— Мне кажется, многие женщины находят его привлекательным, — ответил Полоцкий, наблюдая за ней через прищуренные веки и старательно отделяя рыбу от косточек на своей тарелке.

— Да, — чуть слышно произнесла она, словно про себя. И ее бледное от недосыпания лицо вспыхнуло румянцем. — Я в этом не сомневаюсь. — Помолчав немного, она все же отважилась продолжить. — У нас было мало времени, чтобы обо всем поговорить. По сути дела, я даже не выяснила, что он делает в Лондоне. Кажется, он знает о вас все, сэр. Интересно, а что вам известно о нем? Мне кажется, граф приехал сюда на выставку, не так ли?

— Думаю, что да, — ответил Полоцкий. Отодвинув красноватые косточки лосося на край тарелки, он так тихо вздохнул, что его вздох могла услыхать только лежавшая перед ним рыба. — Не секрет, что граф Карев — один из адъютантов императора. У его величества много таких, как он, все они дворяне, выходцы из благородных семей. Они сообщают обо всем непосредственно ему. Они выполняют для негр особые поручения, обычно расследуют возникшие деликатные ситуации, собирают информацию или же подробно изучают новые процессы общественного развития, новые идеи.

Флер бросила на Полоцкого любопытный взгляд. Собирают информацию? Неужели речь идет об отвратительном шпионаже, который он не отрицал? Как ей не хотелось, чтобы дела обстояли именно так!

— Значит он здесь, в Лондоне, этим и занимается? Сбором информации?

— Официально граф является одним из наблюдателей на выставке. В такой должности его знают все, в том числе и я. Однако представитель царя Каменский…

— Вы говорите, официально. Выходит, перед ним поставлена какая-то другая цель? Он выполняет какую-то секретную миссию?..

— Если бы он выполнял секретную миссию, мадемуазель, то мне об этом было бы известно, — с улыбкой перебил ее Полоцкий.

Флер вспыхнула.

— Извините. Я только… — Она понятия не имела, что хотела сказать. Она осеклась, пристально разглядывая свою кофейную чашку.

— Мне кажется, я должен кое-что рассказать вам о графе Кареве, — произнес Полоцкий. Флер энергично вскинула голову. — Но должен предупредить вас, — торопливо продолжал он, — что в Петербурге я не знаком с ним в свете. Мы вращаемся в разных кругах. Он выходец из старинной знатной семьи, я же — всего-навсего ювелир, и довольно низкого происхождения. Еще совсем недавно среди членов моей семьи встречались крепостные крестьяне. Теперь я очень богат, и богатство, конечно, имеет большой вес, но все равно я остаюсь тем, кого обычно называют парвеню.

— Никогда бы не сказала, сэр, — улыбнулась Флер, а Полоцкий кивнул, радуясь, что она наконец чуть потеплела.

— Я ничего не имел бы против, если бы вы раньше об этом догадались, — продолжал он. — Вещи нужно называть своими именами. Я хочу подчеркнуть, что мы с графом Каревым не обедаем вместе и никогда не посещаем одни и те же вечера. Все сведения о нем я получил из вторых рук, и они общеизвестны. Это — неопровержимый факт.

— Понимаю.

— Вот какую историю я хочу рассказать вам о графе. Он был, так сказать, с пеленок помолвлен со своей кузиной. Она была наследницей большого состояния, и, как мне кажется, помолвка ради этого и была совершена. Все, включая самого графа, не имели ничего против такого плана. И вдруг, когда Кареву было… около двадцати, когда ему предстояло вот-вот заключить с ней брак, он вдруг влюбляется в другую.

Флер замерла от этих слов. Она неотрывно смотрела на свои руки, обхватившие чашку с кофе, словно опасаясь, что они, помимо ее воли, могут раздавить хрупкий фарфор. Полоцкий, то и дело бросая на нее понимающие взгляды, продолжал:

— Она была молодой, очень красивой, но не знатной. Более того, девушка не имела ни гроша за душой, а это было немаловажное обстоятельство для семьи Каревых, так как для них начались суровые времена, но это уже другая история. Но Карев был от нее без ума и не желал слышать ничьих резонов. Он наперекор всем женился на ней.

