Все одобрительно зашумели, отмечая невероятную находчивость Уайтмена. Кавалерист продолжал свой рассказ.

— Дело в том, мисс, что мы там стояли в боевой готовности с рассвета, у нас во рту не было ни росинки с предыдущей ночи. Но лорд Лукан все же бросил нас на батареи. Когда об этом узнал русский генерал, он похвалил нас. «Вы храбрые, благородные ребята, и мне вас жаль». И он угостил нас водкой, мисс, каждому по большой кружке. Боже, как нам это было нужно!

— Я верю вам, — сказала Флер. — Но как странно, что кавалерию бросают на пушки!

— Да, было такое, — спокойно ответил улан. — Я еще никогда не видел столько погибших. Когда меня схватили, я уже чуть было не отдал Богу душу, нас в живых осталось не больше тридцати. Убитые валялись повсюду… И лошади тоже…

Он не закончил фразу, и никто ему не помог. Кто-то громко сопел в тишине, а у кавалериста из полка «Сборщиков вишен» покатилась одинокая слеза из единственного глаза.

— Вот как я попал к ним, — вмешался другой кавалерист, — они убили подо мной мою кобылу. Ей было одиннадцать лет, мисс, такая быстроногая, с белой звездочкой во лбу. Я ее взял к себе в четырехлетием возрасте. Я обычно натирал ее звездочку мелом, и она всегда… — он осекся, тяжело вздохнув.

— Мне очень жаль, — посочувствовала ему Флер. — Улан, закусив губу, кивнул. — Я навещу вас в каземате, — пообещала она, — как только увижу офицеров. Нет ли там кого из одиннадцатого полка?

— Есть, мисс, капитан Брук, — сказал кавалерист из полка «Сборщика вишен», ткнув большим пальцем через плечо за спину. — Ему сильно повезло. Большинство взятых в плен офицеров находятся в тяжелом состоянии. Их нельзя трогать. Они остались в русском лагере. Здесь только капитан Брук и лейтенант Чедвик из семнадцатого полка, а также мистер Клоуз из восьмого. Но они все очень плохи, мисс.

Из всех в живых остался один Брук! — подумала Флер, вглядываясь в проходящую мимо колонну. Она глазами искала его. Несчастный Брук, этот изысканный денди, со своим узким корсетом и торчащими усиками! Тяжело ранен? Она могла только догадываться, что это значит. По крайней мере, он должен знать, что произошло с ее братом.

 20

Флер чуть его не пропустила. Брука несли на носилках, и только в последнюю минуту, нечаянно бросив на них рассеянный взгляд, она увидела меховой гусарский ментик, наброшенный на грудь раненого. Присмотревшись, она поняла, что это — он. Лицо у него было в крови — кое-где свежей, а кое-где запекшейся, превратившейся в твердую корочку. Его розовые панталоны во многих местах почернели от грязи и пороха.

Он лежал без сознания, тяжело дышал, хрипел, и Флер в отчаянии подумала, что ему не добраться до Штаба флота.

Когда военнопленных привели к их временной тюрьме, она с радостью заметила, что русский хирург уже был там вместе с двумя санитарами и няней-монахиней. Флер представилась им. Когда она спросила, не может ли чем-нибудь помочь, то сразу поняла, что в России благовоспитанные дамы в роли сиделок не такая редкость, как в Англии. Хирург спросил ее, работала ли она когда-нибудь в госпитале. Флер кратко рассказала ему о том, как помогала бедным и больным. После этого он с радостью согласился и предложил ей заняться легкоранеными. Флер, понимая необходимость в таких условиях беспрекословного подчинения, принялась за дело, и в течение двух часов ей так ничего и не удалось выяснить о судьбе своего брата.

Солдатам не терпелось рассказать о своих боевых подвигах, но никто, к сожалению, Ричарда не видел.

Потом пришел Карев. Он отвел ее в сторону.

— Кажется, ты уже сделала здесь вполне достаточно, — недовольно проговорил он. — Пойдем домой, пообедаем, иначе ты совсем выбьешься из сил. Тебе удалось что-нибудь разузнать о Ричарде?

Флер покачала головой.

