— Боюсь, нам пора идти. Мне сегодня утром еще нужно встретиться со своим управляющим, — пояснил он.

Почему его последние слова, — удивлялась она, — прозвучали как извинение?

 14

Из Санкт-Петербурга нагрянул Петр Карев, захватив с собой троих офицеров своего полка. Один из них, полковник, приехал вместе с женой и двумя ее незамужними подругами. Они собирались провести в усадьбе целый месяц, и атмосфера в доме тут же радикальным образом изменилась. Все стало точно так, — размышляла Флер, — как и в английском поместье, когда в нем полно гостей. С одним лишь различием. Здесь все делалось на широкую ногу, гораздо щедрее и роскошнее, а гости разговаривали и смеялись громче, чем ее соотечественники.

Людмила радовалась, что их полку прибыло. Присутствие четырех молодых офицеров-гвардейцев, причем троих неженатых, разбудило в ней самые сокровенные чувства и желания, она, напустив на себя томный вид, отчаянно флиртовала со всеми тремя, постоянно с ними хихикала. Флер было жалко Ричарда, который не привык делить с кем-нибудь общество Милочки, но теперь ему пришлось мириться с неожиданной конкуренцией. У него пробудился к ней далеко не братский интерес, и чем больше Милочка флиртовала с соперниками, тем больше он надувался и мрачнел.

В первый вечер их приезда Флер вернулась домой довольно рано, до того как прозвенел звонок к обеду. Войдя в восьмиугольную комнату, она увидела одного Петра. Он сидел возле фортепьяно, одной рукой наигрывая. Он был чернее тучи. Рождавшаяся из-под его пальцев мелодия, казалось, нерешительно и печально дрожала в теплом воздухе. Флер с минуту постояла, наблюдая за его занятием, но он вдруг почувствовал ее присутствие. Подняв на нее глаза, Петр улыбнулся. Милая улыбка делала его сейчас даже красивым.

— А, мисс Гамильтон! Пришли наконец! — Встав из-за инструмента, Карев-младший протянул к ней руки и поспешил навстречу через всю комнату. На какое-то мгновение Флер показалось, что этот взбалмошный молодой человек сейчас обнимет ее и поцелует. И если бы не условности, она не имела бы ничего против этого.

— Петр Николаевич, — сказала она по-русски, припоминая все, что успела выучить, — я так счастлива снова видеть вас.

— Я тоже, даже значительно больше того, что могу выразить на вашем чудовищно холодном английском языке! — рассмеялся он. — Например, о каких чувствах к вам можно говорить, если приходится называть вас мисс Гамильтон? Как это вам удается на английском? Неужели не существует ничего промежуточного между холодным официальным и фамильярным?

— Боюсь, что нет, — ответила Флер, — хотя можете попытаться назвать меня Флер Ранульфовна.

— Да будь я проклят! Ни за что! У меня ничего не получится даже после стакана водки — смею вас заверить, сегодня я произнесу тысячу тостов в честь ваших прекрасных глаз и сделаю это еще до наступления полуночи!

— Вы говорите чепуху.

— Да, зато очаровательную. Ну, признавайтесь — вам понравилось здесь, в Шварцентурме? Или же вас заела скука? — На лице его промелькнула тень, но он продолжал с притворной легкостью: — Конечно, Роза может составить прекрасную компанию, если даст себе такой труд. Но мой братец, который явно не в своем уме, мог для вас оказаться печальным испытанием. Но ничего, теперь приехал я, и вы можете считать, что ваши обязательства перед ним исчерпаны. Теперь я освобождаю вас от его повышенного внимания, чтобы вы могли как следует развлечься сами, без него.

Его слова немного озадачили Флер, она не знала, как отнестись к ним, но Петр сам пришел ей на помощь, продолжая в том же духе:

— Ну, а как поживает милая Людмила Ивановна? Ее родители велели мне передать ей кучу посланий, но я не стану этого делать, так как в них несомненно в который раз излагаются правила хорошего тона в обществе, а они могут ее только испортить.