— И какова же была реакция его родителей? — спросила Флер бесстрастным голосом.

— К тому времени отец его умер, и Карев стал главой семейства, а это означало, что он мог поступать как ему заблагорассудится. Но его решение разбило сердце матери. Она возненавидела жену сына. Подробности мне не известны. Я знаю только, что в семье произошел разлад, который сильно опечалил Карева, так как он любил свою мать и был ей предан. Однако он не дождался примирения, поскольку мать тоже вскоре умерла.

Левая рука Флер сжалась в кулак.

— Да, это было весьма печальное событие само по себе. Как я говорил, он обожал свою мать. Но через год умерла и его жена.

Флер подняла на Полоцкого глаза. Он был готов поклясться, что еще никогда в жизни не видел такой голубизны.

— Граф сделался отшельником, — произнесла она, вспомнив слова Джерома. Эта фраза не предназначалась для Полоцкого, но он все же ей ответил.

— Не совсем. Он замкнулся в себе, помрачнел, но в этом нет ничего удивительного. Люди говорят, что характер у Карева стал просто невыносимым, но я этому не верю. Мне он всегда казался человеком мягким и уравновешенным, но у него была привычка оскорблять людей, насмехаться над ними в душе, а кому это может понравиться? Граф на самом деле не выносил дураков, но кто же из них готов признаться в своей глупости?

— Конечно никто, — ответила Флер. Она еще крепче сжала кулачок, вгоняя ногти в ладонь. — Он женился во второй раз?

— Нет, — отозвался Полоцкий, и в голосе его чувствовалось сожаление. — Карев говорил, что похоронил свое сердце в могиле жены. Но я точно об этом ничего не знаю. Он, несомненно, привлекательный мужчина и нравится женщинам, и, судя по тому, что я сам видел и слышал, граф не прочь развлечься в их обществе.

— Он прекрасно танцует, — мягко заметила Флер.

Полоцкий бросил на нее пристальный осуждающий взгляд.

— Больше всего, мадемуазель, меня удивляет одно: смерть жены разбила сердце графа, но с тех пор, кажется, он его утратил вообще. Как я сказал, женщины находят его весьма привлекательным, но, судя по всему, ему все равно, сколько их бегает за ним, сколько сердец он разбил, скольких поставил в дурацкое положение. Он безжалостно бросает их. Его… не назовешь в этом деле осторожным.

— Само собой разумеется, — с негодованием воскликнула Флер, — если леди сами…

— Существует такая вещь, как умение очаровать даму, — произнес Полоцкий спокойно. — Он это делает с большим мастерством… По крайней мере, я об этом слышал.

— Да, — согласилась с ним Флер. Она разжала кулак левой руки. На ладони осталось четыре покрасневших черточки от ее ногтей. — Давно ли это произошло… я имею в виду, когда умерла его жена?

— Около десяти-одиннадцати лет тому назад.

«Давно. Время залечивает раны, — подумала Флер про себя. — Со временем даже посыпанное солью поле снова становится плодородным, готовым принять брошенное в него зерно. Он не выносит дураков, и дуракам это не нравится». Caveat emptor, — проговорила она с улыбкой.

— Простите?

— Ах, ничего, — ответила Флер, весело поглядев на него. — Не налить вам еще кофе, мистер Полоцкий?

 7

Сэр Ранульф, заглянув к ней в спальню, сказал:

— Флер, я еду домой. Не нужно ли тебе привезти что-нибудь оттуда?

Флер посмотрела на отца.

— Нет, папа, спасибо. Ничего не нужно. Только напомни мисс Питти о крыжовнике. Я знаю, она не любит эти ягоды и постарается нарочно забыть о них, но если их в ближайшее время не сорвать, то из них уже не сваришь варенье. Скажи ей — пусть позовет детишек Блэка и поручит им оборвать крыжовник. Да чтобы непременно заплатила им по два пенса в день. Таким образом можно убить одним выстрелом двух зайцев. И пусть как следует накормит малышей на кухне перед возвращением домой.

Слушая пространную речь дочери, сэр Ранульф проявлял все большее нетерпение. Наконец, он не выдержал: