Флер слышала его слова, но никак не могла их понять. Она глазами искала его лицо, чтобы убедиться в том, что он говорит правду.

— Нет, я не верю, — произнесла она. — Как может умереть Ричард? Нет, я не верю.

— Это правда, — повторил Карев. — Мне очень жаль, мой цветочек. Мне бы очень хотелось, чтобы это оказалось ошибкой. Но это правда.

Флер, конечно, ждала от него такого ответа, в душе надеясь, что, может быть, над ней так жестоко подшутили. Опустив голову, она тяжело задышала. Грудь у нее разрывалась от острой боли.

— Нет, я этому не верю, — повторила она еще раз. Но она не могла не верить Кареву. Просто она бросала ему вызов.

 21

Капитан Брук, впав в коматозное состояние, умер. Флер глубоко переживала его смерть. Она привыкла к нему гораздо больше, чем думала.

— Я ведь почти его не знала, — рыдала она, сообщив Людмиле о его кончине, когда вернулась домой. — Не понимаю, почему у меня все время льются слезы.

— Ты просто оплакиваешь всех воинов, — заметила Людмила с удивительной проницательностью. — Не только Брука, а всех этих дорогих, храбрых мужчин.

— Вот разорвалось еще одно звено, связывавшее меня с родиной. Сначала Ричард…

Людмила погладила Флер по плечу.

— По крайней мере, он умер с миром, а не так как некоторые из этих несчастных.

Людмила тоже помогала теперь раненым в лазарете. На следующий день после получения известия о гибели Ричарда она пришла к Флер и попросила ее отвести и представить Пирогову. Вначале Флер сомневалась в Людмиле. Но орудийная перестрелка возобновлялась каждое утро, и защитники города на бастионах несли ужасные потери. Ежедневно с холма спускалась процессия раненых — кто шел сам, кого несли на носилках, чтобы они попали в кровавые челюсти лазарета и в руки хирургов с окровавленными ножами и пилами. Каждый день на подвозах вывозили трупы на кладбища.

Помощь требовалась постоянно, но Флер сомневалась, что Людмила, не имея никакого опыта по уходу за больными, выдержит весь этот кошмар. Она от нее не скрывала трудностей. Но Людмила все же настояла на своем. В конце концов Флер сказала ей, что сообщила о ней Пирогову.

— Пойди, попробуй, но если не выдержишь, то уходи оттуда без лишнего шума.

И Людмила, как ни странно, с непривычной робостью ответила:

— Хорошо, Флер, обещаю, что не буду никому там мешать.

К великому своему удивлению, Флер увидела, что Милочка не только со всем успешно справлялась, но еще оказалась весьма нужным и энергичным помощником. В первый день она действительно то и дело бледнела и, как когда-то Флер, выходила из лазарета на несколько минут, чтобы взять себя в руки. Людмила спокойно выполняла свою работу, не отлынивала даже от самых неприятных просьб. Мужчины все ее быстро полюбили, она шутила с ними и даже слегка флиртовала, чем умело поднимала их боевой дух, и у нее это получалось даже лучше, чем у Флер и у монахинь. У Милочки оказался удивительно изобретательный ум, и она ухитрялась придумывать разные способы преодоления небольших постоянно возникающих проблем, с которыми все давно свыклись.

Вначале Нюшка была поражена, потом рассердилась, а под конец надулась на нее за то, что ее маленькая барышня утруждает себя такой работой, но Милочка в ответ просто отмахивалась от нее, как от назойливой мухи, а когда та ее крепко допекала, бросала ей острый упрек, отчего старуха заливалась слезами. Если Флер принималась хвалить ее за выдержку и за хитроумие, она только пожимала плечами и отказывалась принимать комплименты.

— Мужчины такие храбрые, — говорила она. — И мы для них делаем совсем немного.

Когда Милочки не было в лазарете, ее часто видели в веселой компании выздоравливающего лейтенанта Вархина и целой группы молодых офицеров из Владимирского и Тарутинского полков. Они либо прогуливались по уцелевшим скверам, либо сидели под навесом кафе, попивая чай. Ее поведение по отношению к ним нельзя было назвать флиртом, она скорее была для них сестрой, но все равно это притягивало к себе любопытные взоры и вызывало пересуды. Всем было очевидно, что далеко не все мужчины относятся к ней как к сестре. Вархин был джентльменом с головы до пят и знал, как следует вести себя в обществе молодой и красивой женщины, но другие офицеры не всегда проявляли к ней достаточно уважения.