— Она в прекрасном расположении духа, как, вероятно, вы сами могли убедиться после приезда сюда. Вы действительно нанесли визит Полоцким? Как мило с вашей стороны!

— Конечно, ничего не скажешь, — признался он откровенно. — Я даже заезжал к ним дважды, что ровно в два раза чаще, чем я посещаю любого из своих родственников за это время. Но я люблю Полоцких, это хорошие люди, на них можно положиться. С ними всегда так легко. Все их желания, все амбиции на виду, и они ничего не скрывают. — В голосе Карева-младшего послышались резкие нотки, что заставило ее вопросительно посмотреть на него. — Они сразу же сказали мне весьма немногословно, односложной фразой, что я не тот человек, который нужен их дочери. Она наследница большого состояния, а я хотя и выходец из хорошей семьи, но младший брат.

Флер смутили эти слова, и она с сожалением его разглядывала.

— Неужели они были настолько откровенны, или вы шутите?

Петр улыбнулся. Теперь улыбка у него была более искренняя.

— Нет, но я уважаю их за это. Нужно всегда знать, где находишься, в каком состоянии пребываешь.

Флер пыталась его утешить.

— Не думаю, что она для вас пара.

Он засмеялся, сжимая ее руки.

— Боже, как вы красивы, когда говорите такие слова. Нет, я не приударял за ней с серьезными намерениями, и мое сердце не разбито. Меня столько колотили, столько мяли за время моей всеми осуждаемой карьеры, что я стал бесчувственным к ударам и толчкам, как индийский каучук. А теперь нам нужно решить, как я буду к вам обращаться. Может быть, вы позволите называть вас просто Флер, без Ранульфовна?

Она вдруг смутилась, неожиданно обнаружив, что вот уже целых пять минут Петр держит ее за руки, но было поздно жеманничать.

— Будучи близкой подругой вашей сестры, — сказала она, — что я расцениваю как большую честь, мне кажется, такое обращение будет вполне в рамках приличий.

— Отлично! В таком случае вы для меня — просто Флер! — Он отдал ей воинскую честь. — Вы, самое лучшее создание, желаю вам процветания. Tloreat flora![5]

В эту минуту его излияния перебил неожиданный приход Карева-старшего. Увидав их, он замер на месте — лицо сделалось хмурым и исказилось болезненной гримасой. Флер тут же вся вспыхнула, чувствуя легкое раздражение. Пер, выпустив ее руки, с вызовом посмотрел на брата. Между ними ощущалась колкая враждебность, которую Флер никак не могла объяснить.

— А, премного вам рады, мой просвещенный старший брат, — Петр притворно поклонился.

— А, мой ничтожный младший брат, — ответил точно таким же насмешливым поклоном Карев. — Что же привело тебя сюда при полном параде еще до звонка к обеду? Не хотел ли ты найти здесь кого-нибудь другого, кроме слуг, которым ты уже порядочно надоел?

— Должен сказать, что за тобой прежде не замечалось любви к пунктуальности. Вероятно, это благотворное влияние мисс Гамильтон сказалось на тебе.

— Мисс Гамильтон? Но вы с ней несколько секунд назад были отнюдь не столь официальны, — резко заметил Карев-старший. Флер, поглядывая то на одного, то на другого, словно болельщик на теннисном корте, была озадачена.

— Я не уверен, позволила ли она тебе называть ее по имени, — спокойно ответил Петр. — Или, может быть, ты счел абсолютно ненужным даже спросить ее об этом?

— Но такого разговора даже не возникало, — быстро среагировала Флер. — Вы же знаете, как редко упоминают имя человека, если он присутствует рядом?

— Да, в самом деле, — сказал Петр. — Но ваш такт, мадемуазель, просто поражает. Это такая редкость.

— Такая же редкость, как сибирская орхидея. Вы получили какие-нибудь известия от отца за последнее время, мисс Гамильтон? — нарочито официально поинтересовался Карев.

Тем самым он давал Петру знак переменить тему разговора, и Флер была ему, за это благодарна. Но ведь Карев знал, что она пока не получила от отца ни одного письма, поэтому его вопрос смутил ее.