Тревилер вышел на улицу — тело само вспоминало, что надо делать. Ранение лёгкое, телепорт он откроет и левой, до дома доберётся. Бежать? Лекарь хмыкнул. Как он там сказал — герои с пути не сбиваются?
Глава 40. Рыдплевицы
Все её увещевания ни к чему не вели — Дерек ни в какую не хотел понять, насколько опасна вещь, обладающая разумом. Нижние не могут выйти на поверхность — даже подвалы башен далеко не всегда достаточно глубоки для них. Но — их можно вынести. В собственном теле, это всем известно. Говорят также, что можно создать и подходящий артефакт, а взамен… Что они берут взамен, тоже всем известно. Дерек улыбался и пожимал плечами. Она подавляла слёзы и расспрашивала, как было у него дома. У него дома нижние были только в легендах — их никто никогда не видел. Не всё так страшно, отговаривался Дерек, меч — вовсе не нижний, надо подождать, а там видно будет. Всё было бесполезно — он ей не верил. И от клинка избавляться не спешил. Уступив её просьбам, он заказал две копии меча — очень неплохие на взгляд Талины, — и старался везде появляться с ними, запирая настоящий в сейфе, тем более что обнажать меч в присутствии подданных владыке не приходилось. После долгих слёз она уломала его купить ещё три сейфа, в которые уже без особых усилий уговорила запирать оружие, но дальше этого дело всё равно не пошло.
Все попытки сломать клинок закончились провалом — кузнецы, едва увидев меч, впадали в состояние оцепенения, доводам, что он достался ей от отца, деда или прадеда не верили, и ломать столь прекрасный клинок отказывались наотрез. Единственный же, который согласился, сделать этого не смог — зажатое в тиски лезвие первоначально не соизволило даже погнуться под ударами молота, когда же, после долгих стараний кузнеца, клинок всё-таки отклонился, то, распрямившись, прицельно ударил того рукоятью в лоб. Мастер взвыл, поведал Талине много интересного про её происхождение и умственные способности, и выгнал из кузницы, не взяв денег. Больше она мастеров не искала — ко всему прочему дело осложнялось непрерывной слежкой, уйти от которой было гораздо тяжелее, чем вытащить клинок из сейфа.
Иногда ей казалось, что Дерек прекрасно знает о её попытках избавиться от меча, и не препятствует, лишь посмеиваясь и позволяя развлекаться.
Рождение Алезара на время отвлекло, но тут Ренина вошла в возраст, когда прорезаются сестринские и материнские инстинкты, и от второго брата была в безмерном восторге — пеленала, качала, пела колыбельные, носила на руках и катала лучше любой няньки, в то время как с Аледеном они дубасили друг друга непрерывно, отвлекаясь лишь на совместные занятия борьбой и кулачным боем под присмотром отца.
Затем снова пришёл тёмный, после победы они всё-таки поехали к ней домой, под горы, но и там Дерек не пожелал выбросить меч в шахту Делорины, доказывая, что срок ещё не настал — ему не удаётся окончательно избавиться от противника.
Дерек пытался разъяснять выгоду от своего оружия, убеждал, что только благодаря мечу они с ней и встретились, напирал на государственную необходимость. Всё было верно: кроме одного — за всё придётся платить, и рано или поздно тварь утащит своего якобы повелителя. Заберёт насовсем — и они никогда больше не встретятся, ни в этом мире, ни где-либо ещё. Никогда. Потому что ловцы всегда знают, что для человека — самое главное. А они — главное в жизни друг друга. И уволочь Дерека могут в любой момент — значит, ей нужно успеть первой, чего бы это ни стоило. Уверения мужа, что все предыдущие владыки правили несколько дюжин лет: они верны, да, но предыдущие владыки и женились не по любви — по одержимости черноглазой стервой, и правили ровно столько, сколько той хотелось.
