Время требует, чтобы центр тяжести нашей поэзии перемещался в сторону молодых. Именно в понимания этого процесса поэты среднего поколения: не были обескуражены замалчиванием. Они активно боролись з§ свою смену, талантом и трудом сумели доказать: не нам, российским поэтам, от своего многажды миллионного читателя за фирманом на талант и славу ездить в чужедальние края. В нашей молодой поэзии стало меньше пустого шума, видимости успеха и претенциозной скандальности. Если это и случается, оно уже носит характер не течения, а скорее эксцентричности.

Так в общих чертах мне представляется наше поэтическое движение. Основные черты развития поэзии остались те же. Прежде всего это интерес к личности, к внутреннему миру человека. Углубление в психологию человека обусловлено многими причинами: процессом демократизации нашей общественной жизни, обострением мировых противоречий, все более ощутимых человеком, дальнейшим проникновением в космос, который по закону отражения усиливает взгляд человека на себя. Наконец, все это поднимает наш гуманизм на более высокую ступень.

Наши враги пытаются сбить нас с толку абстрактным толкованием гуманизма. Они нам говорят: «Поэты всегда были гуманистами, всегда стояли в оппозиции к государству, а вы своему служите». На это мы отвечаем: «Да, мы служим нашему Советскому государству. Все, за что боролись великие гуманисты прошлого, стало нашей государственной политикой. В этом смысл Октябрьской революции, в этом смысл жизни и титанической работы Ленина. Именно в силу этого мы, поэты, стали в своей стране государственными людьми».

Враги не могут с нами спорить стихами. У них нет поэзии, а вот теорий на ее счет у них много. Они все учат нас, как, о ком и о чем писать. «О рабочем классе не пишите, — говорят нам их теоретики, — он стал реакционным». Но мы-то знаем, когда и почему они заговорили о реакционности рабочего класса. Это началось после того, когда рабочие Венгрии, Польши, Чехословакии пресекли в своих странах происки империалистов, как не однажды это делали русские рабочие. Рабочий класс достоин прекрасных стихов и поэм. И наши поэты их пишут. Лучшая поэма Бориса Ручьева «Любава», отмеченная республиканской премией Максима Горького, посвящена героям трудовой Магнитки. В благодарность за это горожане присвоили Борису Ручьеву звание «Почетного гражданина Магнитогорска» — честь, которой может гордиться поэт.

Тема труда не придумана теоретиками социалистического реализма. Она идет по земле уже несколько тысячелетий, начиная с Гомера, Гесиода, Горация и древних русских былин. Тем поэтам и критикам, которые гнушаются рабочей темы, надо напомнить главу из «Илиады», где описано, как Гефест отковал Ахиллесу щит. По нынешним понятиям олимпийский бог был в этом деле просто рабочим средней квалификации. Наши рабочие герои — люди, но они делают во сто крат больше, чем бог-кузнец. Они куют щит для всей нашей Родины.

Так тему труда понимают многие наши поэты. Естественно, видное место в разработке этой темы принадлежит поэтам Урала — Людмиле Татьяничевой, например, доказавшей своими талантливыми стихами, что для нас рабочая тема — не узкая, а широкая — до проблемы счастья на земле. Оттуда же пришел Михаил Львов. Из горячего цеха завода в горячий цех поэзии с добротными стихами о товарищах вошел молодой поэт Валентин Сорокин.

Буржуазные теоретики уверяют, что интересы отцов и детей несовместимы. У них тенденция — разъединять, у нас сама жизнь объединяет. У нас повидавший жизнь мастер слова Ярослав Смеляков за «Комсомольскую поэму» и Владимир Фирсов за поэму «Республика бессмертия» получили премии одного имени — имени Ленинского комсомола. Если внимательно прочитать книгу «День России» Я. Смелякова, удостоенную Государственной премии СССР, то увидишь, что вся книга посвящена историческим связям — с классической поэзией, с рязанскими Маратами времен революции, с командармами давних лет, с героями пятилеток, с революционерами угнетенных стран, с бессмертием русского языка.

