"Две серии прозвучало, — промелькнуло в голове у Бушмина. — Или киллер с "личником" обменялись, или же работали сразу два киллера…"

— Ника, мы с Жоржем к стенке сейчас переместимся, ну а ты секи поляну!

Едва они переместились под защиту стены, как сначала снаружи, со стороны террасы, а потом и в самом зале зазвучали громкие встревоженные голоса, которые перекрыл чей то истошный вопль…

Вскоре они уже погрузились в "мерс" и уехали восвояси из этого злополучного ресторана, избежав, слава богу, общения с местной криминальной полицией.

А что им, спрашивается, еще оставалось делать?

Какие то двое людей в масках — вроде бы так было дело — подошли к столику, за которым сидели господин Шафранов и молодой человек, похожий на "яппи", и всадили в каждого из них по нескольку пуль.

Мало того: один из этой пары киллеров, действовавших с невиданными для здешних мест наглостью и хладнокровием, не только сделал "контрольку" по Шафранову, но и сорвал у того что то с пальца, кольцо, а может быть, печатку. И, воспользовавшись суматохой и отсутствием вооруженной охраны, исчез куда то вместе со своим напарником, не потрудившись даже скинуть стволы на месте совершенного ими только что преступления…

— Это как в русской рулетке, Жорж, — сказал Андрей, который почти всю дорогу во франкфуртский аэропорт сохранял мрачное молчание. — При следующем нажатии курка выстрел может оказаться роковым.

С Аркадием Серебрянским дела покамест обстояли следующим образом. Во первых, он не спал уже как минимум четверо суток. Во вторых, он почти ничего не ел. И, в третьих, человек этот, которого уже более недели держали здесь взаперти, то ли уже сошел с ума, то ли был очень близок к умопомешательству.

То, что у Аркадия Львовича сделался непорядок с головой, лишь отчасти принималось на веру Фадеевым и его молодым ассистентом по имени Игорь (последний, кстати, работал в той охранной структуре, совладельцем которой нынче являлся Юрий Николаевич, так сказать, хозяйский глаз). То есть иногда у них возникало такое подозрение, что их подопечный — "крэйзанулся", что у него съехали мозги набекрень, и не то чтобы слегка, а вполне основательно… Фадеев про себя думал, что неплохо бы по этому поводу проконсультироваться с родным дядей. Тот большой дока в подобных вопросах. Еще бы: тридцать с лишком лет проработал в "Матросской Тишине", пройдя путь от рядового вертухая до заместителя начальника СИЗО. Даже сейчас, хотя он давно уже на пенсии, не сидит сложа руки. Именно дядя Антона Фадеева, кстати, присматривает за тем объектом, — верст эдак тридцать до него будет отсюда, — на который доставили бизнера Литвинова, попытавшегося было свинтить за бугор… Он то уж насмотрелся на разных симулянтов и сразу бы, без всяких психиатров, вынес бы точнейший диагноз…

Сам Фадеев, надо сказать, откровенно заскучал. После того, как Литвинов неожиданно отдал концы по ходу важного базара, получив разрыв сердца, — а ведь какой с виду был крепкий мужик! — Сценарист запретил применять жесткие меры допроса в отношении господина Серебрянского. "Попридержите пока коней, Фадеев, — сказал Юрий Николаевич во время своего последнего сюда визита. — Аркадий Львович нужен нам живым и здоровым. Мы не можем позволить себе потерять еще и этого человека!.."

Лещенко не появлялся здесь уже несколько дней: может, руководство на него осерчало за ЧП с Литвиновым, а может, Петра и вовсе перебросили на другой участок работы. Юрий Николаевич не появлялся здесь уже почти двое суток; вчера днем заезжал на минутку дядя, доставил продукты и напитки, после него никто не приезжал и никто не звонил — самому Фадееву было наказано сидеть тихо и стеречь Серебрянского пуще зеницы ока.

