Больше всего Талина страшилась, что существо станет отвечать голосом Дерека, когда Вишенка задавала вопросы. Голосом Дерека и изнутри Дерека. Но господин Хант каждый раз возникал рядом, подробно разъясняя своё видение ситуации. Может, он не мог заставить мужа говорить… Но он не обманул, Вишенка не может быть с ним в сговоре — они вылечат Дерека, им незачем так притворяться…

Аремиилиннь поила её мужа — и Талина опять не знала, глотает ли он сам, или его заставляет то существо, что внутри. Тело — лишь тело, убеждала она себя, оно не может сейчас влиять на разум, и для поправки нужны вода и зелья…

А потом Талина всё-таки заснула — может, целительница поспособствовала, может — сама не выдержала…

Когда она проснулась, Вишенка сидела рядом и пила молоко из глиняной кружки. Талина перевела взгляд на Дерека — губы у него чуть порозовели…

— Да, — подтвердила Вишенка, — лучше… но мы тут измучились совсем. Я уж предлагала и ногу и руку владыке ампутировать — он бы тогда завтра уже пришёл в сознание, но в этом случае ему почти год пришлось бы восстанавливаться. А Мих ещё добавил, что придётся тогда провести ту же процедуру и с Джаем, для профилактики… в общем, не переживай, вылечим твоего мужа, хоть и не так скоро.

— Он… здесь? — беззвучно шевельнула губами Талина, словно от существа можно было что-нибудь скрыть.

— Ушёл с Дагором, — качнула головой целительница. — Потерпи — ещё полдюжиницы-дюжиницу, и мы вернём Дерека в сознание.

Дерек действительно очнулся через полдюжиницы: и она не могла шевельнуться, не могла склониться к нему — потому что не знала, муж ли смотрит на неё, или то существо, что всё это время находилось внутри него. Вишенка же молчала, сосредоточенно изучая здоровье владыки. И так прошла целая вечность, пока советник не возник рядом и не сказал:

— Я пришлю Дагора с докладом, владыка. И, с вашего позволения, вернусь к обязанностям казначея. Вы не возражаете?

И Дерек посмотрел на Талину. И ей пришлось кивнуть, и тогда владыка едва слышно произнёс:

— Не возражаю.

Ренина с Ульрикой вернулись сразу после того, как Дерек начал подниматься с постели. За младшими же детьми они должны были поехать вместе. Перед отъездом Талина собрала все силы и пришла в кабинет третьего советника — теперь она поняла, почему тот всегда сопровождал их в поездках в подгорный мир. Он поедет и в этот раз. И она не знала, верить ли Дереку, что это существо никогда не присутствовало в их спальне. Но если всё время об этом думать — можно сойти с ума.

Они смотрели друг на друга, и ничего угрожающего или нечеловеческого не было во взгляде советника — лишь отстраненность.

— Чем обязан? — спокойно поинтересовался он.

Она вспомнила все песни и легенды, в которых утверждалось, что бессмысленно обращаться к ловцу. И концовки песен — где рассказывалось, что случилось с теми, кто поверил… Но почему не попробовать? Что она теряет?

— Скажи, ты всё равно заберёшь его?

Господин Хант отложил в сторону перо и исчерканный лист бумаги — сегодня он сам разбирался с делами, но и ей придётся ещё не раз проверять его деятельность, теперь уже чётко осознавая, что это — бессмысленно. Она не найдёт ни приписок, ни искажений — если он сам не захочет. Она никогда их и не находила. Но таков порядок: он — казначей, она — ревизор.

— Ты сама знаешь ответы на все вопросы, женщина, — пожал плечами советник. — Если я скажу: «да, и у тебя нет шансов» — поверишь ли ты мне? А если скажу: «нет, не всё ещё решено, попробуй, и ты найдёшь выход» — поверишь? Не станешь ли искать подвох и там, и там? И, женщина, неужели ты сама не знаешь ответа на вопрос — как теперь тебе жить?

Она знала — как. Он прав — она сама знает ответы на все вопросы.

— Ты долго ещё будешь с блаженным видом этот клинок гладить?

— У?

— Я говорю: может, ты на меня посмотришь, а не на него?!

— Ммм… Рыбка, ты очаровательна…

— Да?