— Здесь лежит офицер, друг Ричарда, они служат в одном полку. Но у меня еще не было времени поговорить с ним. Не знаю, очнулся ли он. Его принесли сюда без сознания.

— Как его зовут?

— Брук. Капитан Брук.

— Ты здесь кончай, а я пойду и все выясню.

— Как себя чувствует Людмила?

— Бесится. Она теперь сожалеет, что приехала сюда со мной.

Флер покачала головой.

— Кому понравится такое гибельное место?

— Я ее сюда не звал. Здесь не место и тебе. Давай заканчивай, мы уходим.

Граф вышел, а Флер продолжала бинтовать чью-то поврежденную ногу.

— Это был ваш муж? — спросил солдат с симпатией.

— Что вы сказали? Нет, нет, — рассеяно ответила она.

— Значит, ваш отец, — с пониманием кивнул он. — Я это сразу понял по тому, как он вас прогонял. Точно как наш сержант Смит — вежливо, но сурово. Да, он прав, мисс, вам здесь нечего делать. Вам не следовало приходить сюда. Однако мне и нашим парням понравилось, что вы решили помочь нам. Тут никакого сомнения.

— Благодарю тебя, солдатик. Я буду у вас и завтра, посмотрю, как вы здесь.

Карев, вернувшись, поманил ее рукой.

— Он все еще спит. Увидишь его завтра. У него серьезные, но не смертельные раны. Пирогов не видит особых причин для беспокойства.

— А что будет со всеми ними?

— Тех, кто может передвигаться, отправят маршем в Симферополь, может быть, завтра. Все три офицера тяжело ранены. Они останутся здесь до выздоровления, чтобы потом можно было их обменять на наших, если они не умрут. Тебе не хуже меня известно, что в таких условиях шансы у всех равны.

— Да, — согласилась Флер.

Проводив ее до двери, он сказал:

— Самая серьезная у нас сейчас проблема — что мы скажем Людмиле.

Брук проснулся на следующее утро. Он ужасно ослаб и все еще находился в шоковом состоянии. Вид стоявшей перед ним Флер его сразил. Крепко сжав ее руку, Брук зарыдал. Ей с трудом удалось успокоить беднягу. Она понимала, что сейчас не время расспрашивать его о сражении, но вспомнив плачущую Милочку, Флер решилась осторожно справиться о судьбе Ричарда.

— Он был рядом со мной, — прошептал Брук. — Отличный старина Дик! Мы прорвались через батарею, он что было сил погонял лошадь. Русские бросились врассыпную, а мы преследовали, гнали их, словно лис. Потом раздался чудовищный взрыв. Меня, очевидно, выбросило из седла. Больше я ничего не помню. — Брук закрыл глаза. Он еще больше побледнел, и из-за волнения у него на лбу выступили капельки пота, как на срезе сыра. — Да, Дик был в деле. Отличный старина Дик!

— Довольно. Отдохните, капитан Брук. Вы в надежных руках.

Флер посидела с ним, пока он снова не заснул, потом спустилась в каземат, где лежали тяжелораненые, которые не могли ходить самостоятельно. Она спросила, не нужна ли им ее помощь. Все они в один голос заявили, что с ними обращаются хорошо, что им ничего не нужно, но ей сразу стало понятно, что им хочется выговориться. В течении нескольких дней по их рассказам и воспоминаниям Брука Флер удалось составить картину Балаклавского сражения.

Главная трудность заключается в том, что Балаклавская бухта совсем не годилась для военных действий, которые собиралось проводить командование Британской армии. Около полутора километров в длину и менее километра в ширину, она, по сути дела, представляла из себя закрытую со всех сторон лагуну, окруженную острыми, крутыми скалами, и напоминала фиорд. На берегу стояли маленькие домики, а вверх по склону в окружении сплошных садов и виноградников живописно карабкались небольшие виллы с зеленоватыми черепичными крышами.

Оттуда крутая, узкая дорога вела через ущелье на равнину, расположенную в двух милях от бухты, потом снова начинался подъем, образуя высокое плато перед Севастополем. Костяк армии расположился на этом высокогорье, а кавалерия заняла свои позиции внизу, на равнине. Балаклава, откуда войскам доставлялись каждая пуля, одеяло, скудная пища, лежала далеко внизу под ними, словно у неприступной стены замка.