Теперь придётся не просто разбираться с магом, а выяснять, что может быть для него настолько важным, что, понимая всю бесполезность — бесполезность ли? — попыток сопротивления Ковену во времена правления светлого владыки, он упорно продолжает начатые исследования. Ковен по этому поводу ответил очень туманно: стремится к неограниченной власти, хочет изменить магические потоки, разрушить привычный уклад, не учитывает некоторых составляющих, описанных ещё кули и кули лет назад — словом, обычная болезнь многих талантливых, сильных, и впридачу долгоживущих магов…

Когда магичка вновь упала в обморок в лифте, Дерек велел не приводить её в чувство до поверхности — пусть у женщины будет несколько часов покоя.

Зима стала нравиться Ренни — всё свободное время он теперь проводил либо с Лидией, либо катался на санях с горок. Дома он тоже любил кататься с терриконов, но там переворот повозки часто заканчивался разбитыми носами или поломанными руками. А здесь — здесь снег мягко пружинил, приятно холодил лицо, и падать можно было сколько угодно. Некоторые, правда, умудрялись разбивать носы и тут, но это надо было очень постараться. Ледяные горки Ренни любил меньше — они были такими же жёсткими, как дома, и впридачу жутко холодными. Поэтому катался он на снежных. На переменах играли в снежки — лёгкие, рассыпчатые, бросать которые можно было изо всей силы, не боясь синяков и шишек.

Небо теперь часто бывало совсем-совсем чистым, и деревья больше не скрывали его. Но он уже почти привык к небу, даже ставни в комнатке начал открывать — зимой дни короткие.

В клинике дела Ренни шли, как здесь говорили, в гору. Странное сравнение его коробило. Под гору или вглубь, но никак не в гору. Хотя целительство давалось ему тяжело, слишком многого он не понимал. «Заучивай», — советовал Уржел. — «Тупо заучивай. Потом или поймёшь, или привыкнешь». Однако больные выздоравливали, и к Уржелу всё чаще стали обращаться с просьбами об обязательном присутствии на лечении именно этого молодого мага. Все объяснения, что тот ещё не прошел обучения, заканчивались пожертвованием в клинику внушительной суммы. Будь Ренни дома, будь он учеником кузнеца или стеклодува — давно бы попросил увеличить жалование. Но под небом он стеснялся. И понимал, что ни на шаг не отходя от лекаря, выучит больше, чем если часть жалования будет отдавать за дополнительные занятия. Уржел тоже это понимал и старался объяснять каждое своё действие. Однажды лекарь завёл с Ренни долгий и нудный разговор о том, сколько талантов погибло лишь из-за того, что давалось им всё слишком легко, и они не достигли никаких вершин потому, что чем выше, тем тяжелее карабкаться, и нет особой его заслуги в том, что люди рядом с ним выздоравливают. Вот когда он научится лечить и сознательно усиливать этот дар… Ренни улыбнулся не только непривычному сравнению: в подгорном мире все знают, что какой бы мягкой ни была порода — долбить её всегда тяжело, и останавливаться нельзя, — он начал подозревать, что Уржел специально выбирает для него самые сложные случаи и запутанные объяснения, а на самом деле с целительством всё не так уж и плохо. Оставалось дойти до четвёртого курса, на котором начиналось лекарское дело, и проверить, так ли это. Но он набрался наглости, и, после очередного крупного пожертвования на клинику, попросил Уржела научить его телепортации — все способы Ренни уже вызубрил в справочниках и учебниках, они казалось вполне просты, но он боялся применить их на практике — слишком много было там неясностей и различий в нотах и пентаграммах, слишком много ходило рассказов про рассыпавшихся на части или застрявших в пространстве неудачниках. Получалось — для каждого случая требовался свой рисунок или мелодия. Уржел понимающе улыбнулся:

— Ты можешь уйти в другую лечебницу, — ответил он, — и получать там в дюжину, а то и в две больше. Но… будешь ли ты там двигаться вперёд? Ладно, я увеличу тебе плату ещё на один золотой, и научу телепортировать. Согласись, знания — достойная замена деньгам. Но зарабатывать на телепортах ты сможешь не ранее девятого курса, иначе вылетишь из Академии за первую же неудачную попытку. А она будет, не сомневайся.

Ренни привык к Уржелу и не собирался уходить из лечебницы — из шахты в шахту не бегают.

Утром пентаграммы были у них третьей парой, поэтому, когда перед второй к нему подошёл Лиэрн, Ренни решил было, что эльф осознал наконец необходимость переползти по ним на четвёртый курс и собирается списать домашнее задание.

— Послушай, — замялся эльф, — ты сегодня не ночевал у Лидии?

От Ренни разило лекарствами, и Лиэрн наверняка не мог этого не почувствовать. Да и какое ему дело?

— Нет, — несколько растерялся Ренни.

Никак он не мог привыкнуть к нравам живущих под небом, хотя… они начинали ему нравиться. Кто б ему позволил дома так вот встречаться с девушкой. Он себе и представить такого не мог, а если вдруг…. её браться так накостыляют, что придётся в другой сектор бежать.

Лиэрн молча пригладил кудри, не спеша уходить.

— А что-нибудь знаешь? — эльфу явно было не по себе, но вовсе не от того, что у Лидии объявились братья, которые собирались побеседовать с Ренни. Что-то очень сильно не нравилось Лиэрну: не иначе как опасался третьей пары — пентаграмм. Ему и самому было тревожно — позавчера Клистир заставил его разбираться с каким-то незнакомым артефактом, опозорив на всю группу, и теперь Ренни всё гадал, с какой пакостью придётся столкнуться сегодня.

— А что? — он вовсе не собирался сплетничать.

— Да так… шушукаются по углам наши девицы, — скривился эльф. — Да и беспричинная тревога меня с ночи не отпускает. Лидия и тебе свой амулетик подвесила?

И бесцеремонно ткнул его в грудь, хотя плотная вязка свитера хорошо скрывала амулеты, как данные Уржелом, так и сделанные самим Ренни для практики. Среди них действительно был и подаренный Лидией — совсем простенький. Она всё хвасталась, что сделать такой могут только она и её бабушка. Маленький семейный секрет. В рассказах Лидии предание о страстной любви бабушки и дедушки, в котором не последнюю роль играл похожий амулет, с каждым разом обретало всё новые и новые подробности. Эльф взглянул на смутившегося Ренни и махнул рукой.

— Я смотрю и ты наслышан о свиданиях её бабки с дедом. Не думаю, что прежний муженёк бабки был столь ревнив и ужасен, скорее, она по каким-то своим причинам не хотела с ним разводиться, — продолжая кривиться, как от смеси желчи оборотня с рябиновой настойкой, эльф вытащил из-за пазухи копию амулета Ренни. — Мы теперь с тобой и есть тот муж бабки и её ухажёр. Тебя тревога не мучает?

— Я думал, это перед Армидалием, — поёжился Ренни, стараясь не смотреть на эльфа. Живущие под небом… И на что он надеялся?

— А, — эльф невесело усмехнулся. — Я и забыл, что ты гн… из Подгорья. Это всё пустяки, ты быстро привыкнешь. Я сегодня полночи не спал, всё боялся чего-то… думал — Бучинар меня всё-таки выгонит из Академии, он недавно пообещал… потом провел маленький эксперимент — снял амулет, и страх пропал. Не хочешь повторить?

Ренни немного замялся и положил амулет на парту. Липкое чувство трепета перед Клистиром тут же прошло, как прошло и ощущение опасности, которое иногда возникает при грядущем обвале, когда вроде всё ещё спокойно, а места себе найти не можешь, и хочется бежать, бежать, бежать, закрыв голову руками. Значит, дело не в очередных гадостях Клистира. Беспричинный страх прошёл лишь за тем, чтобы тут же смениться тревогой за Лидию.

— Я зашёл за ней сегодня утром, — помрачнел эльф, — и… короче, что-то не так у неё дома… и на первую пару она не пришла. Девчонки болтают о похищении, Эрика, говорят, тоже пропала… И Квадрат исчез… пентаграмм не было!

— Они ж третьей парой? — не понял Ренни.

— Это у нас с тобой — третьей, — Лиэрна перекосило, — а меня эта мразь ещё и на второй курс отправил, заново всё учить… там они первой парой! Гнида! Точно говорю, это он обеих и украл. Наверняка. Репутация у него… Говорят, из столицы его со скандалом попёрли — нигде на работу не брали, один только наш Драгомил и сжалился… И зря! Третью пару тоже отменили. Вот и думай.