— Хельм!!! — вопль над ухом выбросил его из гамака. — Хельм! Бежим! Они заберут папу!

…Полыхающие волосы и искажённое ужасом лицо Ренины. Не может быть… Книга осталась лежать рядом с раскачивающимся гамаком…

— Не может быть, — попытался на бегу успокоить он Ренину, — Роксана Дерека им не отдаст. Да и не с чего им его забирать, не их он. Не волнуйся, они прекрасно справятся.

— Это не тот папа, — всхлипнула Ренина, — это второй… который первый…бежим скорее!

— Не надо бежать, — он потянул её за рукав, — сейчас короткой дорогой выйдем. Не реви, раз сразу не забрали — мы его отобьём.

Что должно было случиться, чтобы Роксане потребовалась помощь? При том, что раз это не Дерек, то Мих ещё там, и проще позвать на помощь его. Разве только оба к соседям отправилась…

— Роксана где?

Элементарный вопрос привёл Ренину в состояние полного шока. Она сжалась и снова заревела.

— Ты что? — опешил Хельм. — Что случилось?

— Не зови Роксану, — рыдала Ренина, вцепившись ему в плечи, — это она папу убила… мечом… надо до неё успеть, она его точно вниз столкнёт, слышишь?

События в пересказе всхлипывающей и вытирающей нос Ренины ему не понравились. Роксана убила мага своими руками и не стала выводить. Бывает, что проводникам приходится убивать — особенно часто в падающих мирах. Но вниз ведь не столкнула… А я сам смог бы кого-нибудь столкнуть? Нет. А оставить без помощи? Да. Кому суждено выйти — тот выйдет. Кому не суждено — того можно вывести. Но можно и не вывести, этот вопрос как раз на усмотрение проводника. Есть, правда, дополнение, о котором говорить не принято: кому не суждено выйти, того иногда можно вывести. Но с другой стороны: маг бродил один неизвестно сколько, и вышел к Талине и родной дочери — единственным людям, которые могли ему помочь. Вот только мир — не в моём ведении. Чужой мир, и чужие дороги… Ладно, решил Хельм, с Роксаной я объяснюсь после.

Талина обернулась — твари медленно сжимали кольцо. Они не могли дотронуться до неё, но серые сгнившие лапы цепляли Ренни за руки и плечи там, где она не могла прикрыть его своим телом. В глазах мага не было ужаса — только безысходность.

— Держись, — шепнула Талина, — я заслоню тебя. Я тебя не выпущу, не бойся.

— Хватит, — побелевшими губами ответил Ренни, — не мучайся, слышишь? Отпусти…

И тогда она вцепилась в него ещё сильнее.

— Терпи, — привела она последний довод. — Для Ренины. Терпи.

Времени не было. Они стояли здесь целую вечность. Странно, подумал Гозрений, времени нет, а последовательность действий есть… Он давно знал, что всё бесполезно, надо оторвать Талину и идти вниз, он просто очень боялся. Не вида ловцов. Не боли или одиночества. Просто — испытывал непреодолимую тоску при мысли, что всю оставшуюся вечность будет видеть только их. И ничего больше. И Ренина — она вернётся… Но если его уволокут у неё на глазах?

— Терпи, — шептала Талина, — до меня они дотронуться не могут. Терпи, сейчас Ренина приведёт помощь.

Сколько раз она повторяла ему это? Что Ренина просила дождаться? Неужели Талине тоже кажется, что прошли годы?

Ренина с длинноволосым парнем в болотных сапогах вылетели на тропу в двух шагах сбоку. Гозрений увидел синие глаза и — вспомнил. Сразу. Он и не забывал.

— Папа, — выдохнула Ренина, — Хельм тебя выведет. Правда.

Дагор соскочил с тропы, увязнув по колено, обогнул их с Талиной, и крепко схватил его за плечи.

— Разворачивайся, — резко приказал он, — я удержу тебя на тропе. Потом вцепись мне в руки и не отпускай. Талина прикроет спину. Ты идёшь за мной след в след, она тебя закрывает и толкает. Всё ясно?

Гозрений крутанулся на пятках, чувствуя, как ледяные пальцы впились в предплечье и тянут вбок. Хельм резко ударил по гноящимся лапам и пнул сапогом вцепившуюся в штанину харю, одновременно помогая ему не потерять равновесие.

— Хватайся, — слова были жёсткими и отрывистыми. — Пошли. Смотри мне в спину и не оборачивайся.

Гозрений медлил. Он боялся поверить, что у него есть надежда.

