Императора франков и сакса разделяли целые миры. И младенец на руках Карла проложил мост, хотя и недостаточно крепкий, чтобы связать их. Однако он давал возможность познакомиться. Карл Великий поверил в историю Танкмара. Он признал политическую остроту подарка халифа в виде слона и выразил благодарность саксу. Танкмар, хотя и чувствовал себя неловко в роли представителя Гаруна ар-Рашида, признал необходимость этой роли. Без формальной благодарности императора в адрес повелителя аббасидов Абул Аббас был бы не подарком, а каким-то приблудным чудовищем, и послание мира не состоялось бы.

Карл Великий очень сожалел о смерти своего посланника Исаака из Кёльна. Он приказал сестре Имме провести богослужение за упокой души старого еврея, на котором был даже Танкмар, хотя он и не понимал смысла молитв. Монахиня говорила о грехе – понятии, которого не существовало у его народа. Он также не верил, что Исаак одобрил бы христианский ритуал в его память.

Император заявил, что очень хотел бы посетить могилу Исаака, однако времени на это сейчас нет. Им нужно двигаться дальше, чтобы своевременно добраться до монастыря Санкт-Аунарий. Для властителя важнее благополучие живых, чем забота о мертвых.

Около полудня они вместе тронулись в путь.

Лишь только он очутился в процессии франков, Танкмар обратил внимание, что никто не спрашивал у него о его целях, даже он сам. Слон был доставлен, и тем самым была выполнена задача Исаака – настолько полно, как это позволяли обстоятельства. Пора бы уже и покинуть страну франков. Однако в ушах Танкмара все еще звучали слова Исаака – его предостережение от возвращения в Хадулоа. По этой земле прошелся разрушительный ураган, который смел с лица земли народ Танкмара, как выразился старый еврей. Куда же ему теперь податься?

Ему на ум пришел огромный остров на западе. Исаак называл его Британией. Уже несколько столетий время от времени саксы покидали свою старую родину и переправлялись через море, чтобы найти пристанище на побережье Британии. Назад не вернулся ни один из них. Переселенцы нашли на своей новой родине или рай, или смерть. «Может быть, – подумал Танкмар, – там, на западе, меня ждет новая родина».

Однако вместо того чтобы повернуть на запад, он теперь сопровождал Карла Великого – врага его племени и убийцу его семьи – в пути на юг. Как сильно он презирал императора! Однако даже если бы франк дал ему возможность свободно идти своей дорогой, Танкмар все равно остался бы сидеть на спине слона. Для него невыносимо было даже само представление о том, что он бросит Абула Аббаса здесь. Но еще меньше ему хотелось разлучаться с Гислой. Будущее на большом острове представлялось ему возможным только с ней. Сакс Танкмар вверил свою судьбу императору франков Карлу, и теперь дорога вела его к месту, которое звалось не Британией, а Санкт-Аунарием.

Абул Аббас, казалось, даже не заметил, что он теперь принадлежит новому хозяину, к тому же императору. Он стоически терпел человеческий груз на своей спине и лишь иногда размахивал ушами и ускорял шаг, давая понять, что он вскоре может впасть в то самое гибельное бешенство. Однако амулет Танкмара каждый раз вовремя успокаивал его.

Воины императора использовали любой перерыв в монотонной верховой езде для того, чтобы восхититься Абулом Аббасом. Слон вырывал хоботом целые кусты и молодые деревья, росшие на опушке леса, и мужчины удивленно взирали, как он с треском размалывал их зубами. Затем раздавались громкие возгласы восхищения, а на лицах воинов можно было видеть также и страх. Когда граф Саудрат, обратившись к Танкмару, спросил, глотает ли Абул Аббас также и людей, сакс с трудом удержался от смеха.

Император запретил Гисле ехать дальше с ребенком на слоне. При всем том, что уже пережил этот младенец, вообще чудо, что он еще жив, сказал Карл. Он не хочет лишний раз бросать вызов судьбе. По приказу императора Гисла, мальчик и Имма ехали теперь в повозке.

Танкмар и Аделинда верхом на слоне ехали в арьергарде колонны. Послушница и монахиня сшили накидку для сакса из лошадиных попон и кожаных ремней, которая хотя и неприятно царапала тело, но скрывала его наготу.

