рая.

Виктория Леопардовна прожила с мужем двадцать пять лет, но никогда не слышала, как он ругается и матерится. Знала только, что изменял ей налево и направо. Ну и что – с кем не бывает. Она также старалась не оставаться в долгу. Но чтобы он мог позволить себе употреблять слова в «семь этажей»… Все что угодно, только не это!

Весь вечер Хитроумов метался по гостиной, как раненый лев по клетке. Стучал кулаками в стены, оскорблял жену и дочь разными словами и на разных языках, а напоследок столкнул родного отца в фонтан.

Вся родня Всеволода Львовича забилась в углы и ждала приговора. Когда наконец кормилец и создатель семейного благоденствия свалился на пол от усталости, первой подбежала к нему Элонка и начала жалобно скулить. Затем в слезах и с криком: «Полмиллиона – коту под хвост!» – бросилась к мужу преданная жена.