Антиб оказался городком довольно скромных размеров, старинным — основан вроде бы две с половиной тысячи лет назад, — не лишенным архитектурных и ландшафтных красот. Но делать здесь во второй половине февраля по большому счету было нечего (если, конечно, не сидеть круглосуточно в "сьюте" и не бухать напропалую в обществе прекрасных дам, употребляя вовнутрь гремучую смесь из игристого "Моэт и Шандон" и обладающего теплым январ ным цветом, пьющегося обманчиво легко "Хеннесси" или того же "Мартеля"…).

После не слишком продолжительной прогулки по городу они заглянули в ресторан "Ле Вобан", расположенный на тихой старинной улочке. Угостились там устрицами и лобстером под горчичным соусом, выпили по бокалу вина. В половине четвертого, когда они вернулись обратно в отель, Захаржевский дал знать Бушмину, что он хочет поговорить с ним тет а тет.

— Дела наши складываются пока неважно, — сказал банкир. — Сегодня у меня планировалась встреча с Борисом Липкиным, президентом одной из "дочек" "Ространснефти".

— И что? Не объявился? Но ведь день еще не закончился, Георгий?

— Я ждал от него звонка еще вчера вечером, и не только от него. Но Липкин для меня — первый в списке переговорщиков, и с ним у меня была предварительная договоренность о встрече. Он должен был подъехать в Антиб либо на крайний случай сообщить новое место и время для "стрелки".

— Вы пробовали ему звонить?

— Да. И самому Борису, и еще двум людям, которые, как я предполагаю, имеют здесь на него выход. Но вот пока ни к кому из них не могу пробиться.

— "Спрятались под корягу", как вы сами недавно выразились?

— Не думаю. Чего им меня то бояться? В том то и "фишка", что я — человек их круга.

— Я это уже понял, Георгий. Что дальше?

— Нужно отметиться еще в двух или трех местах. Там, по моим расчетам, сейчас находятся люди, имеющие выход на Липкина или на того же Игоря Борткевича. Нужно светиться там и сям, и тогда рано или поздно кто то из контрагентов либо сам прозвонит мне, либо все устроит так, чтобы наша встреча произошла как бы случайно…

— Мне это не нравится, Георгий, — задумчиво потеребив подбородок, сказал Бушмин. — Я же предупреждал вас, что мне нужно знать наш маршрут. Ну хотя бы на сутки вперед!

— Очень жаль, но вряд ли это получится, — спокойно заметил молодой банкир. — Я уже говорил вам, что личности, с которыми нам — я на это очень надеюсь — придется иметь дело, по своей природе, по самому образу жизни очень мобильны. К тому же сами попробуйте влезть в их шкуру. Как вы думаете, Андрей, им сейчас есть чего опасаться?

— Думаю, что да, — мрачновато усмехнувшись, сказал Бушмин. — Прежде всего им следует опасаться самих себя. И тех, кто их ранее "крышевал", и кто, я почти уверен, сейчас оч чень недоволен развитием ситуации… Так каковы все же наши дальнейшие планы, уважаемый компаньон?

— Сами видите, Андрей, погодка на Ривьере ни к черту. — Банкир тоже улыбнулся. — Я уже прозвонил пилоту "Гольфстрима". В пять вечера вылетаем в Гренобль. Здесь всего каких то двадцать минут лета. Ну а оттуда нас уже подбросят в Шамони — это горнолыжный курорт во Французских Альпах.

На следующий день Бушмин встречал рассвет, стоя на просторном, обшитом деревом балконе третьего этажа единственного в Шамони четырехзвездочного отеля "Ле балкон дю Савой".

Вид, который перед ним открывался, надо сказать, был презнатный: впереди и чуть справа от него высился Монблан, высочайший пик Альп, обращенные к востоку склоны которого уже слегка окрасило в голубовато розовые цвета невидимое пока еще из за цепи горных вершин восходящее светило.