Так они выехали из леса. Один из разведчиков Карла обнаружил старую дорогу римлян, которая была еще в хорошем состоянии и вела прямо в Санкт-Аунарий.

На горизонте ураган гнал облака, выжимая их словно мочалки, и дождь пеленой висел над местом, которое являлось целью их дневного путешествия – перед селом Бериан, в котором император не только хотел переночевать и отогреться, но также получить сведения о местонахождении врага.

Ветер, предвестник непогоды, уже пронесся над головами всадников. Аделинда, содрогнувшись, прижалась к спине Танкмара и обхватила руками его бедра.

Как удивился сакс такой доверительности со стороны до сих пор сдержанной послушницы! Он наслаждался мягким теплом ее тела и горячим дыханием на своем затылке.

– Как это – быть монахиней? – У него стало легче на душе оттого, что он нашел тему для беседы.

– Невыносимо. – Губы Аделинды находились прямо возле его здорового уха. – Поститься, молиться, работать. Вот этим они заполняют весь день. Не успеешь лечь отдохнуть, как колокол уже снова зовет на вечернюю молитву, и тебя среди ночи поднимают из теплой постели в монастырской спальне и гонят в холодную церковь.

Она теснее прижалась к нему, словно ища защиты от таких воспоминаний. Танкмар почувствовал ее груди у себя на спине.

– А зачем же ты пошла туда, если не хочешь почитать своего бога?

– Я не знаю, как принято у вас, саксов. Однако там, откуда я родом, молодые женщины могут либо выходить замуж, либо уходить в монастырь.

– Может быть, выйти замуж было бы приятнее?

Порыв ветра подхватил волосы Аделинды и бросил в лицо Танкмару. Он смахнул их, однако запах остался – запах свежевспаханной земли.

– Выйти замуж? Видел бы ты этих дураков из моей деревни! Какой только сброд ни выбирали мне родители! Жирные капризные парни, едва оторвавшиеся от материнской груди, но уже вынужденные доказывать всему миру свою мужскую силу. Я им и показала, где они могут утолить свою похоть, – у своих матерей.

Танкмар ни на мгновение не усомнился в правдивости этого утверждения.

– А как ты это устроила?

– Мои родители имели обыкновение устраивать праздники. Моя семья богатая, чтоб ты знал. Так вот, они приглашали будущего жениха и его родню на пьянку. Ужасное сборище. Пока взрослые пили до одурения, мой будущий муж и я сидели рядышком на скамейке по центру стола и сгорали со стыда. Когда все прилично напивались, я незаметно уводила юнца прочь. Я заманивала его в мою комнату. Затем я ложилась на землю и требовала, чтобы он залез на меня. Для того, говорила я ему, чтобы он не покупал кота в мешке, он должен сначала попробовать плод, который будет удовлетворять его голод на протяжении всей жизни и поддерживать хорошее настроение. Для большинства из них это было уж слишком.

– Для большинства?

– Да. Один лишь Хильдеберт, сын кузнеца, действительно сделал такую попытку. Он еще возился со своей одеждой, когда я так крепко дала ему пинка в пах, что еще несколько недель спустя люди видели, как он мог работать у горна только стоя.

Танкмар покачал головой:

– Из тебя получилась бы крепкая саксонская баба. – Ему пришло в голову, что он лишь недавно думал нечто подобное о Гисле.

– После этого отец сказал, что видит мое будущее скорее в монастыре. Он послал меня в монастырь Санкт-Альбола так далеко от Отёна, чтобы там никто не мог прослышать о моем плохом поведении. Он подарил монахиням ежегодный урожай с двух тагверков земли, и судьба моя была решена. Я должна была быть заживо похоронена за стенами монастыря. Однако и сестрам-монахиням со мной было нелегко. А теперь я свободна.

Танкмар заметил, что ее руки на его бедрах вдруг стали горячими. Ее губы вдруг прижались к его шее.

– Ты знаешь, – сказала она приглушенным голосом, – прежде чем встретила тебя в той хижине, я никогда раньше не видела мужчину без одежды.