В определенные часы, утром и вечером, возле объекта дежурила машина с двумя сотрудниками. Понятно, что эта была придумка начальства, которое решило как то подстраховаться на случай непредвиденного развития ситуации. Фадеев по этому поводу не слишком рефлексировал, поскольку метод перекрестного контроля практикуется в тайных ведомствах с незапамятных времен. К тому же внешний пост охраны и наблюдения лично ему никаких хлопот не доставляли. Что касается Серебрянского, за которого Фадеев нынче отвечает головой, то он был жив, хотя и не совсем здоров (если, конечно, эта падла не симулирует).

Аркадия Львовича держали в отдельной комнатушке, оборудованной в подвальном помещении. Четвертые сутки он лежал в койке, чаще всего на боку, весь скрюченный, в позе человеческого зародыша. Его иногда сбрасывали с этой койки, поднимали под руки, трясли, разгибали ему ноги, пытались поставить на твердую почву или, по крайней мере, придать ему сидячее положение. Хотели по ночам выводить своего подопечного на прогулку в заднем дворе, но фиг там: своими двумя Аркадий Львович идти не хотел, а таскать его, как ребенка или инвалида, на руках, у "товарищей чекистов" особого желания не было.

Но если Серебрянский лежал на койке, свернувшись калачиком, в позе "зародыша", то это еще не означало, что он спал или хотя бы дремал. Нет. Аркадий Львович непрерывно что то бубнил: то довольно громко, то едва различимо. То он, вероятнее всего, цитировал какие то избранные места из научных монографий, как своих, так и зарубежных коллег (иногда даже из его уст лилась чистейшая английская речь), или же какие то запомнившиеся ему выдержки из газет и журналов, то, что происходило с ним все чаще и чаще, нес откровенную околесицу. Но не умолкал он, кажется, ни на секунду, ни днем, ни ночью, ни в присутствии "товарищей чекистов", ни тогда, когда его оставляли в покое, заперев прочную дверь его подземной комнатушки.

Кормить Аркадия Львовича приходилось насильно: ежедневно, не без труда, в него вливали две или три чашки питательного куриного бульона.

Короче говоря, хлопот с ним сейчас было не меньше, чем с малым несмышленым дитем.

Незаметно опустился вечер. Игорь возился на кухне — на него были возложены, среди всего прочего, обязанности повара. Фадеев, просмотрев в гостиной новости по ящику, вырубил его пультом, затем, взяв со стола кипу старых газет и журналов, стал лениво их пролистывать.

— Пойду проведаю нашего арестанта, — донесся до него через открытую дверь гостиной голос Игоря.

— Валяй, — зевнув, сказал Фадеев. — Не забудь сменить ему "памперсы"!

— Мать твою! — выругался Игорь, отперев дверь "темницы". — Ты чего, мужик, охренел совсем?!

Серебрянский, казалось, никак не отреагировал ни на его появление, ни на возмущенную реплику: он как сидел на полу, так там и остался, даже не повернув голову на звук. Глаза его, странно остекленевшие, глядели куда то в одну точку. В камере стоял, мягко говоря, неприятный запашок: Аркадий Львович, как выяснилось, вольно оправился в углу помещения, в котором он сейчас и сидел, напрочь проигнорировав наличие "параши".

Мало того, он на глазах у младшего вертухая сунул пальцы в "отходы" и принялся, на манер художника абстракциониста, мазюкать этим самым дерьмовым составом стену.

— Т твою мать! — вновь ругнулся младший напарник Фадеева. — И вправду у мужика крыша съехала. А я то, дурак, губу уже раскатал…

Он вытащил из кармана носовой платок, зажал им нос, затем, прислушавшись к внешним звукам, свистящим шепотом произнес:

— Господин Серебрянский, у меня к вам имеется деловое предложение!

Рука Аркадия Львовича на мгновение словно провисла в воздухе, но лишь на короткий миг.

— Вы правду говорили несколько дней назад, что способны отстегнуть за свободу три "лимона" наличными?.. Ну, то есть не вы лично, это понятно, но ваши знакомые и друзья… Если будет грамотно выставлено такое вот требование?

Спина Серебрянского заметно напряглась, а взгляд, кажется, стал чуточку осмысленней, нежели минуту назад.