На этот же раз с владыкой у черноглазой мерзавки не получилось — не на того напала! — значит, и правление Дерека может закончиться в любой момент. Талина ждала новой поездки домой — каждый свой шаг она продумала неоднократно, и на этот раз у неё всё получится. К матери и братьям они должны были отправиться ко дню осеннего равноденствия, но в западных провинциях началась эпидемия оспы, пришлось задержаться. И — снова ждать и просчитывать.
* * *
Добровольцев ехать в Потвору и близлежащие города в столичной Академии набралось всего семь человек среди студентов, и двое — среди преподавателей. Из студентов по лекарскому делу специализировались лишь трое, остальные оказались бытовиками. Слухи распространялись один тревожнее другого, города закрыли куполами, как при пришествии тёмного, в зоне эпидемии перекрыли телепортацию и установили границу, через которую не могли пробраться не только беженцы, но и животные. Жителей городов и дальних деревень в спешном порядке прививали насильно — отказ приравнивался к преступлению и карался рудниками. Спешно направленным в пострадавшие города лекарям запретили возвращаться до особого распоряжения Ковена.
Студенты-целители перешёптывались, что в случае нехватки добровольцев в западные земли начнут посылать в приказном порядке под страхом отчисления. Ренни не понимал их — зачем тогда было идти на лекарский факультет? Не понимал он и Ковен — какой толк от трясущегося в страхе лекаря? Сам он оспу прошёл давно и готов был телепортироваться с первым же набором.
За два дня до отбытия вышел приказ владыки — всем добровольцам из студентов казна оплачивает обучение, включая долги за него. Тем, кто уже завербовался — до конца срока, но не более чем на две дюжины лет сверх положенного, тем, кто согласится ехать после издания приказа — не более четырёх лет сверх положенной дюжины. Приказ касался студентов во всех городах, и количество желающих сразу резко возросло.
Он простился с Рениной и попросил аудиенции у владыки. Героя, известного лекаря, добровольца, почти агента и почти свойственника, владыка принял в тот же день. Иногда Ренни было смешно от тех взглядов, что бросали на него Джайлем и его помощники. Иногда казалось — была б воля главы Ковена, давно сгинул бы студент Гозрений в каком-нибудь эксперименте. Утешало одно: его имя целителя было его собственное имя, заработанное трудом и уже года два как не зависящее от природного таланта; через пару дюжин лет он обгонит саму Вишенку, и это будет его собственная заслуга, в которой никто никогда не усомнится. Если он вернётся.
Владыка принял его в кабинете — с графином таргенайского для посетителя и графином нектара для себя. Нектар Гозрений умел готовить и сам — Ренина его обожала и могла поглощать кувшинами, особенно в жаркие дни. Жажду он действительно утолял очень хорошо.
— Я уезжаю, — сообщил Гозрений Аледеру то, что тот наверняка и так знал, — хотел попросить: если не вернусь, не позволь Ренине меня забыть.
— Естественно, — чуть удивился владыка, — а ты можешь заразиться? Я полагал, всё не так опасно.
— Вряд ли, — таргенайское не случайно считалось лучшим после «Миэлиариалитииэль», оно успокаивало и веселило, — меня прививали дома от всего, что возможно, и ставили защиту ещё и в Путаре — я же целитель. Но всякое бывает — было бы совсем безопасно, желающим не пришлось бы платить. К тому же неизвестно, отчего возникла эпидемия — местные маги обязаны были привить всех старше полутора лет.
— Разбираемся, — ответил владыка, — скорее всего, последние пару дюжин лет они делили между собой деньги, предназначенные для выдачи жителям — добровольно и бесплатно там никто прививать своего ребёнка не станет. Осталось только найти доказательства. Проблема в том, что если мы будем казнить всех проворовавшихся магов, у нас их не останется. Даже если их действия привели к таким последствиям. Кто поедет в те же Рыдплевицы? Разве ещё большие воры. Придётся найти одного-двух виноватых и свалить всё на них для устрашения… Впрочем, сейчас главное — никого оттуда не выпустить.
Что творилось с пытавшимися вырваться за пределы заражённой территории, Гозрений был наслышан. Нет, все карантинные меры он знал наизусть. Но одно дело — знать, другое — применить.