Флер удивляло, что Карев не только не запретил Людмиле ее занятий, но даже не попытался от них отговорить. Она была уверена, что граф не одобрял поведения жены, но не останавливал ее, только бросал на нее долгие косые взгляды, да время от времени посылал ей мрачную улыбку. Флер относила это на счет изменения в их отношениях друг к другу после известия о гибели Ричарда.

С того самого утра накануне Балаклавского сражения Людмила пребывала в состоянии крайнего беспокойства и тревоги, повторяя снова и снова, что сама должна убедиться в том, что его больше нет в живых. Когда же ей рассказали историю с Жемчужиной и передали слова казака, она с невозмутимым спокойствием заявила, что все это неправда — Ричард жив.

— Нет, я этому не верю, — твердила Милочка. — Разве ты не знаешь этих людей? Они наговорят все, что угодно. Неужели тебе не известна поговорка — лжет как сивый мерин?

— Но для чего ему лгать? — спросил Карев.

— Потому что его поймали с лошадью Ричарда, вот почему. Он понял, что Флер ее опознала, поэтому ему не оставалось ничего другого, как придумать эту басню.

— Если он рассказал нам басню, то где же правда? — удивленно спросила Флер.

— Не знаю, — с раздражением ответила Милочка. — Думаю, что Жемчужина просто бегала без седока и он ее поймал.

— Но в таком случае он должен обладать недюжинным воображением, если смог придумать все эти детали, — напомнил Карев.

Людмила сузила глаза.

— Да, я знаю, тебе очень хочется, чтобы Ричард умер! Но я уверена, что он жив. Я это чувствую. — Кареву хотелось с ней поспорить, но она резко его осадила: — В любом случае, никто, кроме тебя, с этим распрекрасным казаком не говорил. А может быть, ты это сам придумал! И все звучит вполне правдоподобно! Налицо все признаки твоего дьявольского изощренного ума!

Губы у Карева побледнели. Глаза яростно сверкнули.

— Людмила! Ты не понимаешь, что говоришь! — возмутилась Флер.

Милочка бросила на нее быстрый взгляд.

— Неужели? Ладно, возможно, ты и права. Прости меня, Сережа, я не хотела тебя обидеть. Я знаю только одно — Ричард жив, и это я знаю точно, как свои пять пальцев. Поэтому не трудитесь переубеждать меня, вы, оба.

Флер посмотрела на Карева. Глаза у него потемнели.

— Ты можешь оставаться при своем мнении, никто тебе не запрещает, — произнес он. — Никто не намерен тебя переубеждать. Но все же ты могла бы пощадить чувства Флер.

Людмила огрызнулась:

— Ах, простите! Я не хотела возмущать ваше спокойствие. Но я ничего не могу с собой поделать. Просто я знаю то, что знаю.

Пятого ноября состоялось второе большое сражение. После Балаклавской битвы в адрес князя Меншикова раздавалось немало критики. Все понимали, что он не прилагает достаточно усилий, чтобы покончить с осадой города. Если в его распоряжении армия, почему он ее не использует? Особенно ему ставили в упрек то, что он не разделяет всех тягот с городскими жителями, а преспокойно живет в полной безопасности в тридцати километрах от города на Бахчисарайской дороге, куда не долетают ядра.

Недовольство защитников Севастополя, судя по всему, заставило его наконец предпринять кое-какие действия. Пятого ноября еще до рассвета армия выстроилась на высотах возле Черной речки, как раз за Инкерманским мостом, так как, по сообщениям лазутчиков, в этом районе были сосредоточены незначительные силы англичан.

Планировалось, что русские должны были атаковать союзников по отдельности, чтобы воспрепятствовать их объединению. Потом им предстояло захватить позиции неприятеля и сделать подкоп до английского лагеря, чтобы заставить их отказаться от осады.