— Не бойся, — Хельм стянул кожаный ремешок, собиравший волосы в хвост. — Помнишь? Цепляйся. Намотай их на руку. Ни одна тварь не оторвёт. Я уже выволок тебя один раз — выволоку и теперь. Не забыл?

Он не забыл. Обмотал запястья серебристыми лохмами, вцепился Хельму в плечи и шагнул вслед.

Идти было трудно. Они всё время петляли, иногда возвращаясь назад. Талина толкала его изо всех сил, но всё равно каждый шаг давался неимоверным напряжением воли. Ренина брела сбоку, изредка встречаясь с ним глазами и ободряюще улыбаясь.

— Ренни, мальчик, — услышал он сзади проникновенный голос, — неужели тебе не стыдно перед этой женщиной и своей дочерью? Ты позволяешь им спасти себя? А ты это заслужил? Ты мог бы стать величайшим целителем, но вместо этого… поверил давно забытым рукописям… Что надумал — миры разделить. Сразу всех облагодетельствовать… Вместо того, чтобы заниматься своим делом… Четыре года больных не принимал — и это лекарь? Подумай — сколько людей ты не вылечил? Они все вопиют об отмщении. Я даже открою тебе секрет — именно ты мог найти способ, разрушающий кровную клятву. А теперь его никто и никогда не найдёт. Сколько жизней ты загубил, пойдя не той дорогой, а Ренни? Ты знаешь, что четверо детей, которых ты мог бы родить, не запрись в этом коконе, тоже стали бы великими магами, способными удерживать любые прорывы? Женщина, которую ты так и не встретил, теперь живёт с вечно пьяным мужем-извергом. Одному из твоих внуков суждено было создать сыворотку от ликантропии. Её тоже никто больше не откроет, слышишь? Кого будущие дикие оборотни должны винить за свои мучения? Четверо нерожденных магов, убитый талант целителя, бредни о спасении мира… Ты хоть представляешь, во что сейчас превратилась Долина Грёз? По ней бродят зомби и призраки неупокоенных воинов и магов, и будут бродить вечно. И все они станут проклинать тебя. О тебе напишут в книгах и летописях — и никто никогда не помянет тебя в этом мире добрым словом. Ты станешь пугалом, чудовищем, рвавшимся к власти, тобой будут стращать детей и рассказывать о тебе самые жуткие вещи, которые только смогут придумать. А разве это не так? Разве ты не чудовище? Где место негодяям и убийцам? Разве твоё место — не с нами? Тебе не стыдно? Не стыдно, что слабая женщина толкает тебя по дороге, хотя ты прекрасно знаешь, что не стоишь этого? Как последний трус прячешься сейчас за спины дочери и бывшей возлюбленной. Прячешься за спину чужой жены! Но ты знаешь, чего заслужил — иди к нам! Умей держать ответ за свои поступки — иди к нам! Это справедливо.

Он прав, подумал Гозрений и остановился. Он совершенно прав. За всё надо платить. Усилием воли разжал пальцы, судорожно вцепившиеся в проводника. Надо ещё волосы размотать.

— Я понял, — слова давались с трудом. — Я ошибся. Прости, Талина, но… я пойду к ним. Другого выхода всё равно нет — я не стою ваших усилий.

— Да, — согласился Хельм, жестко перехватывая его запястья. — Четверо нерождённых детей, изверг муж, сыворотка от ликантропии, кровная клятва… Веришь бредням нижних? Чему тебя только учили! Когда-то я вытащил одного паренька, за которым гнались нижние. Тогда я этого не знал, но он действительно должен был стать великим целителем, должен был устоять перед славой и всеобщим почитанием, должен был пережить многих и многих владык, стать главой Ковена и действительно изобрести сыворотку от ликантропии. Хороший поступок я совершил, да? Но… повернул парень совсем не туда. Ловили его и почти поймали. Знай я об этом — стал бы тогда его вытаскивать? Да. Всё равно вытащил бы. И что мне теперь — рыдать и отправляться к нижним вместе с ним? Так меня вытолкнет оттуда. Или отпустить вниз этого дурака, которому опять внушили, что там ему самое место? Что ты прикажешь делать мне?

Гозрений молчал, глядя на преградившую им путь шевелящуюся стену нижних. Потом взял Хельма за плечи и шагнул следом.

— Если бы не было другого выхода, — ободрил его Дагор, — тебя давно бы утащили. Раз пытаются заманить — выход есть. Раз выход есть — значит, отобьём. Иди. Талина, не устала?