— Угу.

— А он?

— Он — прекрасен. Ты только глянь — разве не шедевр?

— Ну-ка дай. И с какого бодуна ты этот шедевр ваял? Радуешься, что с перепою мимо заготовки не промазал? Или я чего-то не понимаю?

— Именно — это не мой.

— Не твой?! Не может быть… а чей?

— Пенетимада. Восьмая попытка. Из серьёзных, естественно. И он счёл, что вот её мне подарить не стыдно.

— Это он что-то… представляешь, сколько он стоит? И ты взял? Не постеснялся?

— Нет. Он на предыдущих семи заработал не меньше. Потом я и сам так делал… и согласись — приятно.

— Ещё бы! По-моему, это первый у тебя, кто поднялся до такого уровня…

— Так а я о чём?

— Ладно тогда, балдей уж…

— Дед? — воеводе не хотелось лишний раз общаться с императором. Он бы давно выехал к себе в северный замок — дед старел, становился сварлив и мнителен, — но кто-то должен был держать армию, оборону и безопасность. И кто, если не главнокомандующий? Все дядья с радостью сложили с себя ответственность и ушли жить в подгорный мир — без снежной холодной зимы, слякотной осени, войн и опасностей. Справедливости ради, склонности к военному делу и управлению страной они никогда не проявляли, и никого из них император удерживать не стал, а императрица откровенно радовалась такому выбору. Двоюродные братья тоже предпочли идти по стопам отцов: и лишь очень немногие из них выползали из своих подземелий под небо — на семейные торжества, да и то не всегда. Да — Аледен, его сыновья и внуки строили такие мосты, что можно было позавидовать; да, Алетару не было равных в литье витых ворот и решёток, как Алетему — в создании новых сплавов, но — никто из них никогда не хотел волочь на себе тяготы правления. Что там говорить — двое его собственных детей недавно отправились жить в подгорный мир, заявив отцу, что ничего с собой поделать не могут — у них замирает сердце и перехватывает дыхание от восторга при виде подгорных сводов, огненных шахт и водопадов, и здесь, наверху, им всё серо и постыло. Алеран не удерживал их — не хотел, чтобы после его смерти сыновья или внуки перебили друг друга в борьбе за трон императора. Теперь же власть после него перейдёт к одному из троих оставшихся жить под небом сыновей. Или к одному из внуков — если среди сыновей не найдётся достойного. Власть — перейдёт. Если сегодня он проведёт разговор так, как задумал.

— Слушаю тебя, — дед привычно положил подбородок на сцепленные руки. — Садись.

Воевода медленно опустился в кресло, рассматривая императора. Нельзя сказать, чтобы он сильно сдал: сколько Алеран помнил деда, тот всегда выглядел именно так — полностью седой, в глубоких морщинах, лишь подчёркивающих привычку властвовать и упрямство, всегда неторопливый и уверенный в себе. Он не скрывал своего возраста, в отличие от многих не обращался к магам за омолаживающими зельями и заклинаниями, всегда казался много старше бабки, и — вот в таком состоянии побеждал тёмного. На памяти Алерана — пять раз.

— Когда почти семь дюжин лет назад владыка Аледер пришёл к власти, — начал воевода давно заготовленную речь, — он пообещал, что смены правителей больше не будет, и власть станет передаваться по наследству. Обещания надо сдерживать.

— У нас была смена правителей? — спрятал император в бороду едва заметную усмешку. — Давно ли?

— Я о второй части обещания, — Алеран проигрывал деду во всём, как ни горько было это осознавать, но кто знает, как нынешний воевода будет выглядеть после стольких лет правления — может быть, ещё внушительнее, чем владыка Аледер. — О передаче власти по наследству.

Император чуть распрямился и внимательно изучил внука — от его взгляда главнокомандующий едва не покрылся испариной. Он и сам умел наводить ужас взглядом — но подозревал, что с дедом и в этом не сравнится. Надо договориться миром — поднимать бунт даже при полной и безоговорочной поддержке армии слишком опасно. На стороне деда — маги и его меч. Не исключено, что слухи о мощи меча сильно преувеличены, но казну в своих руках он держит цепко и способен перекупить кого угодно. С господином Хантом приходится считаться — с ним считается сам глава Ковена.