В отель они вселились в семь вечера, когда уже стемнело. Но теперь, с наступлением рассвета, Андрей мог в полной мере насладиться здешними великолепными видами: долина Шамони протянулась на шестнадцать верст от селения Лез Уш до городка Аржантьер; курорт находился ровно посередке этой живописной долины, у самого подножия ледников величественного Монблана. Что еще немаловажно, — и в этом пункте Андрей должен был отдать должное умению Захаржевского выбирать наблюдательный пункт, — Шамони расположен как бы на перекрестке трех стран — Франции, Италии и Швейцарии (до границы всего пятнадцать километров через перевал Лэ Монте). Так что, случись такая необходимость, "эмиссары Кремля" могли бы с легкостью достичь территории любой из этих стран, воспользовавшись вертолетом, благо служба воздушного такси здесь функционировала безукоризненно, либо проехав до указанного им контрагентами географического пункта арендованным здесь же автотранспортом по знаменитой, головокружительно прекрасной дороге Route des Grandes Alpes.

Но не эти райские красоты, конечно, занимали сейчас ум Бушмина более всего. Он думал о том, что их странная совместная с банкиром Захаржевским миссия может закончиться ничем. Он не знал, как это может отразиться на Больших Государственных Делах, — мог лишь предполагать, что проблему так или иначе решат, но зато был твердо уверен, что такой вот расклад, при котором "тайные эмиссары" могут остаться вообще не у дел, лично для него, для Кондора, был бы самым оптимальным.

Едва он хотел вернуться в номер за сигаретами и пепельницей, как в кармане у него призывно запиликал мобильник (вернее сказать, смартофон фирмы "НОКИА" новейшей модели, совмещающий в себе функции сотового телефона, миниатюрной цифровой камеры, диктофона, органайзера, датчика поисковой системы Джи пи эс и сверхпортативного компьютера — весит эта навороченная вещица, правда, поболее обычной "трубы", но не намного — 160 граммов).

Андрей раскрыл смартофон, сверился с номером, затем взглянул на жидкокристаллическое табло. На экранчике он увидел фасад отеля с остроконечной крышей и маленькую человеческую фигурку на одном из балконов третьего этажа. Спустя две или три секунды он наконец допер: на экранчик выведено отснятое кем то с расстояния примерно в двести или двести пятьдесят метров изображение отеля "Ле балкон дю Савой", а человечек, торчащий на одном из балконов, не кто иной, как он сам.

Сообразив, что Подомацкий находится у одного из подъемников канатной дороги, который уже включился в работу и где образовалась небольшая очередь ранних пташек из числа любителей горнолыжного спорта, и что он оттуда снимает его на фоне отеля при помощи такого же смартофона, Андрей поднял руку и сделал приветственный жест.

— Привет, — сказал он в трубку. — Ты давно уже здесь?

— Гуд мо онинг, чи иф, — отозвалась трубка голосом Лешего. — На языке какой страны вы предпочитаете говорить в это прекрасное альпийское утро?

— У тебя, я вижу, сегодня приподнятое настроение?

— Отнюдь. Почти всю ночь провел за рулем. Приехал час с небольшим назад, оформился в отеле. Соседнее строение, слева от вашего.

— Все сделал, как договаривались?

— Да… посмотрел… проверил… кое что взял с собой… Какие у вас планы?

— Еще не определились. Отдыхай. Если понадобишься, я тебе прозвоню. Устал в дороге?

— Да нет, не очень. В одном месте только под снегопад попал, а так по всей трассе погода была нормальная. Да и арендованный джипешник не подвел.

— Ладно, я понял, Леший. Отдыхай пока, ближе к обеду, надеюсь, что то прояснится. Тогда и поговорим.

— Минутку, Андрей. Я тебе сейчас "качну" пару клипов. Я тут еще в Антибе кое кого заснял, кажется, ходили за вами. Сам посмотри, может, признаешь кого или какие то мысли по этому поводу возникнут?

Подомацкий, "качнув" своему старшему напарнику два файла с оцифрованными картинками, отснятыми им еще вчера, когда вся их компания находилась в Антибе, ушел со связи.

Первый клип Леший заснял на одной из тихих улочек этого средиземноморского города, в окрестностях ресторана "Ле Вобан", куда Захаржевский и Ко заглядывали вчера днем с целью откушать морских деликатесов. Вероятно, внимание Подомацкого привлек темно синий "Пежо", припаркованный чуть наискосок, через дорогу, от входа в ресторан, в котором, если судить по таймеру, в этот момент находилась компания, состоящая из двух мужчин и трех девушек. Леший успел его отснять в тот момент, когда какой то тип, стоявший на тротуарчике и смотревший, кажется, в сторону окон расположенного через улицу "Ле Вобан", уселся в "Пежо" со стороны кресла пассажира, после чего машина отлипла от бровки и покатила по улочке вниз, в сторону набережной.