Ты, пахнущий прелой овчиной

и дедовским острым кваском,

писался и черной лучиной,

и белым лебяжьим пером.

Ты — выше цены и расценки —

в году сорок первом, потом

писался в немецком застенке

на слабой известке гвоздем.

Владыки и те исчезали

мгновенно и наверняка,

когда невзначай посягали

на русскую суть языка.

Буржуазные советоведы уверяют, что национальные интересы разных народов различны. Нет, народам нечего делить. Каждый народ в поте лица добывает хлеб свой. Ссорятся и ссорят народы лишь те, кто делит барыши. У нас нет барышников. Вот почему на груди русского поэта Леонида Мартынова, балкарца Кайсына Кулиева, калмыка Давида Кугультинова, кабардинца Алима Кешокова — один и тот же золотой профиль А.М. Горького. Правда, Алим Кешоков получил премию за прозу, но в этом ему помогла поэзия.

Наша поэзия по природе своей новаторская,, потому что создает образ нового, коммунистического человека, которого история еще не знала. Все формальные поиски имеют смысл лишь в этом свете. Но это совсем не значит, что все мы автоматически становимся новаторами. Образ нашего человека, а значит, и вообще художественный образ стал многомерней. Он складывается из чувства истории, как чувства будущего, из чувства космического, для всех нас еще нового, из чувства природы и красоты. И во всем этом чувство судьбы человеческой. Мера новаторства — мера выражения всего этого. Когда мне говорят, что Леонид Мартынов сложен, я отвечаю вопросом: а почему он должен быть простым. Разве полет на Луну так уж прост? Он осваивает сложные стороны человеческой жизни и деятельности, делает их достоянием широкого круга людей, готовит их к тому, чтобы потом все тайны природы были для них проще. Для примера процитирую отрывок из стихотворения «У телевизора»:

Раздвинув телевизорную клетку,

Вдруг шар земной вплыл в комнату. У окон

Он заметался. Всплыл под потолок он

И вплыл в экран обратно.

И прекрасно!

Все в комнате кроваво было красно,

И на окне цветы чуть не зачахли.

И все предметы быта бездной пахли.

Вдруг уловить запах бездны в предметах быта не каждому дано. Хорошо, что у нас есть такой поэт, как Мартынов, работающий на одном из трудных и сложных участков нашего поэтического фронта.

Нам особую радость доставляют успехи тех, которые как поэты и личности сформировались за последние годы. Хотя мы уже давно говорим, что у нас нет поэтических провинций, но практически лишь теперь в наших близких и далеких городах выросли поэты, наступающие на пятки столичным. В северной Вологде возмужал и окреп Сергей Викулов, посвятивший свое талантливое перо колхозной деревне. После ухода от нас такого крупного мастера, каким был Николай Иванович Рыленков, знавший и любивший деревню, Сергей Викулов — один из видных поэтов этого направления. Им написано много отличных стихов и несколько поэм, отражающих разные периоды в жизни села.

У Викулова конкретный человек всегда конкретен в мыслях и чувствах. И когда, как в поэме «Против неба на земле», он размышляет об этой родной ему земле, его мысли приобретают значительность.

Земля извечно к людям с добротою.

И с радостью… И ежели на ней

есть страх и ужас,

горе есть и зло —

она к тому нисколько не причастна.

Ей, созданной для радостей и счастья,

пока что в этом просто не везло.

В той же Вологде работает талантливая поэтесса Ольга Фокина. На ее поэзии печать особой нравственной чистоты. Ее слух чуток к народному языку. Она пользуется им естественно, без всяких демонстраций, зная меру, ибо всякое подлинное художество — есть поиск меры. По краскам и сочности языка с ней перекликается волжский поэт Николай Благов. Когда началась война, будущий поэт был подростком. В одном из стихотворений он говорит о том, что в заботах никто не заметил, когда они, подростки, развернулись в плечах. В его поэтической судьбе повторилось то же самое. Заметили, когда стал виден издалека. Ему удаются стихи как на современные темы — о земле и хлебе, так и на исторические. Сколько в нашей поэзии было «Плачей Ярославны», но Н. Благов сумел сказать по-своему хорошо: